Триумф поражения
Шрифт:
— Вы меня пугаете, — честно говорю я. — Очень. Но я не изменю решение.
— И что же вы решили? — Обогреватель берет мои руки и прижимает ладонями к своим щекам. Со стороны, уверена, кажется, что влюбленная женщина обнимает любимого мужчину.
— Я не буду вашей любовницей. Я не полечу в Париж. Я не уволюсь. Я не дам вам закрыть или продать агентство, — произношу я, как мантру.
— А так? — мягко спрашивает он, опустив мои руки вдоль тела, крепко обняв и накрывая мои губы своими губами.
Поцелуй похож на
— Вы дрожите, как новорожденный котенок, — горячечно шепчет Обогреватель, захватывая губами мою нижнюю губу.
Последнее слово бьет меня разрядом тока высокого напряжения. Котенок! Я сжимаю зубы, захватывая в плен его нижнюю губу.
Обогреватель вскрикивает о боли и с силой отрывает меня от себя.
— Господи! Больно!
— Вы мне противны! Вы сами! Ваши мерзкие поцелуи! Вы непорядочный человек. Порядочность не купить на ваши миллионы и не получить в подарок от судьбы. Меня трясет от отвращения к вам! — кричу я, отскочив от разгневанного и ничего не понимающего Обогревателя.
На моих глазах за несколько секунд Обогреватель снова превращается в Холодильника. Холодный, мрачный, злой. Я вижу небольшую ранку на его нижней губе и выступившую капельку крови, которую Александр Юрьевич медленно вытирает тыльной стороной ладони, размазав кровь по подбородку.
— Прошу прощения. Ошибочно принял отвращение за другой глубокое чувство, — презрительно говорит Холодильник.
Я отворачиваюсь от него и с достоинством и прямой спиной ухожу на лестницу.
Утро воскресенья начинается с назойливого телефонного звонка.
— Нина! Доброе утро! — спокойный вежливый голос Павлы Борисовны воспринимается мною как наказание за грехи. Боже мой! Только девять утра! Сегодня же воскресенье!
— Утро не может быть добрым, — охрипшим голосом говорю я. У меня по-настоящему болит горло.
Павла Борисовна смеется и продолжает:
— Нина! Александр Юрьевич просит вас в одиннадцать часов быть в агентстве. У вас заказ. Он говорит, что заказчик просит именно вас.
— Он разве не в Париж сейчас летит? — удивляюсь я.
— Он едет сюда с заказчиком, — вздыхает Павла Борисовна. — Почему он не полетел, я не знаю и не мое это дело.
Кто б сомневался! За произошедшее вчера теперь буду расплачиваться именно я и не по-детски.
Как вспомню "котенка", так дрожь отвращения снова прокатывается по телу. Еще вспоминаю, как в детстве обижалась на папу, когда он шутил, отвечая на мой вопрос, с чем пирожки, испеченные мамой.
— С котятами! — хохотал отец, чрезвычайно довольный шуткой, которая своей жестокостью доводила маленькую Нину до настоящих слез.
Мысленно пожелав Холодильнику на завтрак пирожки с котятами, ползу в ванную.
Сегодня я выбрала платье-мундир песочного цвета. Отразившись в зеркальной двери шкафа в
Ровно в одиннадцать стучу в дверь кабинета Хозяина. Меня встречает счастливая Светлана Кирилловна в чудесном сливочно-кремовом брючном костюме и суровый Холодильник с мертвым, пустым взглядом.
— Нина Сергеевна! Помните, мы с вами и Дмитрием Георгиевичем договаривались, что я закажу в вашем агентстве детский праздник для племянницы? — буквально бросается мне навстречу Светлана.
— Здравствуйте! — улыбаюсь я. Чёрт! Горло болит всё сильнее, даже слюну трудно сглатывать. — Конечно, я помню.
— Ой! Здравствуйте, Нина! Извините, — смущается Светлана. — Саша… Александр Юрьевич сказал, что договариваться надо напрямую с вами.
— У вас есть какие-то идеи? — спрашиваю я, подчинившись приглашающему жесту Холодильника и сев за стол. — Сроки?
— У Машки день рождения через две недели после праздника Восьмое марта, — сообщает Светлана.
— Хотелось бы поговорить с ее родителями или с вами, чтобы понимать, что нравится и не нравится девочке, — осторожно говорю я, боясь попасть впросак, как тогда с женой Кирилла Ивановича. — И с девочкой обязательно надо познакомиться. Это тоже важно. Мы должны понимать, кому мы делаем праздник.
— Машка здесь! — голубые глаза Светланы с восторгом смотрят на жениха. — Она с дедом, моим папой, внизу, возле этой замечательной доброй старушки. Они скоро поднимутся.
Звук остановившегося лифта слышен и в кабинете. В раскрытую Николаем дверь заходит Кирилл Иванович с огромным букетом белых роз. Штук тридцать, не меньше. Рядом с ним маленькая девочка трех-четырех лет в милом голубом пальтишке, шляпке и высоких шнурованных ботиночках. Нежно-голубые глаза девочки Маши очень напоминают глаза ее тети, Светланы Кирилловны.
— Нина Сергеевна! Это наше извинение за то, что беспокоим вас в воскресенье! — Кирилл Иванович протягивает мне роскошный букет.
— Что вы! — отказываюсь я. — Это лишнее. Работа есть работа. Я понимаю, что профиль у нашего агентства необычный и привыкла работать в выходные.
— Я настаиваю! — действительно настаивает будущий тесть Холодильника.
Сам же Холодильник больше похож на свежемороженую рыбу. Вроде и выглядит неплохо, но надо посмотреть еще цвет жабр, чтобы убедиться, что он свежий.
— Шаша! — радостно визжит маленькая Маша и, распахнув ручонки, несется навстречу Холодильнику.
Выражение лица его мгновенно меняется: он широко улыбается той самой мальчишеской улыбкой, которая выворачивает мою душу наизнанку. Как такая улыбка может принадлежать такому отъявленному негодяю? Обманщику невест, соблазнителю арт-директоров и любителю пирожков с котятами?