Тропинки в волшебный мир
Шрифт:
— Да это, Григорий Петрович, не наша вина, — начал оправдываться председатель, ища глазами Конева.
Но его уже среди шумевшей толпы не было. Поняв, что хватил лишку, перестарался, он вышел из толпы и, вскочив на свой мотоцикл, бойко запылил к селу.
— Держи его, смутьяна! — крикнул в шутку Семен Золотов. — Укатил!
Конев поступил хитро и тем смирил гнев. Все стали смеяться, шутить — и озлобленности как не бывало.
Григорий Петрович сам обошел поля. То и дело наклонялся, мял в морщинистых ладонях землю.
— Дня через два начинайте
А дед Ухватов расстроился не на шутку. Еще час назад он шел на стан с весенним волнением и радостью. Старик улыбался солнцу, каждой вытаявшей былинке, наслаждался теплом. Сейчас же он не замечал ничего. Шагая к дому напрямик пашней и огородами, Яков Васильевич, от природы крикливый, ругался на все поле.
— Окаянные! — широко взмахивая руками, кричал он. — Опоганят землю. Поле наше, трактора и прочая техника тоже почитай что наша, а хозяин — сопляк в хромовых штиблетах! И председатель хорош! Бают, качественником будешь, Яков Васильевич. Качеству требовать хочет. Ты сначала послушай старика, что он скажет, а опосля качеству требуй! Канальи! Никаким медом-сахаром меня больше в качественники не заманите! За ваши греховодные дела хотите, чтоб я осенью перед народом ответ держал? Ни в жизнь! Выкусите!
Что ни ближе подходил дед Ухватов к своей избе, то распалялся все больше. То и дело старику вспоминались до боли обидные слова Конева: «Ты, старик, не путайся тут, без тебя разберем…»
Когда старик подходил уже к своему огороду, жена его, случившаяся в этот момент на задах, услышала, с какой воинственной руганью возвращается муж. Хорошо зная, что старик в таком возбуждении без пол-литра не обойдется, шмыгнула было к соседке. Но дед Ухватов вовремя заметил ее и остановил:
— Авдотья, погоди-ка! — и еще издали стал выкладывать ей свою обиду: — Ведь пахать выехали, мошенники! По грязи поехали, а на меня, колхозного качественника, — ноль, самый поганый ноль! Ругался, ругался — не помогло, не послушали старика, пустые головы. Давай скорее на четвертинку, терпенья больше нет. Душу ополощу от всей погани. На моей окаянной работе без этого, видно, не обойтись. К осени всю кровь, до единой капли, как есть испортят. Давай скорее. Выпью и опять пойду в бригаду ругаться. А то спортят землю, нехристи, без хлеба еще насидимся.
— Тебе бы, старому мерину, только винище глохтить да ругаться, больше занятий и нет. Все село над тобой, как над дурачком, потешается. Дьявол во плоти, вот ты кто, а не качественник!
— Дьяволом и будешь, коль тебе каждый сопляк кровь портит, и законная старуха ни малейшего понимания не имеет.
После получасовой перебранки в проулке около дома Авдотья не выдерживает и лезет в карман своей широченной юбки.
— На, дьявол, — в сердцах бросает она своему супругу скомканные деньги, — только отвяжись. Последние отдала, — как всегда, говорит она, — теперь, хоть умри, не дам,
«Дьявол» ловко подхватывает брошенные ему деньги и, сунув их в карман, немного успокаивается. Крик в проулке смолкает, будто корове, только что голодно кричавшей, кто-то сунул навильник сена.
Дед Ухватов, так и не заходя в избу, самой ближней дорогой быстро, по-молодому, зашагал в «потребиловку», как он обычно называл магазин сельпо. Ругаться с «нехристями» он не собирался. Теперь уже ничто не могло вывести деда из себя. Правда, мог он и с деньгами в кармане покричать, но только в том случае, если бы магазин по какой-нибудь причине вдруг оказался закрытым. Тут бы уж старик дал волю своему негодованию: ждать с деньгами он не мог ни одной минуты.
Но магазин, на счастье, работал. Здесь старик узнал и приятную для себя новость: как трактористы опозорились с первой бороздой и утопили трактор Наби. От этой новости дед Ухватов совсем раздобрел и, сунув четвертинку в карман, тотчас же направился в бригаду, чтобы самому убедиться в точности приятной новости.
Вместе с дедом из села пришли на стан колхозники откапывать трактор. Только к обеду Семен Золотов с трудом вытащил его на своем прицепе и отвел к табору.
Колхозный качественник ходил по стану именинником.
— Не послушали старого пахаря. Так вам и надо! — то и дело восклицал он. — Старики, они тоже много знают. Их завсегда слушать надо.
Дед надоел всем. Трактористы больше не слушали его. Они разбрелись по стану. Кто завалился в будке спать, кто ушел в село. Только Наби со своим плугарем — веселым и бесшабашным Мишкой Святым, первым на селе гармонистом, до вечера счищали грязь со своей машины.
— Ладно, — уговаривал все еще ворчавшего тракториста Михаил Ефимович, — первый блин всегда комом.
Вечером, пригнав на стан трактор, Андрей с Митькой собрались в лес на тетеревиный ток.
— Постойте-ка, друзья. Это вы куда? — остановил их Михаил Ефимович. — Забыли, что этой весной охота закрыта?
— Знаем…
— Так чего же?
— Да мы, Михаил Ефимович, просто так, разгуляться. Послушаем, как птицы поют. Весна ведь. Сейчас в лесу раздолье, — стали оправдываться приятели.
— А ружье?
— На всякий случай, — ответил Митька. — Вдруг волчишка набежит или ястреб подвернется. Ведь одно на двоих.
— Ну смотрите, чтоб без озорства.
Подошел Мишка Святой, на ходу вытирая о паклю руки.
— Это что у тебя, Митька, за ружье? — вмешался он в разговор. — Вот у моего деда было ружье так уж ружье! Шонполка! Ствол граненый, вот в руку толщиной. А било — я те дам! В него пороху враз чайная чашка входила-. Дед мой, бывало, засыплет в дуло полбанки пороху, припыжит куделью, потом битых черепков всыплет туда стакана два, опять мокренькой куделькой припыжит. Пойдет на Кугу, по озерцам. А там, по тем временам, уток водилось видимо-невидимо. Спугнет он агромаднейшую стаю, голов, может, в тыщу, как фуганет по ней, да еще поведет стволом, — утки так и посыплются. По мешку враз притаскивал.