Тропы Раздора. Восстание
Шрифт:
– Двадцать.
Ида присвистнула, ладони легли на стол параллельно друг другу.
– И вы уложили всех в одиночку?
– Конечно нет, – Тарк сделал вид, что не заметил откровенного сарказма. – Только шестерых. Эльфы чуть не отправили меня в пламя Ниира. Если бы не помощь Ганы, – агент указал ладонью на усатого рыцаря, – я бы с вами не разговаривал.
– С двадцатью врагами не совладать даже знаменитому Братству Эбена.
Агент пропустил очередную шпильку мимо ушей.
Девушка повернулась к Гане.
– А вы?..
– Гана Секвенций.
Мужчина даже за столом ухитрился изобразить что-то вроде поклона. Старания пропали втуне – на Иду куртуазные манеры не произвели ни малейшего впечатления.
– Вы-то что здесь забыли?
– Приказ командора.
В отличие от Тарка, рыцарь не столь сдержан – в зелёных глазах промелькнула искра раздражения. Голос, впрочем, остался спокойным.
Гана выудил из кармана письмо.
– Это вам. От командора.
– Интересно…
Длинные тонкие пальцы развернули пергамент. Ида придвинула ближе свечу – солнце едва проглядывает из-за свинцовых туч. Денёк выдался совсем не погожий – на улице нещадно льёт. Путники прибыли на виллу мокрые до нитки.
Едва наместница начала чтение, лицо её посветлело.
– Фаргос! Что же вы молчали?!
– Командор шлёт наилучшие пожелания, – Гана обезоруживающе улыбнулся.
– Очень мило, спасибо.
Недовольный излом тонких губ впервые сменился сдержанной улыбкой. Тарк немного перевёл дух – возможно, с Идой всё же получится работать.
– Жаль, что здесь нет Фаргоса. Его совет очень бы пригодился.
Ида нахмурилось, лицо вновь обрело жёсткое выражение. Тарк узрел в лазурных глазах тревогу и – что удивительно – страх.
– Рассказывайте, Ида. Что побудило обратиться ко мне?
– Минуту, – наместница подняла раскрытую ладонь. – Дождёмся ещё одного человека.
Ида принимает не в кабинете, а в собственных покоях. Комната на вершине единственной в крепости башни странным образом сочетает роскошь и аскетизм. Сразу бросается в глаза гобелен со знаменитой сценой децимации имперских войск после поражения при Шол Бранне – и зачем вешать такое в жилище? Стеновые панели из морёного дуба испещрены тонкой резьбой, а кованым подсвечникам позавидует даже заядлый гедонист Морний. С другой стороны, по всей комнате, как на складе, расставлены ящики и бочки, на стеллажи навалены груды бумаг, а мебель словно вынесли из крестьянской хаты.
Пахнет хвоей и ладаном; несколько свечей заливают алтарь Пенты в углу мягким оранжевым светом. Ветер из приоткрытого окна колышет пламя, на стенах отплясывают причудливые тени.
Ида собрала внушительную коллекцию оружия со всех концов света. Тут и громадные боевые топоры северян, и тонкие эльфийские клинки республики Дэйрингар, и последняя разработка имперских оружейников – клевец для пробивания латных доспехов. Есть даже двухклинковый меч-халади из чёрного вулканического стекла, излюбленное оружие демонов высокогорных пустынь Бхактиванды – за жизнь Тарк видел такой всего раз.
– Выпьете что-нибудь? – осведомилась девушка.
– Есть рецина? Обожаю! – загорелся Гана.
– Только
– Ну хоть так, – рыцарь поджал губы, цокнул языком. – На безрыбье и рак – рыба.
– Вы, Плабис?
– Без разницы. Давайте то же, что Гане.
Агент ощутил волну раздражения. Что за манера обращаться по фамилии?
Ида выудила литровую бутыль из мутного стекла и четыре кубка. Гана взял на себя роль виночерпия.
– За скорейшее окончание войны!
Ида опростала кубок первой – резко, залпом. Тут же налила снова.
Тарк пригубил напиток. В неказистой бутыли оказалось на удивление доброе пойло. Гана солидарен с агентом: кавалер приоткрыл рот, глаза слегка закатились.
– Опять за старое. Ида, мы же всё обсудили.
Тарк повернулся.
Человеку в дверях к ратной жизни не привыкать. Сухое, жёсткое, бесцветное лицо выдублено ветрами, на лбу и вокруг губ пролегли глубокие морщины. Но главное во внешности – не это.
Уродливый шрам пересекает лицо; клинок, что нанёс увечье, задел и глаз – когда-то угольно-чёрный, теперь он закрыт бельмом. Мужчина не отличается красотой, однако странным образом увечье его не портит. На сухом лице застыла угрюмая маска, волевой подбородок подан вперёд, обветренные губы плотно сжаты. Причёски нет – редеющие волосы сбриты под корень. Та же участь постигла бороду.
Тарк повстречал много разных людей, но этот взгляд – леденящий душу взгляд единственного здорового глаза – отложился в памяти навсегда. Есть в нём что-то потустороннее, великая внутренняя сила, и вместе с тем – пустота.
Мужчина застыл в ожидании. В разведённых руках читается немой укор.
– Ты мне не нянька, Гжодрас, – довольно резко бросила наместница.
– Что сказал бы твой отец? – скрипучий голос лишён интонаций.
Брови Иды сошлись на переносице, глаза сузились.
– У него сейчас проблемы посерьёзнее.
– И как водка? Помогает с решением?
– Гжодрас, – отчеканила девушка. В голосе звенит гнев. – Следи за языком.
Мужчина не проронил ни слова. Не изменилась поза – Гжодрас просто стоит в ожидании продолжения, чёрный глаз молча буравит наместницу.
Спустя десять секунд Ида уронила голову на грудь.
– Прости, Гжодрас, – сдавленно проговорила она. – Я…
– Всё нормально, – всё так же спокойно произнёс Гжодрас.
Волосы закрыли лицо наместницы, но агент разглядел сквозь пряди влажный блеск в уголках глаз.
– Приступим? – имперец уселся на свободный стул.
Девушка подняла голову, откинула волосы со лба.
– Знакомьтесь: Гжодрас – моя правая рука. Нам предстоит совместная работа.
Мужчины обменялись приветствиями.
– Гана, останьтесь – мне пригодится ваше мнение.
– С удовольствием, – рыцарь учтиво склонил голову.
– Удовольствия здесь не найдёте, – в голосе Иды – скорее горечь, чем резкость. Девушка достала письмо, протянула Тарку. Агент развернул пергамент. Гана подался вбок, чтобы увидеть текст, но Тарк мягко отстранил рыцаря.