Триумф поражения
Шрифт:
— Костров сделал всё, чтобы скрыть ошибку дочери. Но не смог удержать Татьяну в семье. И запугал основательно.
— Ты дашь ему знать, что теперь для тебя это не секрет? — спрашиваю я, закрепляя умение называть его на "ты".
Глаза Холодильника вспыхивают удовольствием:
— Нет. Это опасно для Татьяны. Тем более мне это и не нужно. Мне надо помочь Татьяне уберечь другой секрет.
— Другой? — не понимаю я. — Какой другой?
Холодильник подходит ко мне и нежно берет мое лицо в свои ладони:
— Помни, что это не твоя
— А девочка? — пораженно выдыхаю я.
— Девочка от второго мужа, — ловит мое дыхание Холодильник. — И я не знаю, в курсе ли он информации о первом. Да это и не важно. Это касается только Татьяны и Михаила. Разберутся сами, если до этого дойдет. Просто Костров-старший точно не знает, что это его внук. Иначе…
— Иначе давно бы забрал? — понимаю я, и мне горько от этого понимания. — Но как такое возможно? Она же мать!
— А он влиятельный и очень богатый человек, — глядя на меня пронзительно и чувственно, шепчет Холодильник. — И если он использует все свои ресурсы — Татьяне не справиться.
— Почему мне кажется, что ты говоришь не о нем, а о нас? — шепчу я в ответ, поняв, что жду, когда же эти губы прикоснутся к моим.
— Да… Я был близок к тому, чтобы подключить все свои ресурсы, но вовремя понял, что я так не хочу, мне так не надо… — его губы не касаются моих, замерев в нескольких миллиметрах.
— А как надо? — глупо спрашиваю я, провоцируя его на ответ, которого страшусь.
— Надо так, как хочу, — отвечает он, прежде чем начинает меня целовать. — Я дождусь, чтобы ты пришла ко мне сама.
* Стихотворение Ольги Андроновой
Глава 39. Сорока-ворона
Любовь искали и не находили,
Любовь теряли и не берегли
"Любви не существует", -
Люди говорили…
А сами… умирали без любви…
приписывается Жюли Вёрс
Нежно глажу ткань форменного коричневого платья. Полчаса назад мы с Холодильником вернулись в агентство, и я отправилась к себе, чтобы переодеться. Наступила очередь этого платья. Ленка еще неделю назад притащила мне совершенно волшебный, потрясающе красивый, вывязанный крючком белоснежный воротник. Тонкий, я бы даже сказала, деликатный его узор похож на морозный и украшен жемчужными капельками.
В этом платье я удивительно похожа на свою маму с ее школьной фотографии: юная девушка, старшеклассница, стоит на крыльце школы в коротеньком коричневом платьице с кружевным воротничком.
После странного поцелуя, делающего ватными ноги и руки, мы с Холодильником молча уходим в машину и отправляемся на работу.
— Ты едешь со мной до крыльца! — не терпящим возражение тоном заявляет Холодильник. — Выходить за квартал до агентства я тебе не позволю!
Молча киваю. Я решилась на официальные отношения, и теперь глупо что-то скрывать и от работников нашего агентства, и
Переодевшись, отправляюсь в свой кабинет и сажусь за проект для Тарасовых. Галина Ивановна и Степан Ильич заказали нам литературно-художественный вечер для своей дочери Ирины, художника-оформителя. Последняя книга, которую она оформляла, получила Гран-при на международном конкурсе. В моей голове уже несколько дней бродят интересные идеи. Работаю не поднимая головы, пока мне не звонит Холодильник.
— Время обедать, Нина, — напоминает он. — Куда бы ты хотела пойти? Я до сих пор не знаю, какую кухню ты любишь.
Какую кухню? Да что ты про меня вообще знаешь? Но я не произношу этого вслух, а спрашиваю:
— Может, перекусим в нашем кафе? Павел Денисович приготовит любое блюдо.
— Мне хотелось бы, чтобы это было не на работе, — мягко, но категорично говорит Холодильник. — Так какая кухня?
— Пожалуй, монгольская, — вредничаю я. Меня бы вполне устроил обед от Павла Денисовича.
— Монгольская? — со смешком переспрашивает Холодильник, разумеется, быстро догадавшись, что я делаю это специально. — Выполнение ваших желаний — моя основная обязанность. Через пятнадцать минут прошу быть в машине.
Продолжаю вредничать, поэтому работаю ровно пятнадцать минут и не иду переодеваться. На пятнадцатой минуте раздается стук в дверь. Евгений. Беру сумочку и иду за ним к автомобилю.
За рулем Евгений, поэтому меня ждет очередное испытание: поездка на заднем сидении рядом с Холодильником. Если его и удивляет то, что я не переоделась, то он этого не показывает. Как только мы отъезжаем от агентства, Холодильник забирает в свои ладони мою левую руку и удерживает, заставляя меня и побледнеть, и покраснеть. Более того, через некоторое время он начинает поглаживать мою раскрытую ладонь указательным пальцем.
— Мы играем в "сороку-ворону"? — нервничаю я, неловко улыбаясь.
— Ты знаешь, — оживляется Холодильник, продолжая поглаживать мою чувствительную кожу. — В детстве меня крайне раздражала эта игра. Тебе не кажется, что мать-сорока должна быть наказана за использование детского труда и лишена родительских прав за жестокое обращение с сыновьями? Ты же помнишь, кого она оставила без еды?
Не удержавшись от смеха, фыркаю:
— Самого младшего. Мал, недорос, воды не принес…
— Это ужасная игра! — констатирует Холодильник, но не перестает в нее играть.
— Возможно, она приучала детей к самостоятельности и обучала помощи по дому? — насмешливо предполагаю я. — Не случайно же мать зовут не только сорокой, но и вороной.
— Не убедила! — Холодильник сжимает мою ладонь в кулак, но не отпускает. Так и едем, держась за руки, как подростки на первом свидании. Это тревожно и трогательно одновременно.
— Вообще-то это не просто игра, — рассказываю я, чтобы сбить себя с неверного настроя. — А игра-потешка. Обучающая. Со времен наших предков, славян-язычников, солнцепоклонников.