Триумф поражения
Шрифт:
— Я не знаю! — пожимает плечами Павла Борисовна.
— А мы только на прошлой неделе отслеживали по карте, где они проплыли, — вспоминаю я.
— Да. США. Мексика. Гватемала. Сальвадор. Эквадор. Перу. Чили. Аргентина. Фолклендские острова. Уругвай. Бразилия. Сенегал. Гамбия. Кот-д/Ивуар… — наизусть вспоминает Костик. — Им же еще полгода плыть!
— Что-то случилось? — пугается Римма Викторовна. — Юрий Александрович заболел?
— Или, может, его Кристиночка? — подхватывает Димка.
— Друзья! Сама в недоумении! — Павла Борисовна
— С одной стороны, — начинаю я размышлять, — это хорошо. С другой — тревожно как-то…
— Остается только ждать, — вздыхает Павла Борисовна. — Послезавтра Юрий Александрович будет в агентстве.
Два дня проходят в суетной лихорадке ожидания. Павел Денисович по просьбе Павлы Борисовны готовит фуршетный стол. Я слоняюсь по агентству и гоняю в голове вопросы, на которые у меня нет ответов.
Что не так с Татьяной? Кому она должна деньги? За что? Где ее муж, отец двух детей? Почему она бросила Машу? И, главное, почему мне нельзя лезть в эту историю? Вру. Главный вопрос не этот. Что будет через четырнадцать, нет, уже через тринадцать дней? И что мне делать с тревожной мыслью о том, что Холодильник заболел? По крайней мере, выглядит он так, словно полтора месяца до этого пролежал в больнице.
— Или пил не по-детски! — подсказывает еще одну версию Димка, когда мы нашей компанией сидим вечером в "Уховертке". — С горя, что ты его отвергла!
— Не смешно! — ругаюсь я.
— Почему? — фыркает на меня Ленка. — Я с Димкой согласна. Мой Витька при малейшей проблеме пил, как сволочь последняя.
— Не похоже, — поддерживает меня Костик. — Не такая фигура, чтобы сорок пять дней бухать. Два-три — еще куда ни шло… Я искал инфу про его отсутствие. Нарыл только три недели в Лондоне, причем без Светланы. Неделю в Берлине и Бонне, тоже в одиночку. Остальное время покрыто завесой тайны. Никаких следов.
— Бедненький! — всплескивает руками сердобольная Ленка. — Улетел из страны, чтобы слово сдержать! Представляешь, как ему трудно?! А ты бесчувственная… кукла!
Удивленно смотрю на разгорячившуюся подругу. Откуда такая симпатия к Холодильнику?
— Он тебе за пиар приплачивает? — шучу я грустно.
— Нет! — гордо говорит Ленка и, хихикая, добавляет. — Хотя мог бы. Надо ему намекнуть.
— А что будет, когда данный тебе срок кончится? — спрашивает Димка, отправляя в рот ролл.
— Не знаю, — пожимаю я плечами, уныло разрывая на тарелке греческий салат.
— Мне кажется, что он сделает тебе предложение! Вот увидишь! — горячится Ленка, наматывая на вилку спагетти. — И тебе будет стыдно за свои подозрения!
— Какое предложение? — кручу вилкой у своего виска. — С какого перепугу? Такие люди так не женятся.
— А если сделает всё-таки? — интересуется Димка, поливая следующий ролл соевым соусом. — Что ответишь?
— Ребята! Опомнитесь! Я замуж хочу по
Друзья молча смотрят на меня и не пытаются возражать.
— Будем надеяться, что Александр Юрьевич из тех, кто не мстит женщинам, — выражает мою тайную мысль Костик.
— Вот увидите! — Ленка показывает нам язык. — Это любовь. Внезапная. Сильная. Крышесносная. И он не знал сначала, что с ней делать. А теперь знает и не отступится.
— Вот это и пугает! — сознаюсь я друзьям.
— По твою душу! — смеется надо мной Костик, показывая на вошедшего в бар Матвея.
— А этот тебе нравится? — пытает меня Ленка, пока Матвей, высмотрев наш столик, двигается к нам.
— Нравится, — киваю я подруге. — Но сердце не ёкает. И я не влюблена.
— Печально это слышать, — сетует Матвей, услышавший мои последние слова. — Просто нож в сердце, милая!
— Как вы нашли меня здесь? — подозрительно спрашиваю я.
— Ну… выбор у меня был небольшой, — подсаживаясь к нам за стол, рассказывает Матвей. — Агентство, дом, бар.
— Я могла уехать к родителям, — ворчу я на Дежурного.
— Могла, — миролюбиво соглашается он. — К ним бы я, конечно, не поехал. Нина, у меня есть билеты на премьеру в мюзик-холл. Завтра вечером. Не хотите сходить?
— Не хочу! — традиционно отвечаю я.
— Я хочу! — вмешивается в наш разговор Ленка. — Меня поведете?
Матвей с интересом смотрит на нее, потом говорит:
— Легко! Но только вместе с Ниной!
Ленка больно пихает меня в бок локтем.
— Хорошо! — угрюмо соглашаюсь я. — Но только ради Ленки.
В полдень следующего дня в холле агентства многолюдно. Мы ждем приезда Юрия Александровича. В баре накрыты фуршетные чайно-кофейные столы. Холодильник в черном костюме, белой рубашке и лиловом галстуке стоит с Прохором Васильевичем возле лифта на центральной лестнице и не обращает на меня никакого внимания.
Сегодня я тщательно подбирала одежду: на мне приталенное серо-голубое платье до колен и черное болеро без пуговиц. На нем изысканно смотрится прабабушкина серебряная брошь с бирюзой. Это булавка, к которой прикреплена виноградная гроздь и тончайшие серебряные листья. Только на накладку серо-голубых теней я потратила полчаса. Волосы забрала в низкий хвост.
— У тебя глаза сегодня какие-то генриеттовские, — шепчет мне Димка, лично знающий родительскую кошку Генриетту. — Аж мурашки по коже! Меня айтишники Костиковы спрашивали, не линзы ли у тебя. Глаза, не поймешь какие, зеленые или голубые…