Тростник под ветром
Шрифт:
Слушая, что говорит Киёхара, он следил за выражением лица Иоко. Ему было очень жаль дочь, которая провожала на войну мужа спустя всего лишь год после свадьбы. Но лицо Кодама-сэнсэя оставалось, как всегда, безмятежным. Точно так же как он с ласковой улыбкой считал последние удары пульса безнадежного больного, так и теперь он, улыбаясь, смотрел на Иоко, не находившую себе места от тревоги и горя. За этой мягкой улыбкой скрывалась всеобъемлющая, большая любовь, любовь, похожая на милосердие Будды, душевное спокойствие, которое, казалось,
Обоих его сыновей весной этого года одного за другим призвали в армию, старшего послали в Маньчжурию, младший служил в частях береговой обороны на острове Кюсю. В доме осталась лишь младшая дочь, учившаяся в колледже. Но лицо профессора Кодама казалось все таким же приветливым и спокойным. Возможно, это спокойствие было результатом смирения. Профессор рассматривал всех людей как своих пациентов. А может, быть, он и себя считал одним из таких пациентов и обращался с собой бережно, как с больным.
Когда ужин был закончен, профессор Кодама вышел на веранду и уселся в плетеное кресло напротив Тайскэ. Иоко принесла стеклянную вазу с персиками.
— Я была сегодня у Хориути-сан.
— Вот как? Ну как он, здоров? — спросил отец. Спрашивать, по какому делу ходила дочь, было не в его правилах.
— Его не было дома. Наверное, здоров, раз уехал на рыбную ловлю.
— Дело вот в чем,— вмешался Тайскэ,— Иоко хотела просить его, чтобы он освободил меня от призыва. Я говорил ей, что это ни к чему, чтобы она не смела ходить, но она не послушалась.
Профессор Кодама только тихо улыбнулся .в ответ.
Около девяти часов вечера гости разошлись. После их ухода в доме стало как-то особенно тихо. Теперь, когда не нужно было больше хлопотать, угощая и занимая гостей, предстоящая разлука с мужем еще сильнее пугала Иоко. Оставались короткие часы до неотвратимого завтра.
В легком кимоно, с засученными рукавами, по саду прогуливался перед сном, покуривая сигарету, младший брат Тайскэ — Кунио. Остановившись перед верандой, на которой сидели в креслах Тайскэ и Иоко, он резко спросил:
— Тебе не хочется ехать?
— Да, не хочется,— решительно ответил Тайскэ. Он знал, что Кунио придерживается противоположных взглядов, но именно поэтому Тайскэ хотелось говорить как можно откровеннее.
Кунио передернул плечами.
— Все, кто сегодня был у нас в доме — противники войны,—-сказал он.— И дядя Киёхара и Окабэ-сан. О профессоре Кодама говорить не буду, его взгляды мне неизвестны, а отец рассуждает точно так же. Да и вы, Иоко, тоже, наверное, с ними согласны. Вот почему все эти так называемые либералы и пацифисты приносят вред государству..
— А ты что же, милитарист? — иронически спросил Тайскэ, откинувшись па спинку кресла.
Кунио еще - резче передернул плечами. Под складками легкого кимоно угадывались его сильные руки и грудь.
— Можешь так не говорить со мной. Вовсе не обязательно быть милитаристом, чтобы не стоять в позе хладнокровного наблюдателя, равнодушно следящего за войной, которую ведет вся страна. Когда твоему дому угрожает пожар, каждый возьмется за ведро, чтобы погасить пламя.
— Да кто его поджег-то? Наши же военные.
— Нет, Англия и Америка. Они как раз и подожгли.
— Да, в последнее время распространена подобная точка зрения. Но интересно, что в свое время с этими агрессорами вступили в союз и даже заключили японо-английский договор... Любопытно получается.
— Э, оставим историю для учёных. Ладно, не будем спорить. Но мне противно этакое равнодушие всех этих господ либералов. Народ, утративший идею национального самосознания,— Неполноценный народ, это нация второй категории. Такому народу самое подходящее жить в колониях. Впрочем, я думаю, что ты и сам, когда послужишь в армии, поймешь все по-другому,
— Да, собираюсь хорошенько обо всем поразмыслить.
Тайскэ с холодным лицом смотрел на звезды. Кунио снял гэта*, поднялся па веранду и, бесцеремонно топая ногами, прошел к себе, на второй этаж.
Его комната была битком набита вещами, имеющими отношение к авиации. Здесь были серебристые модели самолетов, схемы моторов, многочисленные фотографий, аэронавигационная карта, компас. В центре всего этого нагромождения предметов стояла кровать и горела лампа под зеленым абажуром. Это была комната настоящего офицера воздушного флота.
В колледже Кунио начал увлекаться всем, что только было связано с армией. Военные власти прикрепили к колледжам офицеров действительной службы, которые со всей строгостью проводили с учащимися тренировочные занятия. Все университеты и институты Японии были превращены в полувоенные учебные заведения. Какие-нибудь пятнадцать лет назад японское студенчество было настроено революционно; теперь же .милитаристы стремились подчинить молодежь своему влиянию. За эти пятнадцать лет военные круги всецело подчинили себе всю систему образования. Под мощным воздействием этой системы революционные настроения молодежи были подавлены.
Военные руководители в первую очередь добились права решающего голоса в правительстве, затем похитили свободу слова в парламенте, с помощью жандармерии поставили Под свой контроль мышление народа, а в тех случаях, когда эти испытанные средства не помогали, прибегали к тайным убийствам. Так были уничтожены последние остатки свободы. Военизировать учебные заведения, значит военизировать весь народ. В 1939, в 1940 годах все области общественной жизни Японии — политика, экономика, идеология, культура — подчинялись военщине, следовали ее приказам.