Тринадцатая ночь
Шрифт:
– Да забудь ты, Грейнджер, – он начал резать пирог.
– Хорошо. – Она переступила с ноги на ногу, засунула руки в карманы, вытащила их и наконец скрестила на груди, сев за стол.
Завитки пара поднимались над куском яблочного пирога, который он поставил перед ней. Рот у Гермионы наполнился слюной.
– Спорю, с мороженым будет просто непередаваемо, – сказала она.
– Ну, у меня его нет.
– И так хорошо. У меня все равно зубы болят от резкого перепада температур.
– А твои родители-дантисты ничего
– Я никогда их не просила, – сказала она.
– У тебя оба родителя специализируются на лечении зубов, и ты никогда не подумала попросить их вылечить твои? – с иронией спросил он.
– Это довольно напряжно, когда твои родители – дантисты. Я при них и конфетку стеснялась съесть. Ты бы видел, как разочарованно они выглядели, когда поняли, что у меня будет неправильный прикус. Как будто я их подвела. Так что я решила, что небольшая чувствительность зубов того не стоит. – Она отломила кусочек пирога вилкой и съела. – Очень-очень вкусно.
– Ты на полном серьезе говоришь мне, что родители были разочарованы тобой из-за зубов?
– В смысле, они не то что отреклись от меня из-за этого, но… а чего ты так на меня смотришь?
– У тебя красивые зубы, – сказал он, отпивая чай.
– Полагаю, тут я должна тебя поблагодарить. Твой Дантисимус просто чудо сотворил с моей улыбкой.
– Я метил в Поттера.
– Ну, теперь-то мне намного легче!
Он пожал плечами.
– А что твои родители сказали про творчество Мадам Помфри?
– Они никогда не хотели, чтобы я использовала магию для исправления зубов. Считали, что старые добрые брекеты справятся лучше.
– Как интересно.
– А то, – ответила она.
– Ты же не поверила, что я нахожу это интересным?
– Драко, мои родители маггловские зубные врачи. Как вообще ты можешь находить это интересным?
– Не делай обо мне поспешных выводов, Грейнджер, – он посмотрел на нее тяжелым взглядом. Она сосредоточилась на своей тарелке и размазала последний кусочек пирога по ней.
– Прости, – пробормотала Гермиона.
– Ты знаешь, как умер мой отец? – спросил он, голос еще был резковатым.
– Да.
– Я не спрашиваю тебя, что именно вызвало его смерть.
– Тогда о чем ты спрашиваешь?
Резкость из его голоса передалась и ей.
– Я спрашиваю, знаешь ли ты, о чем мой отец думал, когда умирал.
– Конечно, не знаю.
– Он был во мне разочарован, Грейнджер.
– Ты этого не знаешь.
– Знаю.
– Да как такое можно знать? Ты даже рядом не был, когда он умер.
– Он должен был быть во мне разочарован. Я подвел его во всем.
– Драко… то, что он, наверное, заставлял тебя делать…
– Это не важно, – он завозил своей чайной ложкой по столу.
– Уверена, что еще как важно, – она в ответ завозила своей.
– Не для него.
– А как насчет
Он снова взял со стола чайную ложку и гневно стал помешивать чай.
– Это совсем другое… – начал было он, но потом закрыл рот, глядя, как ложка крутится по кружке. – Бруствер сказал, что собрал комитет, который пересматривает наложение заклинания на всех остальных. Ну, или разбирает горы бумажной волокиты и подобной кучи мусора, – он остановил ложку и отпил немного чая. – Она все еще счастлива? – голос смягчился. – В Штатах?
– Да, – сказала она, положив вилку на тарелку. – Гарри показывает мне папку каждую пятницу. Она в будущем месяце устраивает огромную вечеринку для детей какого-то известного гольфиста.
– Она… с кем-нибудь встречается?
– Не думаю, что есть что-то серьезное. Но… одинокой она не кажется. Хочешь посмотреть папку? Думаю, я смогу ее для тебя скопировать.
– Нет.
– Уверен?
– Так проще.
– Хорошо.
– Но ты скажешь мне, если…
– Обещаю.
Выражение его глаз в эту секунду заставило ее захотеть взять его за руку, совсем как раньше, накрыть его ладонь своей, погладить костяшки его пальцев… Вместо этого она сказала, что чай очень вкусный.
– Это она меня научила, – ответил он. – Она всегда сама его делала, вместо того, чтобы наколдовать или попросить домашних эльфов принести его.
В любом другом случае упоминание домашних эльфов из дома Малфоев исторгло бы из Гермионы длинную тираду о благосостоянии магических существ, но в данной ситуации она сочла это неуместным.
– Где она этому научилась? – спросила она. А лучше бы промолчала.
– Понятия не имею, – он отглотнул еще чая. – Вряд ли у тети Беллы.
Гермиона буквально одеревенела от этого имени. Она открыла рот, но закрыла его до того, как успела что-нибудь сказать.
– Если сожмешь пальцы вокруг чашки еще сильнее, она треснет.
– Наверное, – ответила она сквозь зубы.
– Вот поэтому у нас ничего не получится, Грейнджер.
Она ослабила хватку и попыталась, чтобы голос не выдал ее беспокойства.
– Ты это о чем?
– Почему ты так загрустила после пьесы? И утром, после того, как мы переспали?
– Потому что знала, что долго это продолжаться не может. Так или иначе, это должно было кончиться.
– Ты все еще так думаешь?
Она закусила одну щеку, думая, как бы лучше ответить. А, черт с ним, решила она. Можно и правду резануть.
– Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
– А как же твои гребаные друзья? Твоя семья?
Она не ответила. Но, очевидно, ее молчание стало самым красноречивым ответом.
– Ты полная дура, – резко сказал он голосом, полным презрения.
– Может и так.
Он что-то пробормотал под нос.
– Что?
– Ничего, – вздохнул он. – Послушай, мне нужно кое-что спросить у тебя.