Твердь небесная
Шрифт:
Опять же по указанию Саломеева захваченный арсенал Мещерин доставил на Чистые пруды, в реальное училище, где находился штаб боевых дружин. В этом училище Мещерин, Самородов и еще несколько служивых начальников дружин обучали не нюхавших пороха новичков основам военного искусства.
Через два дня после взятия налетом оружейного магазина Мещерин с Самородовым опять показывали дружинникам приемы обращения с оружием, учили стрелять по мишеням. В этот раз в училище собралось, как никогда, много народу. Распоряжался над всеми Саломеев – после недавнего ареста почти всего Федеративного совета, которого
Вечером в полуподвал, где Мещерин и другие начальники дружин занимались с новобранцами, вбежал, громко стуча сапогами, расхристанный рабочий и закричал:
– Полиция! Полиция! Нас окружили!
От этого истерического крика чуть было не вышла паника. Все, как по команде, куда-то рванулись бежать, сталкиваясь и мешая друг другу, кто-то упал, кое-то даже бросил на пол оружие.
– К оружию! – прокричал Мещерин на все училище. – У кого винтовки – занять оборону на лестнице! С пистолетами – марш по этажам, встать на позицию к окнам! Македонцы, ко мне!
Македонцами именовались дружинники, обученные управляться с самодельными бомбами-македонками.
Все снова рванулись бежать, но на этот раз уже каждый боец знал свой маневр.
Когда Мещерин с Самородовым выбрались из подвала, входную дверь снаружи крушили солдаты, видимо, прикладами.
– Готовьсь! – приказал Мещерин своим дружинникам, расположившимся на лестнице, и поднял уже руку, чтобы, едва неприятель ворвется внутрь, скомандовать дать по нему залп.
Но в это время с верхнего этажа сбежал полотняно-белый Саломеев.
– Товарищи! Товарищи! – выкрикнул он высоким дрожащим голосом. – Не стрелять!
Мещерин от такого явления замешался и опустил руку. Дружинники в недоумении смотрели то на того, то на другого.
Тут двери с треском распахнулись, и в вестибюль, предводительствуемые офицером в чине ротмистра, с винтовками наперевес, осторожно, будто не желая спровоцировать дружинников сгоряча спустить курок, вошли солдаты, с дюжину всех, и выстроились в шеренгу.
Саломеев, наконец взяв себя в руки, уверенно подошел к офицеру, предводительствующему этою командой.
– Мы складываем оружие! – отчеканил он.
Никто из повстанцев ему не возразил, однако и винтовок никто не побросал. Больше того, некоторые дружинники стали медленно пятиться вверх по лестнице, предполагая, видимо, затем обороняться на верхних этажах.
– Выходите на улицу по одному без оружия! – громко произнес офицер, так, чтобы это было слышно всем в вестибюле и на лестнице.
– Нам требуется обсудить наше положение! – ответил Саломеев.
Офицер только молча кивнул, показывая, что он не возражает.
– Товарищи! – Саломеев снова почувствовал себя хозяином положения. – Призываю всех сохранять спокойствие! Начальников дружин прошу сейчас подняться в канцелярию!
Менее чем через минуту в канцелярии во втором этаже собрались все бывшие в доме ответственные лица.
– Штаб дружин пал! – Саломеев сразу же поставил точку в возможной дискуссии по поводу случившегося. – И теперь самое полезное, что мы можем сделать для восстания, вообще для революции, – патетически уточнил он, – это сохранить жизни всех, кто сейчас здесь находится.
– Это позор! – воскликнул молодой человек в студенческой шинели нараспашку. – Лучше сложить голову, чем так бесславно сдаться!
– Прекрасно! – вскипел Саломеев. – Я принимаю весь позор, все бесчестие на себя! Вы никто не опозорены! Вы – истинные храбрецы, готовые костьми лечь, но не выкинуть белого флага! Вам рукоплещет весь прогрессивный мир! А меня, разумеется, ждет всеобщее презрение за трусость! Замечательно! Но я спасу сотню людей. И они – эти люди – рано или поздно станут могильщиками самодержавия! Может быть, они тогда вспомнят с благодарностью того труса, что в декабре пятого года спас их от бездарной погибели!
Молодой человек что-то хотел возразить, но в это время в комнату вбежал тот самый расхристанный рабочий и взахлеб принялся докладывать Саломееву, что подошел местный пристав, который просит допустить его поговорить с руководством штаба. Саломеев, не раздумывая, велел проводить пристава в канцелярию.
– Ну вот, – удовлетворенно произнес он, – у нас еще есть сколько-то времени, чтобы сделать наше поражение как можно менее вредным для восстания. Мещерин, под черной лестницей отодвигаются половицы, и под ними находится железный люк. Спрячь туда хотя бы пистолеты, которые вы давеча захватили. И непременно патроны. В патронах у нас крайняя нужда. Идем, я дам тебе ключ от этого люка, – он в сейфе в соседней комнате.
Когда они зашли в соседнюю комнату, Саломеев вынул ключ из кармана и протянул его удивленному Мещерину.
– Мы пришли сюда не за ключом, – почти шепотом произнес он. – Я вот что тебе должен сообщить: после ареста Федеративного совета, чтобы нам вообще не остаться обезглавленными, исполнительною комиссией разработан план по спасению руководства восстания. В каком-то непредвиденном случае, вроде нынешнего, достаточно только успеть позвонить особому связному, назвать пароль и адрес, и… арестованные не доедут до тюрьмы – они будут отбиты по пути хорошо подготовленною, уверяю тебя, боевою организацией. Я уже позвонил куда следует. Так что камера сегодня нам, скорее всего, не грозит.
Мещерин совершенно спокойно, как что-то само собою разумеющееся, выслушал новость.
– Но для наивернейшего успеха необходимо, – рассказывал Саломеев, – чтобы полиция и военные больше были озабочены еще сражающимися в осаде повстанцами, нежели охраной уже безвредных сдавшихся. Понимаешь, о чем я?
– Разумеется, – немедленно ответил Мещерин. – Мы будем держаться, сколько возможно.
– Спасибо. Я знал, как ты ответишь. Но не подумай, что я оставляю вас на погибель. У тебя в кармане ключ, который откроет вам путь к спасению. Вы, как только посчитаете нужным, спуститесь через люк в подземелье и выйдете на поверхность в двух кварталах отсюда. Там вас встретит свой человек. Имей в виду, Владимир, мне крайне важно, чтобы вы с Алексеем сегодня к ночи, живые и невредимые, были на свободе. Возможно, вы мне нынче же понадобитесь. На всякий случай ждите меня в Старомонетном.