Тринадцатый двор

Дьяченко Алексей Иванович

— Он другой, — повторил Лев Львович и направился к бане, от которой, провожая Бахусова, отошёл метров на двадцать.

У бани на лавочке сидел Олег Шептунков, молодой человек тридцати лет, со своей неизменной спутницей, старой макакой Басей. Несмотря на ясное солнечное утро, ни Олег, ни Бася как следует, ещё не проснулись.

Шептунков в детстве переболел менингитом, работал официантом в ресторане «Корабль». Последние два года, купив старую макаку, подрабатывал ещё и фотографом.

На той самой горе, на которую по крутой изломанной лестнице поднимался Борис, окружённое

ивами, находилось искусственное озеро, вырытое ещё при Нарышкиных. Вокруг озера в выходные дни катали детей на ослике и там же фотографировались с макакой на руках. Разумеется, всё это делалось за деньги. Когда у озера не было детей, Шептунков спускался к реке, ходил вдоль по набережной и выкрикивал: «Обезьянка Бася пришла! Кто забыл сфотографироваться?». Лето, как правило, он проводил с обезьяной в Судаке, там заработки были повыше. Но в этом году, по причине недомогания, остался в Москве.

На лавке у бани Олег сидел очень грустный, а сидящая с ним рядом Бася, наряженная в матроску, положила не его ногу свою лапку и смотрела на хозяина ободряюще. Взгляд обезьянки, и весь её вид как бы говорили: «Не переживай, всё будет хорошо! Прорвёмся!».

Лев Львович парился в бане не один, а с польской красавицей Вандой. И Шептунков был вызван для того, чтобы запечатлеть её нагие прелести Ласкину на добрую память.

Лев Львович жестом пригласил Шептункова с Басей в предбанник. На присутствие Баси настоял особо.

Через минуту раздался истошный женский крик, Ванда громко ругалась по-польски. Из приоткрытой двери предбанника выскочила обезьянка в матроске и, сломя голову, побежала прятаться в ближайшие заросли кустарника.

Следом за нею, ругаясь по-русски, выбежал её хозяин. Через какое-то время, не торопясь, в дверях показался Ласкин.

— Олежек, не убегай, иди сюда, — добродушно, но вместе с тем повелительно обратился Лев Львович к Шептункову. — Твоя макака успокоится и вернётся.

Хозяин обезьянки с видимым нежеланием исполнил приказ Ласкина.

В предбаннике за столом, уставленном изысканными напитками и яствами, сидела Ванда, укутанная в простынку и рассматривала следы от обезьяньих зубов, оставленные на её руке. Рядом с Улановской стоял Лев Львович и, морща лоб в гримасе сострадания, не знал, что предпринять.

— Постой, — вспомнил Ласкин, обращаясь к Шептункову. — Ты, кажется, был укушен собакой в прошлом году? Расскажи нам про бешенство.

— Да. Был укушен, — с готовностью подтвердил Олег, — и само собой, стал после это всё изучать о вирусе бешенства.

— Погоди. Скажи нам с официантской прямотой, с которой объявляешь счёт клиентам, может Ванда заразиться бешенством от укуса твоей Баси?

— Не то что от Баси… Вплоть до того, что тебя, то есть Вас, то есть, её клюнет бешеный воробей или бешеный голубь.

— Бешеный голубь? — усмехнулся Лев Львович. — Это хлёстко, по-официантски.

— Любые теплокровные переносят бешенство.

Ванда вытаращила глаза и открыла рот, готовая завыть, но Ласкин её опередил, пригрозив:

— Не вздумай закатывать истерики. У нас и так каждая минута на счету. Завоешь, не сможем тебя спасти. — И спокойно, обстоятельно спросил, обращаясь

к фотографу. — То есть? Твои действия, Олежек, после того, как тебя укусила собака?

— Я ломанулся в нашу поликлинику, — стал рассказывать Шептунков. — Но дело в том, что я бежал по лесочку и всем показывал разодранную руку.

— И тебе давали деловые советы?

— Да. Встретил мужика с собакой. Раннее утро, семь часов. Он сказал, что в поликлиниках с укусами не принимают, надо бежать в травмпункт. Я спросил, где травмпункт, он мне объяснил. Ближайший при нашей больнице. И, естественно, я из леска бегом добежал до травмпункта. Я не ждал автобуса, я бежал…

— Быстрее лани и орла?

— Быстрее любого автобуса. И, пока я бежал, у меня с руки текла кровь. Я её не останавливал, чтобы собачья слюна ушла вместе в кровью. У меня в руке от собачьих зубов было три отверстия, три дырки.

— Всего три?

— Да, но глубокие-преглубокие.

— Ну и что? В травмпункте уже были люди?

— Никого не было.

— В смысле? Травмпункты, насколько я знаю, работают круглосуточно, и в них всегда дежурный врач.

— Да. Я как стал в дверь колотить, вышел заспанный мужик в белом халате. Спросил: «В чём дело?». Говорю: «Собака укусила». — «И что вы хотите?» — «Как что? Хочу укол от бешенства».

— А он тебе: «Станете колоть уколы от бешенства, не сможете полгода пить водку».

— Год, — поправил Шептунков.

— «Год не сможете пить водку. Лично я ни дня без спирта не могу прожить», — дурачился Лев Львович. — Ты говоришь: «Плевать, колите укол» — «Подождите. Надо сыворотку привезти».

— Не-не-не-не.

— У них всё это есть в наличии?

— Конечно.

— Значит, была сыворотка?

— Была и бесплатная.

— Бесплатная? О чём врач не забыл предуведомить, надеясь на финансовое вспоможение.

— Я и не понял. Я об этом не думал, мне всё бесплатно делалось. Я никому ничего не давал.

— Как сыворотка выглядит?

— Да никак. Берется простой шприц…

— Каких размеров?

— Обыкновенный. Самый стандартный шприц.

— Кубик? Два? Цвет жёлтый?

— Она открывает ампулу… Ну, всё, как обычно.

— Ах, даже в ампулах? Сыворотка собачья? От бешенства?

— Ну, конечно. Да, да, да.

— Почему она открывает? К тому времени, значит, и медсестра проснулась? Дверь открыл похотливый врач, а распутная медсестра в это время одевалась?

— Ну, очевидно, — осторожно посмотрев на Ванду, подтвердил официант. — И он её послал, чтобы она мне…

— Сделала укол от бешенства?

— Нет. Укол от столбняка. И первое, что меня спросили: «Есть ли медицинский полис?».

— Ну, это вопрос второстепенный. Не имел бы, взяли б деньги и сделали. Куда кололи? В попу?

— В живот. И от столбняка — в живот.

— От алкоголизма тоже в живот делают, — со знанием дела сказал Лев Львович. — Ну, ну? Что дальше?

— Травмпункт формально работает до семи часов вечера. После семи только экстренные вещи. То есть мне назначили уколы на семнадцать часов. А до пяти в ресторане обеды, — не публика, а шваль. Хорошие клиенты только после семи приходят.