Трон
Шрифт:
Парвиз, начальник царской стражи, сражавшийся за Син-аххе-риба еще в Вавилоне, коренастый ассириец, в котором было что-то от гиены, выставил по обе стороны тропинки, где спускался царь, сотню воинов. Это обеспечивало надежную охрану повелителю до места, где были оставлены колесницы. Кроме того, на протяжении всего пути Парвиз сопровождал царя лично, шел сзади, отставая от него всего на шаг, всматриваясь в заросли, в каждый куст и каждое дерево.
Первый ряд стражников стоял к тропинке лицом, а спиной к скале; второй ряд — спиной к тропинке, а лицом к лесу, из которого могла исходить опасность. Арица стоял в первом ряду третьим с краю, в ста шагах от колесниц.
Сегодня на рассвете его
Он присматривался к тем, с кем ему не раз пришлось делить в походе женщин, ночлег, вино и пищу, без лишних эмоций и сожаления, взвешивал, кто из них способен на самое упорное сопротивление, кто быстрее его, сильнее или ловчее. Подумал: как хорошо, что тропинка прямо перед ним огибает скалистый выступ, а потом круто сбегает вниз на поляну. За выступом ничего не видно, в поле зрения всего пятеро стражников: двое за ним по левую руку, трое впереди, те, что стоят к нему спиной, крайний из них — Мирза, его приятель. Будет жаль, если придется избавиться и от него. Самый опасный — тот, что стоит последним в его ряду, десятник Аштэд, он когда-то служил личным телохранителем наместника Бар-Барруташа и оказался единственным, кто уцелел в той бойне, с которой началось восстание в Табале. На мечах десятнику равных нет, а следовательно, с ним лучше не драться. За ним Керуш, он отважен и быстр, как гюрза, кто кого одолеет — палка о двух концах. Зато доверчив и даже глуп, а еще изнежен — одно слово, купеческий сын… Этим, если повезет, можно воспользоваться. Остальные, что следят за лесом, поодиночке Арице во всем уступают, но если навалятся вместе — одолеют без труда.
Дополнительная помеха — царский колесничий и пара человек, что присматривают за колесницами царя, Парвиза, жрецов и десятком лошадей, принадлежащих страже. До них хоть и далеко, но любой может поднять шум, если что заподозрит или заметит неладное. А ведь действовать придется почти в открытую.
Он знал, что царь будет идти первым. Стал вспоминать, какую кольчугу надел Ашшур-аха-иддин, решал, куда ударить, а главное, сколько у него времени.
Мало…
Арица стоял в трех шагах от тропинки и в пяти шагах от выступа. Встать ближе — не дадут, кто-нибудь да поднимет тревогу.
Знать бы, с какой стороны от царя пойдет Парвиз: справа или слева. Ближе к лесу — или к скале?
В первом случае появился бы шанс на стремительный выпад, на один удар меча, во втором… что делать, если Парвиз окажется между ним и Ашшур-аха-иддином? Разве что выждать, когда они почти поравняются, и метнуть кинжал…
Кольчуга… Знать бы, что он ее не надел… Такое уже случалось.
Ясно одно: атаковать со спины не получится, ведь сзади будет идти свита. Даже копьем бессмысленно пробовать: слишком здесь крутой спуск — как только жрецы пройдут мимо него, они заслонят царя своими спинами.
Сначала Арица обрадовался, что оказался сразу за выступом; а теперь, все взвесив, пришел к выводу, что напрасно. Напасть можно только спереди. А здесь не развернуться.
Ливень донельзя размыл тропинку, сделал ее скользкой и неуступчивой. Намочил доспехи стражников, сковал их движения, превратил ожидание в смертельную тоску. Сперва солдаты изнывали от духоты, потом были вынуждены терпеть эту чудовищную сырость. На них не осталось ни одного клочка одежды, который не был бы пропитан
Керуш, спасаясь от дождя, немного отступил к скале, пытаясь встать под небольшой козырек, нависающий над тропинкой.
Бесполезно: все равно не поможет. Вода стекает с козырька крупными ручьями, вот-вот превратится в маленький водопад, и даже если прижаться к стене, получится только хуже.
«Если, конечно, ты не хочешь поменяться местами», — подумал Арица, обратив внимание на такой же, но куда более удобный козырек за своей спиной, припомнил, что накануне этот неженка жаловался на кашель, озноб и недомогание. Арица еще поделился с ним вином.
Почему бы этим не воспользоваться? «Только поторопись, — подстегнул он самого себя, — ведь царь уже спускается».
Где-то ниже по склону от сильного ветра с треском завалилась старая сосна. Лошади забеспокоились, сбились в кучу. Царский колесничий взялся за вожжи, чтобы перегнать колесницу на другое место, более сухое и спокойное. И пока Аштэд наблюдал за всем этим, Арица быстро подошел к Керушу. Тот встретил его почти с изумлением: как ты мог оставить свой пост?
— Давай-ка наверх, вместо меня. А я здесь встану. У меня там хоть есть, где спрятаться. А то совсем сляжешь… Да и царь, похоже, задерживается.
Керуш скривился, засомневался — можно ли, но, посмотрев в сторону Аштэда, понял, что ему не до этого, сказал: «Спасибо!» и быстро поменялся местом с Арицей, а там сразу забился под козырек.
Когда Аштэд заметил эту рокировку, было уже поздно, на тропинке появился Ашшур-аха-иддин.
Царь спускался левым боком, мелкими шажками: он несколько раз едва не упал и теперь решил поберечься, слева от него, ближе к скале, шел Парвиз.
«Вот это совсем плохо», — подумал Арица. Но именно в это мгновение в голову пришла спасительная мысль. Он понял, что Парвиз обязательно обратит внимание на Керуша, замешкавшегося в укрытии, а тот, если будет застигнут врасплох, непременно растеряется, чем только усугубит подозрения…
Так все и вышло. Керуш опоздал с возвращением на пост, рванулся вперед, что выглядело со стороны достаточно угрожающе, и хотя потом он застыл как статуя, Парвиз невольно заслонил собой царя, обжег стражника взглядом… и успокоился, догадавшись, что тот всего лишь прятался от дождя.
Шаг, второй, третий… Царь почти поравнялся с Арицей, когда тот вдруг одним прыжком выскочил на тропинку и закричал что есть сил, перекрывая шум дождя:
— Измена!
Он смотрел в сторону Керуша, всем своим видом показывая, что там враг, вскинул копье и мгновенно метнул его в ничего не понимающего стражника, рефлекторно схватившегося за оружие.
Керуш сумел прикрыться от копья щитом, но Парвиз уже поддался на эту уловку, тем более что «изменник», совершенно сбитый с толку, приготовился отражать атаку бросившихся к нему двух других телохранителей, стоявших у леса.
— Защищать царя! — рявкнул Парвиз, вынужденный теперь прикрывать спину Ашшур-аха-иддину.
В два прыжка Арица оказался рядом, увидел бледное, испуганное лицо, вызывающее скорее жалость, чем благоговение, отчего в голове промелькнула крамольная мысль: «Да ведь он обыкновенный человек, такой же трус, как и многие». Но именно эта мысль его и выдала, когда скривила линию губ, застыла в глазах откровенным отвращением. Ашшур-аха-иддину достаточно было одного взгляда, чтобы понять: этот человек и есть настоящий убийца, понять, и отклониться назад, когда меч уже должен был перерезать ему горло — единственное не защищенное кольчугой место. Но клинок все равно задел его, пусть и не настолько глубоко, чтобы убить сразу. Из раны, глубокой, смертельно опасной, тут же обильно хлынула кровь, темная, густая. Царь схватился за шею и стал медленно опускаться на колени.