Туунугур
Шрифт:
С политологом вышло тяжелее. Тот ни в какую не хотел вставать, орал и обзывал собутыльников пендосами и оппортунистами.
– Может, всё-таки жене его позвонить?
– предложил Киреев.
– Ни в коем случае! Ещё не хватало, чтобы она узнала, какие вещи тут творятся.
– А то она не знает!
– сказал Киреев.
Голубев вызвал второе такси и, поглядывая на мирно дремлющего Вареникина, сказал:
– Навеяло. Я тут ремонт в квартире затеял, нанял по знакомству рабочего. Мужик - золотые руки. Но повёрнут на политике, хоть святых выноси. Цитирует Прилепина, трещит о нашем величии и гибели западного мира, вывалил на меня ворох мыслей Вассермана и Старикова.
– Небось, на порнолабе забанили, вот и гоняет шершавого на "Тополя" - "Искандеры", - мрачно прокомментировал Киреев.
– Надеюсь, невидимая рука рынка дала ему по харе?
– Каким образом? Выгнать на хрен?
– Именно. Нехай идет работать на госпредприятие.
– А что, Вассерман и Стариков за огосударствление?
– Ну уж точно не за либерализм.
Вареникина тащили, сдавленно матерясь.
– Здоровый, оказывается, боров, - пыхтел Голубев.
– А так и не скажешь.
Из кабинки на них с молчаливым осуждением взирала вахтёрша.
– Пора вам тут открывать клуб для интеллигенции, - сказал Киреев - Чтобы можно было бухать на законных основаниях.
– Налогами задавят. А так мысль, конечно, хорошая.
Вареникина впихнули в такси, Голубев нахлобучил на взлохмаченного политолога упавшую шапку.
– Довезёте, Анатолий Сергеевич?
– А куда деваться?
– ответил Киреев, ёжась в предчувствии неприятного разговора с вареникинской женой.
– Удачи вам!
Директорская грива мерцала под звёздным небом, точно осыпанная инеем.
Киреев сделал ему ручкой и захлопнул дверцу.
Вареникин жил в панельной многоэтажке рядом с барачным кварталом, известным в Туунугуре под названием "Харбин". Когда-то там селили первых строителей города, потом - новоприбывших геологов, затем - всех подряд, кого течение жизни прибило к стылым берегам Туунугура. Квартал задумывался как временный, его давно должны были снести, но на строительство нового жилья средств не было, и в итоге он превратился в якутский вариант фавел. Жители остального города считали обитателей Харбина сплошь алкоголиками и бандитами, а те их - бездельниками и чистоплюями. С вареникинского балкона весь Харбин лежал как на ладони. Не худший вариант: окна кафедры вообще смотрели на помойку.
Выволакивать раскисшего политолога из машины оказалось даже труднее, чем втаскивать внутрь. Таксист лишь усмехался, наблюдая за потугами Киреева в зеркало заднего вида. Киреев дотащил Вареникина до приподъездной лавки и попытался привести в чувство. На какое-то мгновение ему это удалось. Вареникин открыл глаза и, сфокусировав взгляд на коллеге, заявил:
– Всё равно наша возьмёт. Ни хрена у вас не выйдет, суки натовские.
После чего снова уронил голову на грудь.
Киреев, матерясь сквозь зубы, потащил его в подъезд. Подумал: "Увидит меня сейчас кто - чёрт-те что вообразит". Потом ещё подумал: "А если студенты заметят?". Но тут же успокоился - студенты и не такое видали. В конце концов, в студенческом общежитии жил Джибраев, а уж его-то во хмелю им доводилось наблюдать не раз.
Жена Вареникина - костлявая и короткостриженая - увидев их, хотела разораться, но сдержалась - боялась разбудить детей. Однако прошила Киреева таким испепеляющим взглядом, что тот почёл за лучшее сразу ретироваться.
По пустынной, освещённой фонарями улице, гуляла позёмка. Пряничным домиком смотрелась автобусная остановка, выкрашенная в цвета жвачки "Love is". За ней протянулось пластинчатое щупальце теплоцентрали, а дальше, в переулке, густился мрак. Киреев вышел из подъезда, потёр стынущий нос, огляделся вокруг. Трясина, трясина...
"Надо валить", - решил Киреев.
Провожать Слепцова в аэропорт тоже выпало Кирееву. По пути, сидя в машине, они болтали о разных пустяках, всячески избегая затрагивать тему Усалги и пьянки в музее. Но в здании аэровокзала, катя за профессором чемодан, Киреев всё же осведомился:
– Так как, примете у меня тему об истине?
– Конечно. У вас уже есть намётки?
– Есть, - соврал Киреев.
– Наведайтесь ко мне через месяцок. Обсудим, в каком направлении вам работать.
На том и расстались.
Глава четвёртая
Федеральная трасса
Вечерами Киреев корпел над диссертацией дражайшего Фрейдуна Юхановича. Джибраев со свойственной восточным народам страстью смело лепил в диссертацию любую чушь, лишь бы уязвить ненавистных турок. Киреев, сцепив зубы, вычёркивал, правил и дополнял. А для солидности подкреплял свои слова источниками на английском. Так что, если бы кто-то захотел выудить из работы Джибраева редакторский текст, сделать это было бы нетрудно - в тех местах, где стояла ссылка на англоязычную книгу, фрагмент однозначно писал Киреев.
Подлатав содержательную часть, он взялся за список литературы. Тут у него уже имелся опыт. В бытность свою студентом туунугурского филиала института водного транспорта, Киреев писал курсовую по теме "Проектирование портов и причалов". Читать данную дисциплину в Туунугур приезжал из Хабаровска декан Духнов, который сам же и диктовал для курсовой список литературы. Киреев не смог отказать себе в удовольствии включить в этот список придуманную им книгу "Проектирование портов и причалов на несудоходных реках Якутии", приписав её авторство Духнову же. Никто, естественно, не просёк.
Проканало тогда - проканает и сейчас. Трудность, однако, заключалась в том, что теперь нужна была литература на айсорском, курдском и армянском. Ну и что? На то нам и даны google и онлайн-словари. Аллилуйя тебе, мировая сеть! Три дня работы - и список литературы засиял как бриллиант, обогатившись такими бесценными трудами как "6000 лет ассирийскому сопротивлению" и "Абдула Оджалан - реинкарнация Ленина".
Грянуло 1 мая. Совсем недавно в этот день коммунисты митинговали на центральной площади у памятника Ленину, вспоминая былое величие и пророча неизбежный крах антинародного режима. Потом горадминистрация прикрыла сей праздник демократии, выгнав коммунистов в детский парк. С тех пор туунугурская организация КПРФ агитировала на фоне резвящейся ребятни, служа бесплатным развлечением для скучающих мамаш. Сами по себе эти несломленные революционеры были никому не страшны, но являлись единственной в городе оппозицией, чем и привлекали к себе симпатии недовольных жизнью. Киреев тоже смотрел на них с теплотой, искренне надеясь, что мамбет осенью пролетит на выборах. Поэтому он решил посетить краснознамённую маёвку, чтобы свести более близкое знакомство с естественными противниками Степанова. С собой он, как обычно, прихватил фотоаппарат.