Тропой легенды
Шрифт:
— Чего вам, ребята? — спросил шофер, притормаживая машину.
— Яблоки можно брать?
— Можно, можно…
Олег победно посмотрел на Федю и немедленно достал из ящика еще одно яблоко, протянул Каме. Шофер остановил его.
— Из этого ящика нельзя, молодой человек, — заметил он. — Берите те, что у заднего борта. Видите? Там я чуть-чуть битые отобрал. Ешьте сколько душе угодно.
— Простите, — спохватилась Кама, — мы не знали.
— А вы что, неграмотные? — удивился шофер.
Грузовик снова тронулся, а ребята, теснясь, читали на ящиках крупные
— Эх, — почесал затылок Олег, — и как мы слона-то не приметили!
Никто не рассмеялся. Всем было немножко неудобно.
— Давайте-ка споем нашу пионерскую, — предложил Сашко и пообещал: — А ссоры ваши, друзья, сегодня в Коршеве разлетятся в дым. Будет сбор, и на нем поговорим обо всем.
Федя торжествующе глянул на Олега, шепнул:
— Вот, вот, там-то мы выведем твоего Степанчика на чистую воду, Следопыт!
Олег ничего не мог ответить, так как набрал полные легкие воздуха, чтобы подхватить запев; он только страшно выпучил глаза, словно говоря: «Мы — враги навсегда!» Федя равнодушно отвернулся от него и стал смотреть вперед.
Дорога пересекала равнины, взбиралась на холмы, затем быстро сбегала с них, зарываясь в зеленые пещеры лесных массивов. Справа и слева появлялись дома дорожников, рукава синих, как небо, речушек, стога сена, пастбища, сады, раздвоенные столбы высоковольтных линий. Со свистом проносились перила мостов. Не успеешь разглядеть одно, как вдали, стремительно приближаясь, появляется другое. Только и оставалось неизменным в этом многокилометровом, захватывавшем дух просторе — бесконечно бегущие телеграфные столбы. Не видно, откуда начинают они свой бег и где кончается он. Столбы можно догонять, загадывая, сколько осталось до того вон поворота, до мостика, до маячившего над лесной опушкой ветродвигателя, а потом начинать счет снова.
И все вокруг словно посыпано золотистой солнечной пылью.
Кто не испытал волнения, мчась с предельной скоростью по блестящей от солнца, то ровной, как стрела, то извилистой, как горная речка, широкой ленте автострады! Дальние ветры, обдавая запахами больших и малых городов, строек, родным ароматом земли, напевают сердцу новые песни, подсказывают планы на будущее.
Ина откинула за спину упрямую свою косу и ощупью нашла Федину руку.
— Дороги сближают, дороги разлучают… — в раздумье произнесла она. — Вот где мудрость, а не тот угрюмый осокорь. Помнишь?
Скуластое лицо ее с мелкими веснушками на щеках порозовело. Оно оказалось совсем рядом. Федя глянул в глаза девочки; в них отражались мчавшиеся мимо поля и перелески, бездонное небо с серыми облаками. И еще в них было что-то новое и незнакомое… Этого не поймешь и не объяснишь! Ведь год-два назад была Инка Шапиро девчонка как девчонка, царапка. Федя, хоть и сидел с ней за одной партой, не замечал ни этих веснушек, ни маленького носика с горбинкой, ни самых лучших в классе волос. А вот сейчас Ина стала другой. И что это с ней? Голос не писклявый, а мелодичный, движения мягкие, медлительные. Словно девочка задумалась над какой-то новой своей акварелью и избегала резких жестов, чтобы нечаянно
Федя ответил Ине кивком головы: конечно же, он не забыл осокорь.
— А волосы у тебя в тот вечер почему-то степной полынью пахли, — неожиданно для самого себя сказал мальчишка и, спохватившись, до крови прикусил язык.
Да, хороша и умна дорога. Она читается, как самая увлекательная книга, и каждая страница ее раскрывает новые миры.
* * *
Показались дома Коршева, узкие кривые улочки. У моста через небольшую реку наперерез быстро идущему мотоциклу выбежала девочка в синих спортивных шароварах. На рукаве алела повязка. Зарубин притормозил.
— К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов! — подняла девочка руку для пионерского приветствия.
— Всегда готовы! — ответили товарищ Миша и Коля Сергеев.
— Проводник Коршевской дружины Зина Гончаренко, — представилась девочка, сверкая черными как уголь глазами. — Пожалуйста в нашу школу, на отдых!
Подошел грузовик. Ребята здоровались с проводником.
— Садись, — предложил товарищ Миша Зине. — А ты, Зоя, пересядь к нашим ребятам.
Зоя поспешно выпрыгнула из коляски. Вместо того чтобы взобраться в кузов грузовика, она, не оглядываясь, побежала прочь.
— Что это с ней? — заволновалась Таня Сосновская и крикнула: — Зойка, ты куда?..
Федя догнал Зою в подъезде большого серого дома, на котором красовалась вывеска «Пошта».
— Вернись сейчас же, — загородил он дорогу девочке. — Скоро сбор будет, встреча с Коршевской дружиной.
— Что тебе надо? — резко отстранилась Зоя, но одумалась и, не глядя на мальчика, объяснила: — Телеграмму маме хочу послать.
— Успеешь! Мне вот тоже письмо надо отправить. Кате, в Сибирь!
— Нет, не успею! Я завтра домой уеду! — отрезала Зоя. — Попрошу, чтоб мама мне денег на дорогу выслала.
— С ума ты сошла! — возмутился Федя и попытался урезонить беглянку, — дело до конца не довели, а ты дезертируешь…
— Идем-ка, что я тебе скажу, — Зоя втолкнула Федю в помещение почты и, сощурив глаза, зашептала: — Знаешь, какой сюрприз преподнес нам «мильтон»? Он всех по очереди допрашивает, как на следствии. И все про Инку…
Федя сел на скрипучий стул, удивленно уставился на девочку. Остренькое, с прыщиками на лбу и подбородке, лицо ее выражало тревогу и преданность. Лишь на губах блуждала какая-то непонятная улыбка.
— Не может быть! — усомнился Федя.
— Допрашивает, стращает! — упрямо, с ожесточением воскликнула Зоя. Бесцветные минуту назад глаза ее покраснели. Она достала крошечный платочек.
— Да не реви ты, — рассердился Федя. — С какой стати он к Инке придирается? Ведь надежнее во всем мире человека нет!
— Ты веришь мне? — Зоя придвинулась к Феде. — Скажи честно, веришь?
— Чудачка ты. Конечно, верю. Пошли. Это все Степкины и Олеговы проделки, — сказал Федя.
— Ты хороший, Федюк, — улыбнулась Зоя, заглядывая ему в глаза. — Недаром тебя Инка любит.