Трон
Шрифт:
— Воевать можно по-разному. Довольно сынам Ашшура класть свои головы на поле брани. Пусть за них это делают инородцы. Хватит им отсиживаться за нашими спинами, пока мы добываем для них славу!
И он же убеждал:
— Ты же знаешь, как я люблю нашего повелителя. Ни при каких обстоятельствах я не допущу, чтобы с головы Син-аххе-риба упал хотя бы один волос…
Тем более обескураживающим стал для Басры итог их совещания в усадьбе Син-Ахе, когда были сказаны страшные слова: умертвить царя.
Басра тогда побелел и едва удержался, чтобы не покинуть собрание,
На что Ашшур-дур-пания спокойно ответил, видимо, прочел этот вопрос в его глазах:
— Кто-то должен положить этому конец. Пусть даже на нас обрушится гнев богов! Это жертва, которую мы должны принести ради процветания Ассирии!..
Как приоткрылись ворота, Басра не услышал, об опасности предупредил Сипар. Конь вдруг замер, по его телу пробежала крупная дрожь, а широкие ноздри стали раздуваться, как будто он только что проскакал галопом несколько стадиев.
Басра прислушался, положил руку на меч.
«Да что это с тобой, ты еще своей тени начни бояться, — волнуясь, осадил свой страх колесничий, — откуда здесь взяться опасности?»
А потом его словно что-то подтолкнуло — он одним махом оказался на коне, и уже оттуда увидел за деревянной перегородкой крадущихся стражников, не меньше десятка.
Для чего они здесь, было понятно сразу.
— Ну, давай, дружок, — пробормотал Басра, ударяя пятками в круп скакуна.
Сипар вынес его из стойла, опрокинув сразу трех или четырех воинов. Двое других попытались воспользоваться копьями, но одно прошло мимо, а второе перехватил Басра, чтобы тут же им и ударить. Еще одного стражника колесничий убил мечом. Это позволило прорваться к воротам, но там дорогу преградили еще двое, тоже выставили перед собой копья. Конь встал на дыбы.
Сзади послышался осипший голос Бальтазара:
— Не убивать! Живым!
Басра растерянно обернулся. Как?! Он здесь?! И пытается меня схватить, вместо того, чтобы спасти?!
— Предатель! — сорвалось с уст.
В следующее мгновение одно, а затем и другое копье пробили брюхо коня. Басра почувствовал, как содрогнулось тело Сипара, как он стал заваливаться набок. Соскочить колесничий не успел. Когда он оказался на земле, беспомощный, придавленный тяжелой тушей, стража принялась избивать его ногами. За расправой молча наблюдал Бальтазар.
***
Когда Арад-бел-ит не появился в назначенный час в царском дворце, Бальтазар, в отличие от Ашшур-ахи-кара, не мешкал, тут же отправился к Мардук-нациру и принялся его уговаривать:
— Ты пойми, промедлим — случится непоправимое, что, если заговорщики раньше времени нападут на царя?! А нет — так просто сбегут из Ниневии, соберут армию, и тогда уже пожар не потушить.
Мардук-нацир со свойственной его преклонному возрасту рассудительностью возражал:
— А вдруг Арад-бел-ит собирается решить дело миром, встречался с кем, вел переговоры, о которых мы не знаем?..
— А вдруг его арестовали или, хуже того, убили? — парировал Бальтазар. — Тогда завтрашний день никому из нас не пережить.
Министра двора
— Знаешь, где они сейчас? Ашшур-дур-пания, Таба-Ашшур, Басра?
— Мои люди следят за каждым их шагом. Таба-Ашшур только что пожаловал к кравчему. Басра направился к конюшне.
— Что это он среди ночи? Уж не бежать ли надумал?
— Его и возьмем первым…
Взяли. Избили до полусмерти, сломали несколько ребер, свернули набок нос, лишили половины зубов, отбили все внутренности. Стоять пленник уже не мог, и тогда его волоком потащили в казарму внутренней стражи.
Бальтазар распоряжался:
— Первая и вторая сотня направляются в восточное крыло и к караульному помещению. Третья — к покоям царицы. Часть людей пойдет со мной! Постовых не щадить.
***
Ашшур-дур-пания, не в пример Басре, спал этой ночью словно младенец, впрочем, как и всегда. Его сон был цветным и благоухающим, совершенно осязаемым… хотя и не очень добрым.
Сначала в спальне возник страшного вида стражник, рослый, могучий, с кривым глазом. Следом вошел другой, такого же роста и стати, только без головы, она почему-то болталась у него на поясе вместо фляги, но была живой. Встав по обе стороны двери, воины дали пройти своему господину, чье лицо скрывал шлем.
— Здравствуй, Ашшур! — произнес гость.
— Здравствуй! Кто ты? — настороженно спросил Ашшур-дур-пания.
— Ты разве не узнал меня?
— Нет. Мы знакомы?
— Даже не знаю, что тебе ответить. Ты служил мне долгие годы кравчим. Я доверял тебе. А ты меня предал. Как считаешь, мы знакомы?
— Син-аххе-риб?! — с ужасом спросил Ашшур. — Но ведь ты мертв?
Гость в ответ громко засмеялся, развернулся на каблуках, махнул рукой, мол, следуй за мной, и удалился.
Выбираться из постели не хотелось. Но стражники стали подгонять его копьями, тыкать острыми наконечниками в живот — пришлось подчиниться.
Оделся он второпях. Когда же перешагнул порог спальни, внезапно оказался на просторном лугу, среди тысячи маков под голубым небом. Опьяненный их ароматом, впечатленный открывшейся ему красотой, Ашшур закрыл глаза, запрокинул голову, раскинул руки, словно хотел шагнуть навстречу вечности.
— Не отставай! — услышал он все тот же голос.
Ашшур тут же обмяк и обернулся. Человек в закрытом шлеме стоял за его спиной, но на этот раз уже один, без стражников.
— Я никуда не пойду, — заупрямился вдруг кравчий. — Чего ты хочешь, и куда меня тянешь? И откуда мне знать, что ты Син-аххе-риб, а не самозванец?
— Ступай за мной, или умрешь, — холодно сказал неизвестный.
И стал быстро удаляться от Ашшура, абсолютно уверенный, что тот последует за ним.
А иначе и быть не могло. Земля вдруг задрожала под ногами и стала оседать, проваливаться. Оставалось только бежать. И Ашшур побежал. Только так и смог нагнать неизвестного. Тут-то он и снял свой шлем… Изумлению не было предела — Таба-Ашшур?!
— Ты обманул меня? Когда это я служил у тебя кравчим? — выдавил из себя Ашшур-дур-пания.