Туунугур

Волобуев Вадим

Компанию ему составил вечный бунтарь Фрейдун Юханович Джибраев.

Пока они шли на митинг, Джибраев переживал за свою судьбу, висящую на волоске из-за грядущего сокращения часов и ставок. Главным соперником в эволюционной борьбе ему виделся Вареникин.

– Вы знаете, что он договорился с какой-то шишкой из Томска насчёт диссертации? Слепцов ему нужен как запасной вариант. У него же со времён медучилища куча знакомых в научных сферах. Ох, чувствую, пролечу я, как фанера над Парижем.

Жизнь у Фрейдуна Юхановича не складывалась. В свои сорок с гаком он оставался холост, ютился в студенческом общежитии, получал маленькую зарплату, да ещё никак не мог

совладать с письменной речью. К счастью, у него была масса родственников по всей России, которые не давали ему пропасть. Родился он в Азербайджане, образование получил в Хабаровске, а в Туунугуре оказался благодаря брату - главврачу больницы. Теперь это дитя жарких стран наводило шорох среди отпрысков скотоводов, бегая за студентками и пропагандируя среди них духовные ценности "Домостроя" - книги, из которой Джибраев неустанно черпал вдохновение для своего будущего (как он верил) семейного строительства. Эмансипированные дочери снегов, однако, не разделяли его восторгов, что приводило Фрейдуна Юхановича в глубокую печаль. А тут ещё это соперничество с Вареникиным за место под Солнцем... О завтрашнем дне Джибраев думал с содроганием.

– У Вареникина ведь жена и дети, - продолжал он ныть.
– Его попробуй уволь - по судам затаскает. А меня-то - запросто.

Киреев, тоже не обременённый супругой, лишь посмеивался - переживания по поводу работы в шараге Политехнического института казались ему сущей ерундой.

Коммунисты митинговали возле статуи богини Ники, которую какой-то шутник из городского руководства в незапамятные времена возвёл посреди столицы железорудного края. Речь держал бодрый дядька в красной рубахе, с алой ленточкой, приколотой к куртке (как выяснилось позже, глава местной организации КПРФ по фамилии Песец). С двух сторон дядьку сторожили две тётки средних лет, одна из которых радостно поблёскивала золотыми зубами, другая же - бледная и сухая - взирала на собравшихся с пронзительностью бывалой гебистки.

Слушателей было немного, человек тридцать. Они косились на Киреева с Джибраевым как Ленин на фотокорреспондента либеральной газеты или как на агента царской охранки. Последние, кстати, тоже вертелись рядом, пытаясь осуществлять скрытую съемку: из-под стыдливо сложенной газетки предательски бликовал объектив видеокамеры.

В промежутке между речами, раздачей слонов и развешиванием умалатовских медалек Песец вручил нескольким подозрительным личностям партийные корочки. Одного, похожего на зубрилу, очкарика главный коммунист города представил как "нашего юриста, много помогавшего нам в нашей деятельности... бла-бла-бла... борьба за права трудящихся... бла-бла-бла...". Киреев навострил уши. Ему показалось, что где-то в небесах прозвучал звоночек. Юрист?

Памятуя о своём давнишнем визите к юристу, Киреев не очень доверял этому племени, но тут-то - боец, оппозиционер с холодной головой и пламенным сердцем, отрекомендованный лично Песцом. Сама судьба шла в руки Кирееву.

Дождавшись, пока красный юрист освободится, он приблизился к нему и кратко обрисовал ситуацию с эксплуатацией трудящихся в институте. Юрист, представившись как Бажанов Павел Сергеевич, глянул на Киреева мужественными глазами сквозь благородные очки и продиктовал номер телефона. Птички вокруг щебетали песнь победы, в воздухе разливался весенний аромат удачи. Будущее переливалось всеми оттенками кумача и где-то очень далеко шелестели купюры компенсации за сверхурочные, которые, плача и ругаясь, выплачивал ему туунугурский Ким Чен Ын.

Май -

единственный месяц, когда жители Туунугура могут насладиться весной. Обычная якутская зима длится до Дня солидарности трудящихся, потом начинает резко теплеть, в годовщину победы уже вовсю журчат ручьи, а спустя две недели приходит лето во всей своей сибирской красе, принося в затопленный внезапной жарой город пыль и духоту. В Политехническом институте тоже идут горячие деньки - в самом разгаре экзамены и зачёты. Преподаватели в последний раз измываются над студентами, чтобы со спокойной душой разойтись по отпускам.

Киреев решил не ждать этого времени и наведаться в Якутск, чтобы на случай нового визита директора на кафедру уже иметь на руках тему диссертации и план работы. Он действовал в двух направлениях: выполнял взятые на себя обязательства и одновременно, на случай, если начальство снова начнёт закручивать гайки, готовил плацдарм для удара в тыл любимому вузу.

Просто так в Якутск его, конечно, никто не отпустил. Визит к научному руководителю ни в коей мере не являлся уважительной причиной для отсутствия на рабочем месте, и Кирееву пришлось, склоня выю, наведаться к Белой. Та долго мурыжила его недомолвками, тянула резину, пока Киреев, вскипев, не пригрозил опять положить заявление об уходе. Завкафедрой, скрепя сердце, дала добро, но потребовала залог.

– У вас контракт заканчивается. Институт уже объявил конкурс на замещение вакантной должности. Срочно заполняйте документы.

Киреев побрёл в учёный совет.

Конкурсные бланки были старые, оставшиеся ещё с советских времён, и содержали в себе такие экзотичные пункты как "участвовали ли вы в партизанской борьбе?" и "были ли вы на оккупированной территории?" (в обеих графах Киреев принципиально поставил "да").

Денег на самолёт у нищего преподавателя, конечно, не было. Поезд в столицу республики не ходил за отсутствием железной дороги. Вернее, дорога была, но поезда ходили лишь до Томмота, а оттуда всё равно надо было добираться на машине, да ещё маяться на переправе через Лену в ожидании парома.

В республике то и дело оживали слухи, будто начальство наконец услышало вопли страждущих и решило построить мост через великую сибирскую реку, дабы в Якутске, как во всякой уважающей себя столице, был не только аэропорт, но и вокзал. Кто-то якобы даже видел проект этого моста - утверждалось, что он станет чудом инженерной мысли. Из высоких кабинетов просачивались разговоры, будто руководство уже поднимает пары. Особо продвинутые перехватили в интернете новость, что премьер лично поручился за успех дела. Известие это окрылило якутян, приунывших было после крушения надежд на предыдущего премьера, который давал ровно такие же обещания. И деньги уже вроде бы пошли, но в последний момент внезапно вырос мировой престиж России, чья защита потребовала перевода средств на западные рубежи. Когда центральные СМИ подтвердили эту информацию, казалось, вся республика издала матерный выдох.

Таким образом, не считая авиации, единственной постоянно действующей артерией, как и прежде, оставалась федеральная трасса "Лена", о которой говорили, будто её специально провели для тренировки российских участников ралли Париж - Дакар. Двадцать часов в битком набитом микроавтобусе - вот что предстояло пережить всякому, отважившемуся навестить столицу алмазного края. Киреев решил сократить хотя бы часть пути и купил билет на поезд до Томмота. Восемь часов езды в общем вагоне - ничто в сравнении с прелестями "дороги жизни" из Туунугура в Якутск.