Тропой памяти
Шрифт:
— Вижу, не слепой… — скривился Рагхат.
— А чего же… — осмелел еще один. — Зря, что ли сюда тащились, а, дзарт-кхан? Нас же в Дол-Гулдуре ждут с этими дохлыми, а мы что? На хрена такая экспедиция, что с нее толку, а, дзарт-кхан?
Десятник оглядел всех неприязненным больным взглядом сквозь нарт-харуму.
— А еще на одном доспехов нет! — радостно сообщил третий боец, самый дотошный и наблюдательный. Рагхат насторожился было, но тут же устало отмахнулся:
— Ну, значит, кто-то чужой прибрал, либо свои утащили… — буркнул он. — А один, потому что остальные хорошо стрелами приколочены, либо загажены — чего тут особенного?
— Вот зверье… — сплюнул Гуфхат, тот самый парень, что пинал останки урук-тха’ай. — Гляди, железку они прихватили, а мертвых здесь
— Точно! — с негодованием поддержал его второй, — это же насколько скотиной быть надо, чтобы последней чести мертвым не оказать! Побросали словно дерьмо, и ушли… Как будто сами никогда не подохнут!
— Во-во! — снова подключился третий. — Эти твари вообще хуже тарков, хуже йерри: даже вороны ими брезгуют…
— Тихо! — поморщился Рагхат. — Разорались тут… На Назгула орите, раз такие смелые. А ты, Гуфхат, завязывал бы уже гнилье пинать, сапоги пожалей — новых не дадут.
Чересчур далеко зашедший в праведном гневе погранец внезапно остановился и с непередаваемым отвращением посмотрел на носки своих сапог. Схватил пригоршню снега и принялся яростно протирать обувь. Двое его товарищей переглянулись, и, не сговариваясь, дружно последовали его примеру. Десятник удовлетворенно ухмыльнулся — это был его шанс слинять. Экспедиция к Полуденным Вратам окончилась неудачей, это стало ясно еще полчаса назад, так что займитесь пока чем-нибудь, ребята, а батька Рагхат думать будет.
«Батька Рагхат» на самом деле по возрасту на эту должность не совсем годился, было ему от силы восемьдесят шесть, поэтому называл себя так исключительно сам и исключительно про себя. Это всегда помогало сохранить лицо в ситуациях, подобных сегодняшней.
Стремясь оказаться подальше от застоявшегося смрада гниющих тел, Рагхат неспешным шагом пересек плато, обошел навал камней — память недавнего обвала, устроенного воинами клана ледяной Волчицы, и вскоре уже взбирался по одному из горных отрогов. Выходило у него ловко, несмотря на то, что камни были припорошены снегом и металлические набойки скользили по ним словно масло — по сковородке. Впрочем, подобные таланты в Мордоре не редкость — если только вы не степняк, конечно.
На высоте локтей тридцати десятник остановился, с наслаждением втягивая морозный зимний воздух, и оглядел окрестности. Невдалеке, сразу за злосчастным плато, лежала черная щетка леса, а еще чуть подальше на юго-юго-запад возвышался окруженный кольцом стен скальный бастион Ортханка. Нет, ну до чего же на главную башню Луугбурза похоже: меж четырех клыков вершины только Кургузу не хватает! При воспоминании о священном символе родины в голову немедленно полезли и мысли о Девятке Уллах-тхар’ай, и молодой десятник ощутил нечто вроде зубной боли — в конце концов, не кому-то левому, а именно ему, Рагхату, придется отчитываться перед Назгулами о неудачной экспедиции, ибо мстительный и трусоватый Уфтхак непременно переведет стрелки. А Назгулу, в общем-то, все равно, кто на самом деле виноват, поэтому он начнет злиться: он и спокойный-то не подарок, а взбешенный — и вовсе пакость. Словом, если прямо сейчас не произойдет чудо…
И тут чудо произошло. Духи предков услышали ворчливую мольбу своего непутевого сына: по дороге мимо леса быстрым шагом, почти что бегом, ходко двигались… урук-тха’ай. В первое мгновение десятник старательно протер глаза, но видение не исчезало. Дураком Рагхат не был, поэтому при виде бегущего на ловца зверя испытал смешанные чувства: облегчение оттого, что не нужно будет тащить в Дол-Гулдур никуда не годные вонючие трупы и сожаление по поводу того, что три десятка урук-тха’ай экспедиционному отряду погранцов явно не по зубам. Рагхат невесело хмыкнул: сострадание у духов, разумеется, наличествует, но и чувство юмора, видимо, тоже, и весьма своеобразное притом. Кажется, выхода нет…
Перед тем, как спуститься назад в долину, Рагхат сделал еще одну вещь, а именно: извлек на свет продолговатый сосуд легкого металла, и, направив его строго вверх, основанием ладони сбил запаянную оловом крышку.
Теплый южный ветерок, преодолевая сотни лиг вверх
Торчащий на берегу дозорный без особенного удовольствия обернулся назад, туда, где в прибрежной низине, надежно укрытой наволоком тумана, чернело огромное чешуйчатое тело крылатого звероящера. Во влажном воздухе железистый запах твари распространялся особенно сильно, так, что невольно казалось, что она совсем рядом. Впрочем, звероящер-то как раз испугать мог если только размерами, и опасность представлял тысячекратно меньшую, нежели ее седок. Вот любопытно: а что на задании делает Назгул? На юге война идет, между прочим… нет, что они сами в битве участвуют если только в качестве поддержки с воздуха — это и троллю понятно, но все равно: этот-то что в Дол-Гулдуре забыл? Хм, если уж на то пошло, то мог бы вообще-то на своей зверюшке и сам за драгоценными жмуриками слетать, если так уж нужны. Воодушевленный этой дерзкой мыслью, дозорный еще раз высунулся из кустов, дабы зрительно оценить расстояние отсюда до Ортханка, равно как и с целью убедиться, что звероящеру потребовалось бы не более часа лету в оба конца, но тут заметил в невообразимой дали струйку черного с проседью дыма. Вот дрянь! — и дозорный стремительно исчез в заиндевелых кустах.
— Дзаннарт-кхан! Дзаннарт-кхан! Вижу дымовой сигнал на том берегу Бугзугая! Направление юго-западное, расстояние порядка двух десятков лиг…
В этот момент торопыга с разгону налетел на что-то живое и уже приготовился извиняться, но получил сильный толчок в грудь и с размаху уселся в припорошенную снегом траву.
— Тихо! — прошипел на него ушибленный, поднося палец к губами. — Слышишь или нет? Там, на реке?
Обиженный боец начал подниматься с земли, но тут действительно различил в близком шуме реки посторонний звук: что-то ритмично шлепало о поверхность воды.
— Что это? — знаками спросил он.
— Весла, — последовал столь же беззвучный ответ.
Стараясь не шуметь, оба иртха протиснулись сквозь трескучий промерзший ивняк и оказались на береговой круче.
Над черной речной гладью стелился низкий свинцовый туман. С высоты берега он казался особенно плотным и зловеще вязким, и где-то за этой пеленой раздавался уже знакомый плеск. Звук во влажном ночном воздухе распространяется отлично, теперь было совершенно ясно, что неведомые гребцы приближаются к тому самому месту, где засели иртха. Путников уже ждали: едва лишь в редеющих клочьях тумана показались очертания трех странных птицеподобных лодок, с кручи засвистели стрелы. Аккурат напротив этого места Бурзугай делал изгиб, так что течение неумолимо прижимало легкие суденышки к скальному левому берегу. Короткие, не имеющие уключин весла, будучи закреплены в высоких бортах, размах имели ограниченный и меньше всего подходили для маневров на бурном участке реки. Казалось, что у путешественников нет ни единого шанса: их либо разобьет о скальный выступ, либо найдет смерть от черной стрелы. Но тут произошло необъяснимое: фигуры гребцов, только что отлично видимые на фоне светлого дерева, попросту исчезли! Не веря глазам, дол-гулдурец дал отмашку на второй залп. Стрелы застучали по палубе, но если даже в лодках кто-то и был, то ничем не выдал своего присутствия. Очень мешал туман. Пока дзаннарт-кхан озадаченно соображал, к чему и откуда посередине реки ночью появились три пустых лодки, и почему стих плеск весел, течение снесло суденышки под берег, туда, где вода за сотни сезонов весеннего половодья успела выточить ложбину в скале. Одна за другой, поймавшие прижим лодки скрылись под защитой нависающего берега. Командир засевших в кустах стрелков выругался и поднял над головой скрещенные запястья. Туман над Бурзугаем стоял такой, что даже этот жест с расстояния в несколько локтей увидели не все, но пустые лодки под обрывом выцеливать перестали. В конце концов, пустые посудины могли нарочно пустить для отвода глаз, а тем временем живой и настоящий враг спокойно проскользнет в тумане незамеченным.