Тщета: Собрание стихотворений

Меркурьева Вера Александровна

«Долетевший с вами горный ветер…»

Клоде Арх.

Долетевший с вами горный ветер Мне донес подводный звон винеты, Милой жизни легкое дыханье, Взгляд любимых, чьи сомкнуты веки. Отнесите им вы строчки эти, С ними – все мольбы и все обеты, И мое единое желанье: К ним вернуться, и уже навеки. 19.VII.1936.Старки

«Еще вот здесь, пока у нас…»

А. Ахм.

Еще вот здесь, пока у нас, Совсем близка, почти доступна, Но миг – и скроется из глаз, Неумолима,

неподкупна. А мы вздохнем (о, вздох Пьеро Вслед горлинке – Киприды птице!) И оброненное перо Укроем в сердце, как в божнице. 24.VII.1936

С. В. ШЕРВИНСКОМУ [11]

Кто был недаром именован Шеллинским в прошлый месяц май, Когда, застигнут невзначай И к нашей тачке пришнурован, Стал невпопад ошеллимован – Пусть за грехи, да через край. Но если нам в ту бочку дегтя Хоть ложка меду натекла – То Ваши дивные дела: Влит зуд редакторского когтя В лит-труд со-авторского локтя И четверть Шеллия – цела. 28.IV.1937

11

Надпись на книге Шелли. (Примеч. автора.)

ИНЫЕ (А. Кочеткову) [12]

Во многих смертных формах я искал

Того кумира тень, о ком мечтал.

Шелли

А те, кому ты был кумиром сам, Кто вслед твоим стихам, твоим глазам, Как мотыльки, летели, шли, влеклись, Притягивались, падали – и жглись, – О тех, об опаленных, об иных, Ты помнишь ли, забывчивый, о них? В свои тиски зажмет тебя тоска? — Знай, то иной сожженная рука. Не взвидят бела дня твои глаза? – Знай, то иной горючая слеза. Затянет пеплом сердца боль и кровь? — Знай, то иной сгоревшая любовь. Но если песней хлынет немота, – Знай, то иной, обугленной, уста. И если зашумит, как море, стих О тех, об опаленных, об иных, – То яблонь мира обирает цвет Жестокий и невинный зверь – Поэт. 26.V.1937

12

Надпись на книге Шелли. (Примеч. автора.)

«Он к нам слетел взорванным осколком…»

Л. Соловьеву

Он к нам слетел взорванным осколком гранатным, взрывая нас, не понимающих очень долго, где правда – прежде или вот сейчас. Но там, где стал он, там легло семя жизни – прорастет, в срок взойдет деревом, с которого – во время мира – оберем цвет и плод. Губы наши вспыхнут жаром цвета багряной крови – в нас и в нем одной. Глаза загорятся – это они запылают его огнем. И мы поймем, хотя бы и после того, как переживем страх разлуки с ним, что жизнь – вечно возле него и нас, смертью смерть поправ. 2.VIII.1942

«Все потеряв, и бросив, и отринув…» (Екатерине — Михаилу)

Все потеряв, и бросив, и отринув, покинув дом, и скинию, и склеп, мы вышли ночью — несколько песчинок — искать веками чаемый вертеп. Пути к нему, смиряясь, волхв не знает, о нем пастух, встречаяся, молчит. Но вот гляди: с небес звезда двойная льет

синие и желтые лучи. За ней, к нему. Но, затаив дыханье, едва себе осмелимся сказать, что светят нам в ее двойном сиянье то светлые, то темные глаза. Что здесь они тоскуют с нами рядом, как мы — в дорожной тусклые пыли, что там они взирают вечным взглядом с высот небесных в глубину земли. Что, может быть, как нам — они, кому-то и мы — лучей таинственная быль, А наше всё страдание и смута — лишь звездная сияющая пыль. Что в хороводе, легком точно воздух, бескрайном, как весенние поля, не различить нам — что глаза, что звезды, не разобрать, где небо, где земля. Что, наконец, не знаем лучшей доли, как в небесах взойти на Млечный Мост — и, обомлев от счастия и боли, пролиться ливнем падающих звезд. 25.VI.1922

«Онегинская строфа»

Перестоявшись, киснет нектар, Впрок солят только огурцы. Давно и «Новь», и сам «Прожектор» Простерли к Вам свои столбцы. Вас извещает Тахо-Годи, Что он к осенней непогоде, Мечтой иль Павловым влеком, Готов издать Ваш первый том. А Вы — писанием «методик И восхожденья» занялись, Вы — наш arbiter и стилист, Инструментатор и мелодик! Вот так-то, чтя полезный труд, Поэты улицу метут. Но нет, земли ничтожный сор Не затемнит правдивца взор, Не заградит уста поэта Чужой молвы бездушный толк — Свой щедрый дар, свой вольный долг Ты вспомнишь, данник Мусагета! Уйдешь от ласковых долин, Как ветер волен и один, Туда, к пустынной горной келье, Где буря правит новоселье. И там увидишь землю ты Такой покинутой и пленной — Что к ней рванешься с высоты Потоком песни солцепенной.

Рондо с кодой («Влача рифмованные цепи…»)

М.И. Слободскому

Влача рифмованные цепи, я говорила — или нет: о дне рождения на свет, о дне рождения в Вертепе. О дне, в который дикий стрепет слетел к нам, — полевой поэт, — влача рифмованные цепи, я говорила — или нет? Кто задирался много лет в немом и безответном склепе и вышел к нам — и в песни трепет он преломляет тень и свет, влача рифмованные цепи. Освобожденному — привет, новорожденному — в Вертепе. 4-17.VII. 1924.

«Пускай велит Вам разум разом…»

М.И. Слободскому

Пускай велит Вам разум разом И дом, и город покидать: Владивосток с Владикавказом Сумеет сердце срифмовать. Разлуки северная вьюга Растает в памяти тепле. Ах, все в гостях мы друг у друга, И все мы гости на земле. 7.III.1928.

Рондо («Когда Вертепу Вы явились…»)

М.И. Слободскому

Когда Вертепу Вы явились, Анчара острый иверень — и Вашим чубом набекрень и Вашим ямбом мы пленились. Мы все стихами разразились, кто бросив немощи, кто лень — когда Вертепу Вы явились Анчара острый иверень. С тех пор, что год — разлуки тень: поразбрелись, переженились… Но уцелевшие решились стихами вечно славить день, когда Вертепу Вы явились.