Тростник под ветром

Исикава Тацудзо

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Ай...— директор на секунду запнулся.— Знаешь, что мне только что пришло в голову? Счастливый ты человек, что не имеешь детей!

— О чем это ты?

— Твой племянник только что получил призывную повестку.

— В самом деле?! Вот это скверно! — воскликнул дядя.— Ведь Тайскэ совершенно не годится для военной службы! Бедняга! Такому юноше, дружище, адвокатура куда больше подходит. Самое подходящее для него дело— стать адвокатом... Или он мог бы пойти по твоим стопам, заняться издательским делом, одно из двух. А сделать из Тайскэ солдата — какой в этом толк? Правда, сейчас уже бесполезно об этом говорить...

– — Ты совершенно прав,— ответил отец, по-прежнему

сохраняя хладнокровный тон.— Война вообще всегда понапрасну губит людей.

Тайскэ — его старший сын. Он женат, у него молодая жена — всего год, как они поженились. Тайскэ славный юноша, прямой, открытой души, с отличными способностями. Еще студентом Токийского университета он принимал участие в революционном движении и даже был арестован. Он потому и включился в движение, что был такой честный, замечательный мальчик. Отец бегал, хлопотал, пустил в ход все свои связи и добился, что сына освободили — его приговорили условно. С той поры Тайскэ порвал всякие связи с движением и закончил юридический факультет в одном из частных университетов. Тайскэ успешно выдержал выпускные экзамены, но официальные органы не спешили использовать его знания —- на государственную службу его не брали. Мимолетное участие в левом движении в студенческие годы останется, по-видимому, до конца жизни неизгладимым пятном в его биографии и будет всегда оказывать влияние на его судьбу.

В феврале этого года Тайскэ поступил на службу в юридическую контору старого адвоката Яманэ чтобы подготовиться к самостоятельной адвокатской практике. Весной будущего года он уже рассчитывал открыть свою собственную контору. И вот теперь отправить на фронт мальчика, прошедшего через такую тяжелую юность, послать его на бойню как раз тогда, когда он делает свои первые шаги в жизни! Эта мысль нестерпимой болью терзала отца. Не закончив обеда, Юхэй Асидзава отложил вилку. Еда не шла ему в горло.

Позавчера во дворце состоялось совещание в присутствии императора. По мнению Сэцуо Киёхара, военные круги настроены против кабинета Коноэ, и в недалеком будущем предстоит смена правительства. Ни парламент, ни правительство, ни даже сам император не властны приостановить надвигающуюся войну. Новый противник располагает огромным воздушным и военно-морским флотом. Водоворотом крови и пламени — вот чем будет эта новая война.

Для Асидзава невыносимо мучительной была мысль о том, что любимый сын должен попасть в этот кровавый водоворот. Усилием воли сохраняя спокойное выражение лица, следя за каждым своим движением, отец снова взялся за вилку и продолжал есть.

Недоброе предчувствие черным, мутным Потоком Затопило его грудь.

— Алло, алло, это ты? Алло, алло, это ты, Тайскэ?

По голосу было слышно, что жена задыхается. Не выпуская трубки, Тайскэ удивленно сдвинул брови. Ещё ни разу не случалось, чтобы ему звонили из дома так рано утром.

— Это я, я, Иоко... Ты меня слышишь?

— Ну да, конечно. Что случилось?

— Понимаешь...— голос па секунду прервался. Ему почему-то стало страшно от этой коротенькой паузы.

— Тебе... тебе принесли повестку.

— Что такое?.. Что принесли? — переспросил он. Он не мог не переспросить, хотя все понял в то же мгновенье.

— Повестку. В армию. Призывную повестку.— Иоко громко кричала в трубку.

— А, вот что. Понял.

— Что же ты думаешь теперь делать?

— Делать?.. Да ничего. Тайскэ уже овладел собой.

Голос жены опять прервался. Спрашивая у мужа, Что делать, опа как будто искала в его ответе последнюю надежду на спасение. Может быть, муж знал, как спастись от обрушившегося на нее несчастья? Чисто, по-женски надеялась найти у него защиту. Он ответил; «Да ничего....» — значит, выхода действительно нет. Выходит, что на долгие годы ей предстоит одиночество,—

теперь уже не оставалось в этом сомнений. А возможно, она вообще больше никогда его не увидит— станет вдовой. Иоко молчала, не зная, что говорить дальше,

— Что же делать? — повторила она еще раз.

— Во всяком случае, я скоро приду. Думаю, что к трем часам буду дома.

— Придешь? - сейчас позвоню отцу.

— Хорошо.

— Приходи скорей!

— Да, да, хорошо.

— Как можно скорее, слышишь? Ты мне нужен.

— Хорошо...

Положив трубку, Тайскэ все-таки почувствовал растерянность. Спокойный мир этой адвокатской конторы внезапно стал как будто отдаляться, отходить -от него. Он посмотрел на лежавшие на столе апелляционные документы, на стоявшие на полке книги — шеститомный «Свод законов», «Собрание опытов судопроизводства»... Окинул взглядом столы, чернильницы, конверты с корреспонденцией посетителей. Минуту назад, он был частью всего этого, имел здесь свое надежное, прочное место. Теперь же он словно повис в воздухе, стал посторонним, чужим. Ему казалось, будто он заглядывает в комнату через оконное стекло,, а дотянуться не может. Все это уже не имело к нему никакого отношения. .

Во всяком случае, надо сесть и выкурить папиросу. А что наступит потом.? При этой мысли он содрогнулся от страха. Ханькоу, Чаныва, Тайюань, Кантон,.. Кровь, разрывы снарядов, трупы и долгие, бесконечные месяцы страданий.Ему вспомнились многочисленные боевые эпизоды, которые он видел в кинохронике. Надеяться.не, на что.. Он мгновенно осознал это, понял, что. нужно и в самом деле оставить всякую надежду.

Он собрал бумаги и положил их в картонную папку. Что бы там ни было, а дела нужно оставить в порядке. Нужно попрощаться с Яманэ-сэнсэем^*. Тайскэ еще раз окинул взглядом комнату. Сэнсэй с важным видом о чем-то беседует с посетителем. Служитель-мальчик подогревает чай к обеду. Зазвонил телефон. Теперь ему незачем снимать трубку. На душе тоскливо, одиноко. Он один, только он один стоит на пороге смерти, а кругом, казалось, никто даже и не замечает этого.

— Сэнсэй...— смущенно произнес Тайскэ.— Только что мне звонили из дома. Меня призывают в армию.

— Что такое?! — адвокат Яманэ откинулся на спинку кресла, выставив грузный живот.

Весь его вид выражает подчеркнутое, неестественное удивление. А в действительности ему, наверное, совершенно безразлично, что будет с Тайскэ. Служитель-мальчик, вытаращив глаза, смотрит на Тайскэ, позабыв о чайнике, который он держал в руке. Посторонние, безучастные зрители... Они смотрят на Тайскэ, как на чужого, безразличного им человека. Их взгляд выражает разве лишь обычное в таких случаях соболезнование, не больше. Тайскэ снял пиджак, висевший на спинке стула, и накинул его на худощавые плечи. Ну да, ведь он пехотинец запаса второй категории, солдат второго разряда...

Около двух часов дня, распрощавшись, Тайскэ вышел из конторы. Теплые напутствия адвоката Яманэ показались ему удивительно равнодушными, точно слова чужого человека. Держа в руке небольшой узелок, в котором лежали кое-какие личные вещи, он. с тяжелым сердцем вышел на улицу. Стояла ранняя осень, на улице ярко светило солнце, но Тайскэ было холодно.

Пешеходы на улице, толпа на платформе, пассажиры в вагоне — у всех, на кого бы он ни взглянул, были равнодушные, безучастные лица. Словно иностранцы —- такими они казались далекими и чужими. Все эти люди смеялись, читали журналы, дремали. Только он один должен был сейчас идти на войну, на смерть. Тайскэ вдруг задумался над тем, что, в сущности, представляет собой человеческая жизнь. Толком и не поймешь... Какое-то терзание, бесплодное и напрасное... У него было такое чувство, будто жизнь его обманула. Он ждал от нее чего-то иного, чего-то большего.