Троецарствие
Шрифт:
— Тогда к царю Дмитрию уходи, — подначил князя Котырёв. Он честь боярскую блюдёт.
— Да какой он царь?! — уже всерьёз разозлился князь. — Годуновы хоть и худородного, но боярского роду будут. А тут жидовская отрыжка царскую шапку на себя напялить норовит! Дмитрия Гришка Валуев пристрелил да и тот самозванцем был. Нам ли не знать? И что же, мне, князю Трубецкому, перед каким то шишом голову склонить? Опять же донец Заруцкий не лучше черкаса Подопригоры будет. А боярску шапку на него вор одел. Вот и выходит, Иван Фёдорович, — подытожил свою речь Трубецкой, — что и
— Слух дошёл, предлагали уже, — скривил губы в улыбке Котырёв. — Да только Мстиславский не дурной, добровольно голову под топор класть. Понятно же, что ни он и никто другой власть на Москве не удержит. Москва сейчас как орех, что между молотом и наковальней лежит. Хлопнут молотом, кожура во все стороны и посыпется.
Три стольника помолчали, осмысливая сказанное, выпили хмельного мёда, похрустели чем Бог на боярский стол послал.
— Так-то оно так, — неожиданно улыбнулся Троекуров. — А только долго голову клонить перед самозванцем не придётся. Как только в Шуйского с царства скинет да в москву войдёт, тут ему и конец.
— О чём ты, Иван Фёдорович?
— О том, что самозванцы долго не живут, — в голосе хозяина лязгнула сталь. — Вон Гришку с малолетства к тому готовили; Годунова с трона сковырнуть. А потом самого вслед за Борисом отравить собирались. Да тут гонения на Романовых начались, вот всё наперекосяк и вышло. И Гришка на престол без нашей помощи сел, и плодами нашей затеи Шуйские воспользовались. Да что я тебе рассказываю, — горестно махнул рукой Троекуров. — Ты у батюшки своего, Никиты Романовича поспрашивай. Он в том деле не последний человек был.
— Батюшка плох совсем стал, — покачал головой Юрий. — С ложа не встаёт и не узнаёт никого.
— Всё в руках Божьих, — даже не попытавшись изобразить на лице скорбь, перекрестился Троекуров. — Так вот, — продолжил он. — В тот раз не вышло. Только теперь уже другой самозванец к Москве с войском идёт. Соображаешь?
— Так за ним выходит, тоже Романовы стоят? — прищурил глаза Трубецкой.
— Филарет за ним стоит, — веско уточнил Котырёв. — Брат его, Иван, после пережитой ссылки шибко осторожным стал. Наших дел сторонится. Но мы и без него, Бог даст, управимся. Новый самозванец на прежнего «Дмитрия» ликом совсем не похож. Как только скинет Ваську, мы в нём вора и опознаем.
— И кто же станет царём? Филарету рясу не скинуть.
— У Филарета сын есть, — пожал плечами Троекуров. — А сам он вместо Гермогена патриархом станет.
— Михайла? — удивился Юрий. — Так он же малец совсем!
— Вот Филарет при нём и станет государством управлять. А мы боярские шапки оденем да рядом с ним встанем.
— Вас, может, и оденете, — не согласился Трубецкой. — Ты, Иван Фёдорович, на покойной сестре Филарета женат был, а Иван Михайлович, — покосился он на Котырёва. — на дочери. Такое сродство не забывается.
— И ты в накладе не останешься, — заверил князя хозяин. — В том, отец Филарет своё слово дал. И мы с Иваном Михайловичем за то поруку держим.
— И что нужно делать?
— А тут просто всё, — расплылся
Глава 13
23 июня 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Ты уверен, что вражина мимо этой поляны не пройдёт?
— Да где же ему пройти, царь-батюшка? — Филька, вновь чуть не бухнулся на колени, но устоял, покосившись в сторону Никифора. — C одной стороны болото, с другой бурелом непролазный на десяток вёрст тянется. А все тропки, по которым можно в сторону уйти, твои вои засеками перекрыли. Некуда ворам деваться.
Вот прямо беда с этим мужичьём! Пожилой охотник уже третий день при моей особе находится, а всё никак не обвыкнется. При каждом вопросе так и норовит в землю лбом ткнуться. Раздражает. Хотя, если честно самому себе признаться; и я не лучше буду. Уже задолбал, наверное, мужика одним и тем же вопросом.
Вот только, по другому, я не могу. Гложет душу непонятная тревога. Смрадным червем гложет. И вроде сделали всё по уму, и целую армию для поимки небольшого отряда задействовали, а меня всё равно не отпускает. Вот так бы и кинулся в лесную чащу, чтобы всё своими глазами рассмотреть.
К уничтожению отряда Лисовского я подошёл со всей серьёзностью. Понимал, что другого такого шанса просто не будет. Дерзкий рейд литвина с обходом Москвы с севера был рассчитан на то, что такого он него никто не ожидал. Поэтому всё и получилось у Лисовского в тот раз. Даже ни разу в бой не вступив, до Тушинского лагеря добрался. Но теперь то я о примерном маршруте движения его отряда знаю. Вот и подготовился к торжественной встречи «дорогого гостя» заранее. Нашёл опытного охотника, знающего окрестные леса как свои пять пальцев, выставил вдоль предполагаемого маршрута литвина стрельцов с копейщиками, перекрыл засеками все тропки, указанные Филимоном, пустил вслед дворянские тысячи, выдавливая полковника к нужной мне полянке, затерявшейся где-то между Троице-Сергиевой лаврой и Переяславлем Залесским. Ещё и Подопригору проконтролировать, чтобы вражеский отряд куда-нибудь в сторону не свернул, послал.
Понятно, что я сейчас из пушки в упор по зайчишке выстрелить пытаюсь. У Лисовского, по моим сведениям, после разгрома Куракиным под Коломной и тысячи воинов не наберётся, а я на него всей своей армией навалился. Ну, и пусть. Лучше перестраховаться, чем эту мразоту упустить. Слишком большой кровью это в будущем может обернуться.
— Хорошо, — кивнул я охотнику, загоняя в угол свою тревогу. — Попадут воры в ловушку, вознагражу. Ступай покуда, Филька, — проводив взглядом мужика, возвращаюсь в шатёр, внимательно разглядываю мрачного Никифора. — Ты чего такой смурной, Никишка? Слова лишнего от тебя с самого Ярославля не услышал. Ты, часом, не заболел?