Тропинка в небо(Повесть)
Шрифт:
— От Вербака, что ль? — как можно равнодушнее спросила Манюшка.
— Догадлива. — Борис лукаво прищурился и потер пальцем блестящий латунный крап [1] на голубом околыше фуражки. — Делаем вид, что нам все равно?
— А нам и правда все равно.
— Ух ты! — Борис влюбленно глянул на голубой погон с желтой курсантской окантовкой. — В таком случае я тебя провожаю, ага?
— Давай.
Тут Борис сразу повел себя как победитель: придвинулся поближе и принялся охорашивать ее: разгладил морщинки на рукаве, поправил воротник жакета. В зале, когда погас
1
Крап, краб — так в авиации и на флоте называли кокарду.
После сеанса, по дороге домой, он раза два порывался обнять ее, но получил решительный, хоть и в шутливой форме, отпор. Наконец ей надоели его поползновения.
— Знаешь что? Перестань подбивать клинья!
— Во дает! — опешил Борис. — А зачем же согласилась, чтоб проводил?
— Ну, ты ж знаешь: в Залесье свежий человек на вес золота… Расскажи-ка, что это за форма на тебе.
— Учусь в спецшколе ВВС. — Борис поскучнел. — Это средняя школа, готовит кадры для военных авиаучилищ. В спецухе три роты. Третья изучает программу восьмого класса, вторая — девятого, первая — десятого. Ну, что еще? Полное государственное обеспечение — рубон, обмундирование, учебники. Общага, правда, маленькая, большинство снимают койки на стороне. Школа платит за каждого тридцатку в месяц, остальное по договоренности с хозяевами. Доплачивают кто двадцать, кто двадцать пять, кто тридцать рублей. От квартиры зависит.
Манюшку все это очень заинтересовало.
— То, что нужно, — задумчиво произнесла она. — Жаль, что девчонок, наверно, не берут. Не?
— Да ты что! — снисходительно засмеялся Борис. — А ты бы пошла, ага?
— Я бы пошла, — как бы машинально повторила Манюшка, а сама вся напряглась, словно перед прыжком в холодную воду.
«Я бы пошла», — повторила она про себя, но уже осмысленно и утверждающе.
— Бывай здоров, — вдруг кинула Манюшка Бутузову и побежала домой.
Борису только и оставалось, что развести руками от неожиданности и обиды.
Ночь у Манюшки прошла без сна, а утром она объявила Николаю Степановичу, что через три недели едет в Днепровск. Он покачал головой: отговаривать, — знал, — бесполезно. В затею Манюшки он не поверил, но чем мог помог: выхлопотал в военкомате документ для предъявления в спецшколу (Доманова Мария — дочь погибшего фронтовика, просим принять в порядке исключения), добился в районо, чтобы приняли у Манюшки экзамены за восьмой класс, ну, и деньгами на дорогу снабдил, само собой. (Конечно, могла бы Манюшка обойтись и семью классами — для поступления в третью роту достаточно, — но не в ее характере было останавливаться на полдороге, да и трудов было жалко: столько готовилась к экзаменам…)
Манюшка закончила обед, с сомнением посмотрела в сторону буфета, где виднелась горка коричневых пирожков, — взять еще, что ли? Нет, надо деньги экономить: неизвестно, сколько придется кантоваться в Днепровске. А может, и в Киев дорога выпадет. Пятериков же не самый большой начальник, есть и над ним кто-то, а над теми — что, никого нету? Так что не все потеряно, и нужно только не сдаваться. А документы правильно забрала — отослали
Едва она появилась в приемной, секретарь, полная, сильно накрашенная женщина, схватила ее за руку и повлекла в кабинет начальника.
Пятериков поднял голову от бумаг.
— Ну, что, Доманова, небось, развернулась уже на обратный курс?
— Еще чего! — фыркнула Манюшка. — К вашему начальству собралась. У вас кто начальство?
— Ябедничать, значит?
— А что мне остается? Не собираюсь с вами лук чистить.
Пятериков махнул рукой в сторону двери.
— Ладно, посмотрим, чего ты стоишь. Иди оформляйся. — И, снова погружаясь в дела, проворчал: — Глядишь, вот так и превратим спецшколу ВВС в институт благородных девиц.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Тишайший четвертый взвод. «Откуда ты, прелестное дитя?» Первые знакомства
Манюшку зачислили во вторую роту, четвертый взвод.
До конца занятий оставалось всего два урока, можно было бы начать новую жизнь завтра, но Дубков прогнал ее в класс (мол, у него волос дыбом встает, когда он видит спецшкольника без дела).
— В четвертом взводе сейчас самоподготовка, заболел преподаватель химии, так что ты иди прямо к ним. Только не шуми. У них на самоподготовке — абсолютная тишина. Самый дисциплинированный взвод в школе.
Настроенная таким напутствием, Манюшка поднялась на третий этаж и пошла по коридору едва ли не на цыпочках. Дверь с табличкой «4 взвод» потянула на себя осторожно, чтоб не скрипнула. Но как только она приотворилась, на Манюшку обрушился адский грохот и шум.
«Самоподготовка» была, видимо, в самом разгаре. Человек десять сгрудились у задней угловой парты и, барабаня ладонями по крышке стола, издавая птице-насекомо-звероподобные звуки, пытались воспроизвести нечто похожее на джаз. Невысокий коренастый паренек в аккуратно подогнанной гимнастерке с черными, коротко постриженными волнистыми волосами водил по воздуху руками — дирижировал. Временами он морщил толстый нос, взмахивал широкими бровями, смеялся.
Другая группа, у окна, играла в «угадай, кто». Оттуда слышались сочные шлепки и возгласы: «У-ух! Га-ах! М-ы-ых». В проходе между доской и партами пара спецшкольников (один из них был Борис Бутузов) пародировала бальный танец «Па д’эспань», изображая его на строевой манер. Аккомпанировавшие им пятеро «музыкантов» сидели в ряд на крышках парт и — губами, глотками — вырабатывали нужную мелодию. Остальные ребята в разных уголках класса вели задушевные беседы или весело трепались. И лишь несколько новобранцев в гражданской еще одежде дисциплинированно занимались самоподготовкой.
Манюшка проскользнула в класс, села за ближайшую к двери парту и затихла. Однако долго оставаться незамеченной было, конечно, невозможно.
— Мощная шевелюра у товарища, — послышался голос за ее спиной.
— Дни ее сочтены, — отозвался другой.
— Э, та це ж дивчина! — удивленно.
Шум медленно начал стихать и через какое-то время в классе наступила тишина. Все смотрели на Манюшку с недоумением.
— Откуда ты, прекрасное дитя-я? — простирая к ней руки, пропел речитативом спецшкольник с неестественно красным, когда-то, видать, перебитым носом.