Тринадцатое дитя
Шрифт:
– Семья, – эхом повторил он и протянул мне руку.
Я взяла его за руку, и, когда его длинные пальцы сомкнулись вокруг моей детской ладони, это напомнило церемонное рукопожатие, будто мы заключали договор. Я порывисто прильнула к нему и стиснула в отчаянных объятиях. Я больше не плакала. Не искала утешения для себя. Мне хотелось, чтобы он почувствовал, как сильно я в нем нуждаюсь, в странном крестном отце, которому меня обещали с рождения. Мне хотелось, чтобы он нуждался во мне не меньше, чем я в нем.
Он обнял меня, и у меня зашумело в ушах от внезапно поднявшегося ветра. Вокруг
Крестный первым разомкнул объятия, отступил назад и дал мне возможность обрести равновесие. У меня заложило уши, и на секунду показалось, что все вокруг изменилось. Мой дом не такой, каким был. Комната слишком большая. Мебель не на своих местах.
Я моргнула и протерла глаза, уверенная, что ветер нанес в них песка. Сейчас я вычищу песок, и все станет как прежде. Но этого не произошло. Я изумленно огляделась по сторонам. Дело было не в том, что мебель стояла не на своих местах… Это оказалась другая мебель. В другой комнате.
– Где… где мы? – спросила я, повернувшись к Меррику.
Он улыбнулся:
– Мы дома.
Глава 13
Я ПОДБЕЖАЛА К ОКНУ и издала удивленный возглас. Созданный Мерриком цветущий сад с фантастическими деревьями исчез. На его месте стояли другие деревья: бук и ольха, кипарис и тис. После года, проведенного в Междуместье, их обыденность почти поразила меня.
Я еще раз оглядела комнату и с удивлением обнаружила двери, ведущие в другие помещения. Этот дом был гораздо больше прежнего, с высокими стропилами и мощными потолочными балками. Я уже представляла, как развешу на них пучки трав и цветов для сушки. Здесь было просторно. Много солнца и воздуха. Сквозь открытые окна лился солнечный свет. Тюлевые занавески колыхались под легким весенним ветерком. Я сделала глубокий вдох. В воздухе витал аромат свежевскопанной земли, распустившихся цветов и пьянящей смеси зеленых растений. В Междуместье не было подобных запахов, там вообще их не было. Мои органы чувств напряглись, переполненные изобилием впечатлений. Казалось, в моей крови вспыхивает фейерверк.
– Тебе нравится? – спросил Меррик, сцепив пальцы в замок.
Было заметно, что он волнуется. Переживает, что неправильно все понял и мне не понравился дом. Что мне здесь неприятно находиться, а значит, если брать шире, неприятен и он сам.
Я прошла в соседнюю комнату. По одной стене тянулся ряд окон с ромбовидными стеклами в металлических переплетах. Противоположная стена была заставлена книгами. Пробежавшись пальцами по корешкам, я заметила множество новых названий среди знакомых. История и естествознание, география и искусство, романы и поэзия.
– Хейзел… – Меррик вошел в комнату следом за мной.
Я заметила, что он соблюдает дистанцию между нами.
Следующей оказалась кухня. Белые шкафы и буфеты, расписанные крошечными голубыми цветами. Медные кастрюли и сковородки, большой холодильный ларь и чугунная печь в углу. Длинный стол, табуреты. Травы в горшках на подоконнике. Тарелки и чашки, которых хватило бы для застолья на шестерых.
Я заглянула в каждую дверь. Зашла в прихожую и кладовую, в уютную гостиную и ванную комнату, обустроенную в самом доме, – такую красивую, что у меня перехватило дыхание. Наконец я вошла в спальню. Казалось, она тонет в зелени. Из огромных окон, занимавших три стены, открывался изумительный вид на лес и луга с колышущимися под ветром
Я обернулась. Меррик стоял на пороге пригнувшись, чтобы не задевать головой низкую притолоку.
– Ты создал все это для меня? – прошептала я, пораженная.
Он кивнул, и я бросилась его обнимать, позабыв о прежней вспышке ярости. Он действительно знал, что мне может понравиться. Он создал для меня восхитительный дом и прекрасные вещи, роскошные, но при этом практичные. Он продумал все до мельчайших деталей и не упустил ничего.
Мое сердце наполнилось радостью и благодарностью. Значит, я ему небезразлична, рассуждала я. Никто не стал бы так стараться ради подопечной, которую он терпит лишь из-за принятых на себя обязательств. Да, он не пришел за мной сразу, а после оставил одну на целый год, но он сделал мне невероятный подарок. Он хотел, чтобы мне было здесь хорошо. Если это не доказательство привязанности и любви, то что тогда?
– Ты останешься тут, со мной? – спросила я, увлекая его за собой в сторону кухни. Мое сердце наполнилось отчаянной надеждой. – На этот раз в доме больше посуды.
Меррик посмотрел на полку. Мне показалось, он пересчитывал тарелки и чашки, словно не веря моим словам.
– Да. Я буду бывать здесь часто.
Внутри у меня что-то оборвалось.
– Но не каждый день?
Он покачал головой. Кажется, с искренним сожалением.
– Твоя работа, – догадалась я.
– И твоя, – заметил он, уклонившись от моего слабого тычка в бок. – Теперь, когда ты завершила учебу, то готова принять мой следующий подарок.
– Ты и так дал мне столько всего!
Меррик расплылся в улыбке:
– Да, Хейзел. Но этот подарок важнее прочих.
А затем, уже во второй раз, Меррик рассказал историю моего дня рождения. В тот солнечный весенний день он рассказал ее до конца.
Когда он закончил, я села в мягкое кресло в новой гостиной, уставилась на лес за окном и стала обдумывать то, что услышала.
– Значит, я смогу вылечить все, что угодно? – уточнила я, снова чувствуя себя попугаем, повторяющим его слова. Но мне нужна была полная ясность.
Я увидела, как он кивнул.
– Все, что поддается лечению.
– Просто вот так… – Я подняла руку, изображая, что прикасаюсь к чьему-то лицу.
Меррик снова кивнул. У меня в голове закружились десятки вопросов, требующих ответа.
– Тогда зачем ты заставил меня прочитать те книги? Зачем мне учиться, если у меня такой… дар?
Это было неверное слово, не совсем верное. Меррик долго молчал, размышляя над моим вопросом.
– Помнишь наш разговор о волшебстве и силе?
Я кивнула, вспомнив тот день в Междуместье ровно год назад.
– Способы исцеления… твое умение их разглядеть… это волшебство. Они уже есть в этом мире и только ждут, чтобы их обнаружили. Мой дар тебе – умение видеть – не что иное, как ловкость рук. Способность раздвинуть завесу и взять то, что уже существует. Сила, настоящая сила, заключается в том, чтобы иметь понятие, как ее применить. Что толку знать, что кому-то необходимо наложить швы, если ты не умеешь зашивать раны? Понимание, что перелом надо вправить, и умение вправить его – это разные вещи. Если ты видишь, что нужно определенное снадобье, но не сможешь его приготовить, больной умрет. Я дал тебе время, чтобы получить знания, накопить силу. Мой дар добавит тебе уверенности, что ты все делаешь правильно.