Туунугур
Шрифт:
– Нет, - рассеянно ответил Джибраев.
– Я вчера целый вечер контрольные проверял, - он кивнул на стопку идеально сложенных тетрадей, лежавшую на полке.
– И вообще, кому это надо...
– Ну, если вам не нужны деньги...
Джибраев поднял на него взор, полный боли. Такими глазами, должно быть, его предки созерцали пожар Ниневии и гибель библиотеки Ашурбанапала.
– Сорок тысяч - это окончательная цена? Вы не будете её больше поднимать?
– Клянусь вам, Фрейдун Юханович. Ещё и автореферат вам сделаю. Хотите, оформим договор?
Джибраев подумал и замотал головой.
– Нет, не
– Кстати, коллеги, - сказал Киреев, - я говорил вам, что Белая попросила сверстать сборник в честь годовщины победы?
– Ну это уж чересчур!
– воскликнул Джибраев, вскакивая со стула.
– Что мы ей, рабы?
– О чём речь!
– спокойно произнёс Вареникин, улыбаясь.
– Сделаем.
– Тогда я беру на себя обложку. Есть у меня пара идей.
– Дерзайте, - ухмыльнулся Вареникин.
Джибраев в знак протеста вообще отказался участвовать в коллективном проекте и ушёл домой, а вернее, в студенческое общежитие, где жил уже десятый год. Киреев и Вареникин остались на кафедре вдвоём.
До позднего вечера Киреев лазил по интернету, выискивая изображения для обложки - такие, чтобы вогнать в оторопь всех причастных к сборнику. Азарт его, сам того не желая, подогрел Вареникин, который оформлял за соседним столом заказанный Белой проект творческого коллектива. Не удовлетворённый полученными от начальницы образцами, Александр Михайлович наведался в её кабинет (сама Белая уже ушла домой) и там, копаясь в папке исходящих документов, случайно обнаружил ходатайство о получении материальной помощи по сиротству для племянника завкафедрой. Племянник этот учился в институте и сиротой, насколько было известно, отнюдь не являлся. Ходатайство (а вместе с ним - и несколько предыдущих) Вареникин торжественно зачитал Кирееву.
– Ну всё, сама нарвалась, - прорычал Киреев и принялся лепить в фотошопе самую устрашающую обложку, которую смог придумать.
Закончив, он с довольным видом откинулся на спинку кресла.
– Вот, Александр Михайлович, полюбуйтесь.
Вареникин перегнулся к экрану его монитора и шевельнул усами.
– Хм, смело. На скандал нарываетесь?
На картинке за спинами радостных советских солдат догорали руины рейхстага, а чуть выше красовалась огромная медаль "За победу над Германией" с профилем Сталина.
– Творческий эксперимент. Посмотрим, что скажут.
К покойному вождю народов Киреев не испытывал особых симпатий, но уж очень хотелось полюбоваться на рожу Белой, когда она это увидит, а заодно уколоть директора краеведческого музея, который финансировал всё мероприятие. Директор был известным либералом и при имени Сталина наливался кровью.
– На сегодня я закончил, - сказал Киреев, бросая взгляд на часы.
– Двадцать минут одиннадцатого. И кто нам оплатит это время? Эх... Вы как хотите, а я домой.
– Да и мне пора, - сказал Вареникин.
Обложку сборника Белая ожидаемо завернула.
– Вы что, с ума сошли?
– прошипела она.
– Немедленно уберите Сталина. Не хватало нам ещё неприятностей с городской администрацией! И солдаты у вас не в полный рост. Что за безобразие?
– Они такими были на оригинальном фото, - буркнул Киреев.
Завкафедрой сузила лисьи глаза.
– Не испытывайте моё
Сказано - сделано. Медаль Киреев заменил на орден Победы, а вместо солдат вклеил другое фото - с танком на фоне того же рейхстага. Танк стоял кормой к зрителям и имел на башне надпись "боевая подруга".
– Это вы так Белую увековечили, - громыхнул смехом Вареникин.
Глава третья
Гость из Якутска
Георгий Николаевич Слепцов возглавлял кафедру философии Восточно-Сибирского федерального университета в Якутске, чьим филиалом являлся Туунугурский политех. Именно ему выпало на долю править диссертацию Салтыковой, и он до сих пор вздрагивал, когда слышал эту фамилию. Холёное якутское лицо его сразу становилось испуганно-напряжённым, а любезная улыбка превращалась в оскал.
– Завтра повезём вас в Усалгу на шашлыки, - с энтузиазмом сообщил Киреев, сажая прибывшее светило в машину, которая должна была отвезти его из аэропорта в гостиницу.
– Лидия Васильевна передаёт привет и извиняется, что не смогла встретить лично - у неё лекции.
Слепцов кисло улыбнулся, с такой безысходностью посмотрев в лобовое стекло, словно его везли в ГУЛАГ.
По пути Киреев развлекал учёного рассказами о достижениях Политехнического института, попутно выясняя, над чем сейчас работает прибывший корифей. Вопрос был не праздным. От ответа зависело, чему будет посвящена киреевская диссертация.
Это только несведущие люди думают, будто кандидатская, а тем более докторская, должны открывать новые глубины. В действительности диссертация - это штамповка, вся соль которой в налаженном производстве. То, что у нас считается научной школой - это когда некий авторитет подминает под себя тему, и те, кто попадают с ним в сцепку, встают на конвейер: у них есть готовый предмет исследования и образцы, а материалы им спускают. Диссовет у такого авторитета ручной, к защите принимает всё. На выходе имеется куча однотипных диссертаций, обсасывающих некий объект со всех сторон. Примеры этого были у Киреева перед глазами: в институте множество людей (математики, геологи, физики, строители) защитились по технике безопасности на горных работах, а главбух - вообще по философии. Всё зависело от того, с какими учёными у вуза налажено сотрудничество. Руководителю такого конвейера по выпечке диссертаций - прямой путь в академию наук, не говоря уже об административных постах, пусть даже символических, но хлебных. Место работы он выбирает сам, в провинции может вытирать ноги о начальство. Диссовет решает всё по его слову, и вообще кругом разводится немеряно холуёв. Плюс руководство и консультирование соискателей - это тоже некоторые копейки.
Поэтому Слепцов не удивился, когда Киреев начал подводить разговор к собственной кандидатской. Лишь попросил:
– Только не о самоуправлении развитием личности.
И оба засмеялись, вспомнив название салтыковского труда.
Когда на следующий день, утром, сановное тело загружали в микроавтобус, чтобы везти к горячим источникам Усалги, рядом вдруг нарисовалась Белая. Киреев думал, что она решила помахать ручкой на прощанье, но завкафедрой тоже залезла в машину и уселась возле Слепцова.