Творения и Гимны

Новый Богослов Преп. Симеон

Гимн ХХХIХ

Благодарение и исповедание с богословием, и о даре и причастии Св. Духа.

Ты ради меня явился на земле от Девы, Прежде всех веков пребывающий невидимым, И соделался плотию и человеком показался, Неприступным светом одеянный, И всеми считался ограниченным, Ты совершенно невместимый, Котораго никакое слово не в состоянии выразить. Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) чрез любовь, И не может удержать, поражаемый страхом, И снова ищет, палимый внутри. Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем, Он с трепетом убегает и радуется радостию. Ибо не может человеческая природа выносить того, Чтобы ясно созерцать всего Тебя — Христа моего, Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем Чрез Духа, котораго подаешь Ты, Боже мой, И пречистую кровь и плоть Твою, Приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно И неслиянно; ибо Ты не причастен Тления или скверны, но и мне сообщаешь Нетленную чистоту Твою, Слове, И отмываешь скверну пороков моих, И прогоняешь мрак беззаконий моих, И очищаешь позор сердца моего, И утончаешь грубость злобы (моей), И светом творишь меня, прежде омраченнаго, Соделывая меня обоюду прекрасным И осиявая меня светом безсмертия. И я изумляюсь и возгораюсь внутри, Желая Тебе Самому поклониться. Когда же я, несчастный, помышляю об этом, То, о чудо, нахожу Тебя в себе Пребывающим, движущимся, говорящим И делающим меня тогда безгласным От изумления пред неприступною славою. Итак, меня обнимает ужас и недоумение, Так как содержащаго все деланию Я вижу в сердце своем содержимым. Но, о чудная милость Твоя, Христе мой! Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове! Зачем пришел Ты к нищете моей? И как вошел в оскверненную храмину Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой? Как Ты сохраняешь ее неопалимою, Будучи огнем нестерпимым для смертной природы? Что же сотворю я достойное Твоей славы И что найду для столь великой любви? Что принесу Тебе, таковою славою И честию прославившему меня недостойнаго? Ибо меня, на котораго люди не считают достойным смотреть, А (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать Совершенно не хотят со мною несчастнейшим, Ты, питающий всякое дыхание и естество, Неприступный для Серафимов, Создатель, Творец и Владыка всех, Не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня), Но и плоть Твою существенным образом Сподобил меня и держать и вкушать, И пить кровь Твою всесвятую, Которую ради меня излиял Ты закланный, Поставив меня служителем и литургом и таинником Этих (Таин), меня, котораго Ты знаешь, Всеведущий, прежде нежели веки сотворил И прежде чем произвел что–либо из невидимаго, Ибо видимое Ты составил впоследствии, (Знаешь, как) грешника, блудника, мытаря, Разбойника, сделавшагося самоубийцей, Презрителя добра, делателя беззакония И преступника всех Твоих заповедей. Итак, Ты знаешь, что это истинно. Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой? Как приближусь к трапезе Твоей? Как буду держать пречистое тело Твое, Имея руки совершенно оскверненныя? Как воспою Тебя? как буду ходатаем за других, Не имея ни добрых дел от веры, Ни любви к Тебе, ни дерзновения, Но будучи сам должником, как Ты знаешь, Многими талантами, многими беззакониями. Недоумевает ум, безсилен язык, И никакого слова не нахожу я, Спасителю, Чтобы поведать о делах Твоей благости, Которыя Ты сотворил на мне, рабе Твоем. Ибо внутри меня горит как бы огонь, И я не могу молчать, не вынося Великаго бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, Даруй и мне недостойному слово, Дабы всем письменно и не письменно Поведал я о том, что Ты соделал на мне По безпредельной милости, Боже мой, И по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, Что подал Ты мне страннику, Неученому, нищему, лишенному дерзновения И всяким человеком отверженному. Родители (мои) не питали ко мне естественной любви. Братья и друзья мои все насмехались надо мною; Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно. Сродники, посторонние и мирские начальники Тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями. Часто желал я безгрешной славы, Но не нашел еще ее в настоящей жизни. Ибо мирская слава, как я убедился, Без (всякаго) другого деяния есть (уже) грех. Сколько раз я хотел быть любимым людьми И стать к ним близким и откровенным, Но из благомыслящих никто не терпел меня. Другие же напротив желали видеть и знать меня, Но я убегал от них, как от делателей зла. Итак, все это, Владыко, и иное большее того, Чего не могу я ни разсказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы И страшной прелести наслаждений сей жизни. Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешняго вида, А злых я убегал по своему произволению. Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, Великолепныя

одежды и изнеженные нравы. [О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, Ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), Чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, И будет (тогда) неизгладимым ложно написанное. Когда призывал меня кто–либо к делам безумия И грехам поистине прелестнаго мира сего, Сердце мое все сжималось внутри И как бы скрывалось, стыдясь себя самого, Будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою. Любил и я все прочее житейское, Что увеселяет зрение и услаждает гортань, И украшает это тленное тело; Но мерзкия деяния и сладострастныя желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, И ненависть к ним вложил в мою душу. Хотя произволением своим я и прилежал к ним, Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, Или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом. По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех: От царей, князей и богатых мира сего. Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам), Сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что–либо из этого. Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, Я ненавистию, Владыко, возненавидел от сердца, Так что даже в беседу никогда не вступал с ними; И (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками. Другие же укоряли и злословили меня пред всеми. Называя меня делателем всякого беззакония И желая отвратить меня от праваго пути. Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым, А они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям. Обещающим же дать (мне) славу мира сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: Если бы ты обладал, говорил я, всею славою мира, И на главе твоей был бы царский венец, А на ногах твоих пурпуровая обувь, И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, Сам же стал простецом, желая быть рабом моим; То к лукавому мудрованию твоему Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни. Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния И великия Твои блага, которыя Ты соделал на мне? Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, То (и тогда) я не мог бы изречь или описать все, Потому что их бездна, конечно, по безчисленному множеству, И они недомысленны по величию славы; И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим, Что не могу поведать о Тебе, Боже мой. Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, И сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня И от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, Не вспоминая зол, которыя я соделал, Но, как бы сотворившаго много и великаго добра И чистаго от святой матери — купели, Так воспринял меня, так почтил, Так украсил меня царскою одеждою; То весь объят бываю трепетом и прихожу в изступление от радости, Становлюсь безгласным и сильно разслабеваю, Так как Бог — Творец мира дан мне, Человеку мерзкому и отвратительному для всех Людей и бесов, как соделавшемуся уже И превзошедшему совершением непристойнейших дел И этих (последних). Увы мне постыдному и скверному! и как я буду говорить (еще)? По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче, Великий в непорочности, (еще) больший святостию, Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе, И снизошел свыше от безмерной высоты До последних врат ада грехов моих, До мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины, От многих беззаконий и величайшаго нерадения Совершенно запущенной и оскверненной, — Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащаго, И поставил на камне Божественных заповедей Твоих, И омыв, очистил от тины пороков моих, И облек в хитон светлейший снега, И вымел загрязненную храмину И, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой! Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего, Жилищем неприступной Твоей славы и царства, Светильником, имеющим внутри неугасимый и Божественный свет, Сосудом поистине добраго бисера, Полем, на котором скрыто сокровище мира, Источником, пьющие из котораго никогда не жаждут, И который десятикратно источает весьма (обильную) воду И с верою пьющих (ее) соделывает безсмертными, Раем, имеющим к томуже посреди древо жизни, И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимаго, Которого я взыскал некогда от всего сердца своего, Желая всегда слушать Твое слово. Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить Тебя чисто, будучи совершенно осквернен, Ни глаза (не могли) увидеть, ни слух — услышать, Ни сердце мое воспринять Божественных восхождений, Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление, Поражаясь страхом и трепетом; То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя И созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть) Всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ея, И напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая, Всего непостижимаго в Божественном Божестве (Твоем), Для всех невидимаго и сокровеннаго, Тебя неприступнаго и доступнаго, для кого Ты изволил, Подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле], (Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов Неприступнаго и страшнаго сиянием Божественнаго естества, — Среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в изступление. Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию, Так как Ты очищаешь нечистыя души, и ум просвещаешь, И обнимаешь земную и вещественную сущность, И возжигаешь великое пламя Божественной любви, И, как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви, И уготовляешь меня достигать до третьего неба, И делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай, В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы, Коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно. Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие, И вечная держава, (как) Владыке всего (мира), Со Отцом и Духом — по естеству Пресвятым, Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Гимн ХL

Благодарение с богословием, и о тех действиях, по которым наименована Божественная благодать Духа.

Что это за новое таинство, Владыко всех, Которое Ты показал на мне заблудшем и блудном? Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое И непостижимое, но сокровенное? Ибо во мне видится как бы звезда, восходящая вдали, И соделывается опять как бы великим солнцем, Не имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине (своей), И становясь малым сиянием, снова видится, (как) свет, В средине сердца моего и во внутренностях моих, Часто обращающийся и сожигающий все, Что во глубине моих внутренностей, и делающий их светом, И таким образом любезно учащий и вещающий (Мне), совершенно недоумевающему и ищущему на учения: Я — та звезда прекрасная, которая некогда, (как) ты слышал, Взошла от Иакова, это Я — не сомневайся. Я показываюсь тебе и солнцем, вдали восходящим, Которое для всех праведных есть свет Неприступный в будущем веке и жизни вечной; Я и сиянием (также) являюсь и, (как) свет, тобою созерцаюсь, Неопалимо пожигая страсти сердца твоего, И росою сладости и Божественной благодати Моей Омывая скверну твою и совершенно угашая Телесные угли греховных сластей, И соделывая все то по человеколюбию Своему, Что и древле творил Я во всех святых. Помилуй сетующаго, сжалься над сокрушенным И не прогневайся на меня, что я снова хочу сказать: Как ты, совершенно невместимый, звездою от Иакова и являешься И (даже) доныне бываешь для всех? Как, подобно восходящему солнцу, показываешься Ты, Нигде не находящийся и везде, и превыше всякой твари, И проповедуемый невидимым для всех? Как и сиянием Ты бываешь, и светом мне видишься, И пожигаешь вещество, будучи по существу невещественным? Как, орошая, Ты омываешь телесную скверну мою, Весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для Ангелов? Как обнимаешься тленною сущностью тела моего И без смешения смешиваешься с душою человеческою? Как, бывая чрез нее во всем теле неслиянно, Ты, неосязаемый, всего меня обоготворяешь? — Скажи и не отошли меня печальным и скорбным. О дерзость! о несмыслие! о неразумныя речи! Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом? Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе известно? Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая, И как бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том, что знаешь, Желая со (всею) ясностию описать всем свое знание. Но однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к тебе И снова (стану) учить тебя, так говоря тебе следующее: Я по естеству невыразим, будучи невместим, Неоскудевающ, неприступен, невидим для всех, Неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен; Один в единой вселенной и один со всеми Познающими Меня во тьме сей жизни, Но вне всего мира, вне видимых (вещей), Вне чувственнаго света, и солнца, и тьмы, И места мучения и страшной кары, В которое попали гордые рабы, Злобно поднявшие выю против Меня — Владыки (своего). Я неподвижен, ибо где Меня нет. Чтобы через перемещение я достиг Своего места? Я и приснодвижен безгранично, Ибо куда ты пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там? Небо, как ничто, произведено словом Моим; Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня Были, и все прочее также, что видишь ты. Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое), Задолго прежде них произведены Мною. Ибо (лишь) только помыслил Я произвести (небесныя) силы, И оне тотчас предстали, славословя державу Мою. Ты же, седящий в той самой юдоли изгнания, Куда ниспали все первые преступники: То есть Адам и с ним Ева, праматерь твоя, И злой диавол, их обольстивший, Где глубокая тьма, где великий ров, Где змеи, всегда жалящие вас в пяту, Где плач, горе и непрестанное рыдание, Где всякая теснота, безпокойство и печаль, Смерть вместе и тление всех вас содержит, Как ты остаешься спокойным и беззаботным? Как нерадишь, скажи Мне? Как не печешься о злых (делах), которые ты в мире соделал? И не ценишь высоко одного только покаяния? И не стараешься показать его истинным? И не вопрошаешь о нем с великою мольбою? И тщательно не изследуешь, как тебе исправить его, Дабы чрез него по человеколюбию Моему мог Получить ты и великое оставление беззаконий твоих? Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше естества, Изследуешь то, что на небесах, лучше же и не то (даже), Но испытуешь (самое) естество Мое, Того, Кто произвел, Как сказано, небо и все (прочее), как ничто, И хочешь познать то, что касается Меня, как никто другой не знал. О диво! о произволение человеческое! Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я напротив и хвалю тебя, Потому что и ты — Мое дело и творение. Как ты, образованный из земли, из глины и праха, На ней держимый и с нею живущий, Все вменяешь в ничто и даже считаешь как бы тенью? И минуя все, ищешь Меня одного, Желаешь говорить обо Мне, разсказывать про Меня И смотреть на Меня, если возможно, в продолжение всей жизни, Не отведывая ни сна, ни пищи я питья, И не заботясь совершенно об одежде телесной? Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути, Таковым считаешь все славное в мире, Опуская (его), как ничто, на пути жизни, И не обращаясь (вокруг) оком ума И не позволяя душевным очам взирать на (все) это, Но воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь, И любишь Меня, как никто из находящихся с тобою? Ибо кто о имени Моем радуется сердцем И возбуждается тотчас к любви и желанию? Кто, услышав многократное упоминание обо Мне, Прослезился от души, имея в мыслях Меня одного? Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения Божественных слов или заповедей Моих? Кто счел Меня, как ты, Богом над всеми, И немедленно пожелал служить Мне одному, И ради того родителей и братий и дом, Землю и вместе сродников, и соседей, и друзей Так презрел и так приступил ко Мне, Как бы никогда не видел никого из них И не знал на земле человека в сем мире, Но как бы пришел в некую чужую страну и город, Где все — варвары и говорят на ином языке? Так ты среди близких, знакомых и друзей, Своих и начальников и богатых мира Живешь и настроен, находясь среди них. Но это, считаемое безчувственными пустым и маловажным, У Меня, взирающаго на это, велико и высоко. Кто из великих земных властей и владык, Или из утверждающих на Мне (свое) начальствование и царствование, Или из изображающих лицо Моих Божественных Апостолов Либо помыслил, либо мог соблюсти то, Чтобы во время исполнения заповеди Моей и закона Как на одного взирать на всех: на сродников и чужих, Богатых вместе и бедных, славных и безславных, На вельмож же вместе с нищими? Какой судья безпристрастно смотрит на грабеж среди них? Если бы Я нашел душу, соблюдшую это в мире, В особенности в настоящем поколении и (в настоящее) время, То Я прославлю (такового) наравне с Апостолами Моими и пророками, И он возсядет со мною в пришествии Моем, Ибо будет судить праведно и тогда, как на земле, И получит славу Судии живых и мертвых. Благо — взыскать этого и прочаго с этим, И, сколько есть силы, соблюдать и точно хранить, Не изследуя естества Моего, сыне человеческий, Ни действий Духа Моего Святаго, Как Он показывается солнцем и видится звездою, Появляясь где–то вдали и поднимаясь выше гор. Когда же Он скрывается от глаз твоих, То причиняет тебе неутешную скорбь и печаль; И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не явился тебе, Он обретается где–то внутри твоего сердца, Неожиданно доставляя тебе и изумление и радость; И так как не показывается тебе (уже) пламенем и не видится сиянием и огнем, То ты удивляешься и изследуешь. — Ибо не полезно тебе это. Итак, веруй, что Я — свет совершенно неизобразимый, Весь простой, несложный, нераздельный естеством, Неизследимый и вместе доступный недоступным образом. Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбно являюсь, Преобразуясь сообразно восприятию каждаго из людей; Не со Мною [впрочем] это бывает, Но видящие так сподобляются Меня видеть, Ибо иначе не могут, не вмещая больше. И поэтому одни и те же иногда видят (Меня) Солнцем, когда имеют ум очищенным, Иногда же звездою, когда окажутся Под мраком и ночью этого тела. Ибо горение любви делает Меня огнем и светом, Потому что когда возжется в тебе уголь любви, Тогда и Я, видя ревность сердца твоего, Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет И показываюсь как бы огнем, Я — словом создавший огонь. Ибо душевныя добродетели являются как бы веществом, Охватывая которыя, Божественный свет Духа И называется соответственно подлежащему веществу, Ибо собственнаго имени у людей он не имеет. Поэтому когда человек придет в умиление и прослезится, Тогда и он называется водою, ибо очищает, И соединяясь со слезами, омывает всякую скверну. Когда же плач угасит раздражительность сердца, При его содействии, то он именуется кротостию. Возгораясь же опять против нечестия, Что делается чрез него же, он называется ревностию. Миром же напротив, и радостию, и благостию он именуется, Потому что плачущему подается и то и другое, И он производит в сердце, как бы источник, обильную благодать, От которой изливается всякое сострадание и милосердие, Истекающее вне от души на всех (окружающих), В особенности на желающих каяться и спастися. Ибо (хотя) и всех он милует, но этим и помогает, И содействует, и одобряет, и состраждет во всем, Соединяясь с душевным произволением их; И усматривая в (их) уме красоту покаяния, Приобретает к ним более искреннюю любовь. Смирением же он называется потому, что все мирское, И даже самую душу, и собственное тело, И всякое совершаемое действие человек считает Как бы ничем, вкусив его сладости И узрев неизъяснимую красоту этого света. Зная это, ты отнюдь более не просил бы Меня Говорит о таковых (вещах) или точно изъяснить тебе, Ибо оне по природе невыразимы и совершенно неизглаголанны, Для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов, И для всякой иной тварной сущности поистине непостижимы. Познай же лучше то, что касается тебя, или гораздо более себя самого, И тогда познаешь, что Я совершенно непостижим, И сопребываю и люблю одних любящих Меня, И всегда горячо помнящих Мои заповеди, И никоим образом не предпочитающих им чего–либо скоротечнаго, С каковыми, собеседуя, Я и буду сопребывать ныне и во веки. Аминь.

Гимн ХLI

Точное богословие о неуловимом и неописуемом Божестве, и о том, что Божественное естество, будучи неописуемо (неограниченно), не находится ни внутри ни вне вселенной, но и внутри и вне есть, как причина всего, и что Божество только в уме уловимо для человека неуловимым образом, как лучи солнца для глаз.

О Троица Создательница всех, о Единица начальнейшая! О Боже мой единый, единым по естеству неописуемый, Непостижимый в славе, неизъяснимый в делах, Существо неизменное, о Боже — жизнь всех! О превысший всех благ, о Начало безначальнаго Слова, Пребезначальный Боже мой, Который никоим образом не произошел, Но был не имеющим начала, как найду я всего Тебя, Носящаго меня внутри? кто даст мне удержать Тебя, Котораго и я ношу внутри себя? как Ты и вне тварей, И напротив внутри их, (если) Ты — ни внутри ни вне? Как неуловимый, Я не внутри, а как уловимый, не вне нахожусь; Будучи же неограничен, — ни внутри ни вне. Ибо Творец внутри чего (может быть), или же вне чего, скажи мне? Я все ношу внутри, как содержащий всю тварь, А нахожусь вне всего, будучи отделен от всего. Ибо Творец тварей как не будет вне всего? Существуя прежде всего и наполняя все, как исполненный [всем], Как не буду (существовать) Я, и создав (все)? пойми, о чем Я вещаю тебе. Создав всю тварь, Я отнюдь не переменил места И не соединился с созданиями. (Если) же Я неограничен, То где, скажешь ты, нахожусь Я когда–либо, не телесно, говорю тебе, Но, пойми Меня, мысленно? Ища же Меня духовно, Ты найдешь Меня неограниченным, а потому опять — нигде, Ни внутри, ни вне, хотя и везде во всем, Безстрастно и неслиянно, а потому вне всего, Так как Я был прежде всего. Но оставим всю эту тварь, Какую видишь ты, потому что она не причастна разума (слова), И справедливо не имеет близости к Слову, Будучи лишена всякаго ума. Итак, сродное животное дадим Слову премудрости, дабы как ум к премудрости И слово сродно и близко к Слову, Превыше слова; (так) и это создание имело благое общение С Создателем, как являющееся по образу Создателя И по подобию. Какое же это я разумею животное? Я сказал тебе, конечно, о человеке, словесном (разумном) среди безсловесных, Так как он двояк из двух: чувственнаго и умопостигаемаго. Он один среди тварей знает Бога; Для него же одного в силу ума Бог уловим неуловимо, Видится невидимо и держится недержимо. Как (это) уловимо и неуловимо? и как в смешении без смешения? Каким образом, скажи и изъясни мне это? – Как изъясню я тебе неизъяснимое? Как изреку неизреченное? Однако внимай, и я скажу. Солнце испускает лучи, — я говорю тебе о чувственном солнце, Ибо другого ты еще не увидел; итак, ты смотришь на лучи его, И они уловимы для глаз твоих; свет же очей твоих Пусть будет соединен с твоими очами. Теперь ответь мне на вопрос: Как свет твой соединен с лучами? В несмешанном ли смешении, или они слились друг с другом? Знаю, ты назовешь (их) и не смешанными и признаешь смешанными. Свет этот — скажи мне — и уловим, когда глаза открыты И хорошо очищены; но он же, если ты закроешь (их), Тотчас и неуловим: в слепых он не пребывает, Зрячим же соприсутствует; когда же заходит, то и последних Оставляет как бы слепыми, ибо ночью человеческия Глаза не видят. Итак, выглядывая чрез них, душа Видит, свет. А когда нет света, Она находится совершенно как бы во тьме; когда же восходит он, Тогда она видит, во–первых, свет, а во свете и все (прочее). Но имея свет, ты [собственно] не имеешь, ибо потому и имеешь, что видишь. Не будучи же в состоянии удержать или взять его руками своими, Ты отнюдь не думаешь, что нечто имеешь. Ты простираешь свои ладони, Их освещает солнце, и ты думаешь, что держишь его. Я утверждаю, что (тогда) ты имеешь его; вдруг ты снова сжимаешь их, Но оно неудержимо, и таким образом ты опять ничего не имеешь. Простое просто удерживается, но его нельзя сжать, удержавши. Хотя и телом по природе мыслится этот свет Видимаго солнца, однако он неделим. Итак, скажи мне, как бы ты ввел его в дом свой? Как возможешь удержать, как удержишь неуловимое? Как все его приобретешь, отчасти или всецело? Как часть его получишь и в недре сокроешь? Конечно, скажи мне, (это) никоим образом и никогда невозможно. Итак, если природу того, о котором говорю я, и (которое) Творец повелением Произвел, как светильник, чтобы оно светило всем в мире, Ты совершенно не можешь изречь или изследовать, Каким образом оно есть тело, — не безтелесно же оно, разумеется? Как оно уловимо неуловимым образом и как смешивается без смешения? Как чрез лучи видимо бывает и освещает тебя ими? То, на которое если ты ясно посмотришь на все, то оно скорее ослепит тебя; Даже и о свете очей твоих ты затруднишься сказать мне, Как без другого света он совершенно не может видеть? А соединяясь со всяким светом, видит все, как свет; Отделяясь же от (других) светов, он пребывает, совершенно безстрастным, Так же как и соединяясь со светом, весь светом бывает; И это соединение их невыразимо и неслиянно, Подобно же и отделение неуловимо; — То как же [можно] всецело изследовать природу Творца всех? Как изречь мне? как выразить? как посредством слова представить? Воспринимай все верою, ибо вера не сомневается; Вера поистине не колеблется. Однако, как говорю я, Он есть все, Ясно говорю тебе — все и никоим образом ничто из всего. Творец всего есть Божественное естество и премудрость; И как ведь не будет во всем то, что есть ничто из всего? Будучи же причиною всего, Он везде есть во всем, И весь все наполняет по существу и по естеству, Равно и по ипостаси Бог везде есть, Как жизнь и податель жизни. И в самом деле произошло ли что–либо, Чего Сам Он не произвел, (вплоть) до комара, согласись со мною, И паутины паука? ибо откуда, скажи, таковою Тканью снабжается тот, кто не прядет, но неутомимо Каждый день выпрядает, будучи мудрее рыбаков И всех птицеловов? распростирая свои нити И издали завязывая их, он среди них, наконец, Как бы сеть, тчет на воздухе западню; И сидя, сам поджидает добычу, Не поймается ли откуда–либо попавшее нечто крылатое. Итак, Тот, Кто простирается промыслом даже до всего этого, Как не есть во всем? как не находится со всеми? Подлинно Он и среди всего есть и вне всего, Подлинно, Сам будучи светом, куда бы Он скрылся, наполняющий все? Если же ты не видишь Его, то познай, что ты слеп И среди света весь наполнен тьмою. Ибо Он видим бывает для достойных, видится же не вполне, Но видится невидимо, как один луч солнца; И уловимым для них бывает, будучи по существу неуловим. Луч ведь видится, солнце же скорее ослепляет; И луч его уловим для тебя, как сказали мы, неуловимо. Поэтому я говорю: кто даст мне то, что я имею? То есть кто покажет мне все то, что я вижу? Ибо луч я вижу, но Солнца не вижу. Луч же не солнцем ли для тебя и кажется и видится? Видя его, я желаю увидеть и всего Родителя (его). Таким образом, видя, я опять говорю: кто покажет мне то, что я вижу? И наоборот, имея лучи все внутри дома, Я снова говорю: где найду я источник лучей? Луч же с своей стороны другим источником во мне ясно является. О необычайное чудо чудес! Солнце вверху блистает, Луч же солнца напротив — на земле другим солнцем для меня Является, и освещает поистине подобно первому, И это есть второе (солнце); имея его, я и говорю, что имею; Но созерцая точно также это другое солнце вдали от себя, я кричу: Кто даст мне того, кого я имею? ибо они не отделены друг от друга, Но и совершенно неразлучны и разделены несказанно. По сравнению со всем много ли я имею? — зерно одно или искру, И желаю получить все, хотя и все, конечно, имею. О чем это по сравнению со всем ты говоришь мне? как над неразумным, ты глумишься; Перестань глумиться надо мною и не говори: но я все имею, Хотя отнюдь ничего не имею. — Удивляюсь, как или к чему ты говоришь (это)? Послушай, снова скажу я: помысли о великом море И нарисуй в уме моря морей и бездну бездн. Итак, если ты стоишь [лицом] к ним На морском берегу, то, конечно, ты скажешь мне, что хорошо Видишь воду, хотя всю отнюдь не видишь. Ибо как бы ты увидел всю (воду), когда она без предельна для глаз твоих И неудержима для рук твоих? — Сколько видно тебе, конечно, (столько) и видишь ты. Если бы кто спросил тебя: видишь ли ты все моря? Никоим образом, ответишь ты. А держишь ли все (их) в горсти? Нет, скажешь ты, ибо как могу я (держать их)? Но если бы он снова спросил тебя: Не вполне ли ты видишь их? — да, скажешь ты, нечто немногое вижу И держу морскую воду. Итак, в то время, когда Ты держишь руку в воде, имеешь в руке своей и все В совокупности бездны, ибо оне не разделены друг от друга; И не все, но лишь немного (воды). Итак, по сравнению со всеми много ли ты имеешь? Как бы каплю одну, скажи; но всех (бездн) ты не имеешь. Так и я говорю тебе, что, имея, я ничего не имею. Я нищ, (хотя) и вижу лежащее предо мною богатство; Когда я насыщусь, (тогда) голоден; когда же беден, (тогда) богат; Когда пью, (тогда) жажду; и питье весьма сладко; Одно вкушение (его) тысячекратно утоляет всякую жажду. И я всегда жажду пить, пия совершенно без насыщения; Ибо желаю удержать все и выпить, если бы возможно было, Все вместе бездны; но так как это невозможно, То я всегда жажду, говорю тебе, хотя в устах моих Всегда находится вода, текущая, изливающаяся и омывающая. Но, видя бездны, я вовсе не думаю, что пью нечто, Желая удержать всю (воду); и обильно опять имея Всю всецело в руке своей, я всегда нищ, Имея с малым (количеством) всю, конечно, в совокупности (воду) Итак, море — в капле, и в ней же опять бездны Бездн в совокупности Поэтому, имея одну каплю, Я имею все в совокупности (бездны). Капля же эта опять, Которую, говорю тебе, приобрел я, вся нераздельна, Неосязаема, совершенно неуловима, неописуема

также, Неудобозрима вовсе, или она и есть Бог весь. Если же так и такова для меня эта Божественная капля, То могу ли я думать, что всецело имею нечто? поистине, имея, я ничего не имею. Скажу тебе снова об этом иначе: (вот) с высоты светит солнце; Входя в лучи (его), лучше же обладая лучами, Я бегом поднимаюсь вверх, (чтобы) приблизиться к солнцу. Когда же, достаточно приблизившись, я думаю прикоснуться, Луч ускользает из рук моих, и я тотчас ослепляюсь, И лишаюсь того и другого, и солнца и лучей. Ниспав с высоты, я сижу и опять плачу, Ища прежняго луча. Итак, когда я нахожусь в таком состоянии, Он (луч), вес мрак ночи разнявши, ко мне, Как вервь, с высоты небесной нисходит. Я тотчас хватаюсь за него, как за уловимый, и сжимаю, (чтобы) удержать, Но он неудержим; однакоже неуловимо Я держу его и иду вверх. Итак, когда таким образом восхожу я, И лучи совосходят (со мною). Превосходя небеса И небеса небес, я опять вижу солнце. Оно гораздо выше их, но бежит ли оно, не знаю, Или стоит, — не ведаю. Дотоле я иду, дотоле бегу, И между тем не могу достигнуть Когда же я превосхожу высоты высот И бываю, как мне кажется, превыше всякой высоты; Лучи (вместе) с солнцем исчезают из рук моих, И я, падая, несчастный, тотчас низвергаюсь во ад. Таково дело, таково делание у духовных. У них непрестанный бег сверху вниз и снизу вверх: Когда упал, тогда бежит, когда бежит, то стоит; Склонившись весь книзу, весь есть вверху, Обтекая же небеса, снова утверждается внизу. Начало этого течения конец есть, конец же — начало. Совершенствование безконечно, начало же это – опять конец. Как же конец? — как сказал богословски Григорий: Озарение есть конец (предел) всех вожделевающих, И Божественный свет — упокоение от всякаго созерцания. Поэтому достигший видения его упокоивается от всего, И отделяется от тварей, ибо он видит Творца их. Видящий Его вне всего есть, один с Единым, Ничего из всего не видя. Да молчит же то, что в нем, Ибо оно неясно видится и отчасти познается. Итак, ты поражен, услышав о том, что внутри видимаго. Если же ты поражен этим, то как не покажусь я тебе баснословом, Изъясняя тебе то, что вне [видимаго]? Ибо совершенно неизреченны И невыразимы вовсе Божественныя (вещи) и то, что в них. Да и (настоящее) слово разве (может быть) любовию принуждаемо говорить О вещах Божественных и человеческих? Поэтому, оставив Божественныя (вещи) И поведав тебе нечто из своих [переживаний], я в этом слове покажу тебе Путь и закончу. Познай себя, что ты двояк, И двоякия имеешь очи, чувственныя и умныя, Так как два есть солнца и два также света, Чувственный и умный. Если ты видишь их, как и создан ты В начале, то будешь человеком; если же чувственное видишь, А умнаго Солнца — отнюдь нет, то ты полумертв, конечно. Полумертвый же и мертвый во всем бездействен. Ибо если бездействен всяк не видящий чувственно, То не тем ли более не видящий умнаго света мира? Он мертв и хуже мертваго: мертвый (ничего) не чувствует, Но какое мучение будет иметь умерший чувством? Лучше же (сказать) он будет как бы вечно умирающим в муках. Но видящие Творца разве не пребывают живыми вне всего? Ей, они и вне всего живут и среди всего суть, И видимы бывают всеми, но не для всех видимы. Ощущая настоящее, хотя и находятся они среди всего, Но бывают вне всего, являясь превыше чувства к нему; Сочетавшись с невещественным, они не ощущают чувственнаго, Ибо очи (их хотя) и видят, но с нечувственным ощущением. Каким образом? скажи мне, скоро скажи. — Как видящий огонь не обжигается, Так и я вижу нечувственно. Ты видишь огонь, каков он, И пламя, конечно, видишь, но не чувствуешь боли; Но ты находишься вне его, и видя, не обжигаешься; Однако видишь с ощущением. То же самое, пойми меня, испытывает И видящий духовно, ибо ум (его), созерцая все, Разсуждает безстрастно. Какую дивную красоту видит он! Но без похоти. Итак, огонь есть красота, Прикосновение — похоть: если ты не коснешься огня, Как почувствуешь боль? — никоим образом. Точно также и ум, пока не возымеет худого желания, видя золото, Будет смотреть (на него) совершенно как на грязь, и на славу не как на славу, Но как на один из воздушных призраков, И на богатство — как на (сухия) деревья в пустыне, Долу лежащия (вместо) ложа. Но зачем пытаюсь я все это Разсказывать и изъяснять? Если опытом не постигнешь, То не можешь познать этого. Недоумевая же в познании, будешь говорить: Увы мне, как не знаю я этого! увы мне, скольких благ я лишаюсь В неведении! и будешь стараться познать это, Дабы называться гностиком (ведущим). Ибо если себя самого ты не знаешь, Какого рода и каков ты, то как познаешь Творца? Как наименуешься верным? как даже человеком назовешься, Будучи волом, или зверем, или подобным какому–либо безсловесному животному? А то и хуже его будешь, не ведая Создавшаго тебя. Кто, не зная Его, посмеет сказать, что он разумен, Не будучи (таковым)? ибо как (разумен) тот, кто лишен разума? Лишенный же разума (слова) находится в разряде безсловесных. Но упасенный людьми, он всеконечно будет спасен. Если же не желает, но удаляется в горы и ущелья, То добычею зверей будет, как заблудший ягненок. Это делай и (об этом), чадце, заботься, да не отпадешь.

Гимн ХLII

О богословии и о том, что Божественное естество неизследимо и совершенно непостижимо для людей.

Господи Боже наш, Отче, Сыне и Душе, Ты по образу безвидный, для созерцания же прекраснейший, Своею неизъяснимою красотою помрачающий всякое видение, Прекрасный превыше зрения, ибо Ты превосходишь все, Безколичественный в количестве, видимый для тех, кому Ты изволишь, Сущность пресущественная, неведомая и Ангелам; Ибо бытие Твое они познают из действий Твоих. Ведь Ты наименовал Себя Самого Богом поистине сущим (Исх. 3:14); Это мы и зовем сущностью, называем ипостасию, Воипостасным именуя Того, Котораго никто никогда не видел, — Триипостаснаго Бога, единое безначальное Начало. Иначе же как посмеем мы назвать Тебя сущностью, Или прославлять в Тебе три раздельных ипостаси? И каково соединение (их), — кто совершенно уразумеет? Ибо если Отец в Тебе, и Ты во Отце Твоем, И от Него происходит Св. Дух Твой, И Сам Ты, Господи, — Дух Твой, Дух же Господом назван и Богом моим, И Отец Твой есть и называется Духом; То никто однако ни из Ангелов, ни из людей никогда не видел, Ни созерцал этого, ни образа не познал; (Да и) как изречь (это)? как выразить? как дерзнуть наименовать: отделением, Или соединением, иди слиянием, или смешением, или растворением? Как едино (назвать) тремя, три же — единым? И поэтому, Владыко, на основании того, что Ты сказал И чему научил, всяк верный верует и славословит державу Твою, Так как все в Тебе совершенно непостижимо, Неведомо и невыразимо для созданий Твоих. Ибо недомысленно уже бытие Твое, Так как Ты существуешь несозданным, равно как и родил Ты (несозданно). Да и как созданный уразумеет образ бытия Твоего? Или рождения Сына Твоего, Бога и Слова, Или исхождения Божественнаго Духа Твоего, Чтобы и соединение Твое он познал, и разделение уразумел, И точно изучил вид Твоей сущности? Никто еще не увидел ничего Твоего из того, о чем я сказал. Ибо невозможно Богу быть иным по естеству, Чтобы и Твоего естества можно было изследовать Сущность, вид и образ, и ипостась также. Но Ты Сам в Себе Самом существуешь один только Бог Троица, Один зная Себя Самого, Сына Твоего и Духа И Ими одними знаемый, как соестественными. Прочие же, как бы лучи чувственнаго солнца, И [то если] они добре видящие и ясно зрячие, Сидя внутри дома, видят входящие, Солнца же этого совершенно не видят; Так свет славы Твоей, так озарения (Твои), И их (даже) гадательно, очищенным умом Сподобляются видеть от души Тебя ищущие. Тебя же (Самого), каков Ты по существу и какого рода, Или как Ты родил однажды, или вечно рождаешь И не отделяешься от рождаемаго от Тебя, но Он Весь есть в Тебе, весь все наполняя Божеством; Ты же, Отец, весь пребываешь в Самом Сыне И имеешь исходящаго от Тебя Божественнаго Духа, Всеведущаго и (все) исполняющаго; как Бог по существу, И Он не отделяется от Тебя, ибо от Тебя истекает (Ты — источник благ, всякое же благо — Сын Твой, Чрез Духа уделяющий их всем достойно, Благоутробно и человеколюбно, и Ангелам и человекам), Никто (говорю) никогда ни из Ангелов, ни из людей не увидел Или не познал бытия Твоего, ибо Ты — несозданный. Все же (прочее) Ты произвел, и может ли оно знать, Как Ты рождаешь Сына Твоего и как всегда источаешь? И как происходит от Тебя Дух Твой Божественный? И Ты отнюдь не рождаешь когда–либо, родив, конечно, однажды, Ни источая, Ты не потерпел оскудения или умаления, Ибо Ты пребываешь преисполненным, неоскудевающим превыше всего, Весь во всем мире, видимом и мысленном, И наоборот вне их находишься, Боже мой, Совершенно не допуская ни приращения, ни убавления, Весь хотя и недвижимый, всегда так пребывая, Но действиями Ты всегда приснодвижен. Ибо и Ты — Отец имеешь непрестанное делание, И Сын Твой соделывает спасение всех, И промышляет, и усовершает, и содержит, и питает, Животворит и возрождает Духом Святым. Ибо что видит Сын Отца творящим, То и Сам также совершает, как сказал Он (Иоан. 5:19). Таким образом, будучи и недвижим и как–то приснодвижен, Ты ни движешься, ни стоишь, ни сидишь наоборот; Но, всегда сидя, совершенно всегда стоишь; Стоя же, напротив весь всегда движешься, Никогда не переходя, ибо куда Ты уйдешь? Все, как сказано, наполняя и будучи превыше всего, В какое иное место или страну перейдешь Ты? Но ты и не стоишь, ибо Ты безтелесен. Простой, все наполняющий, совершенно неизобразимый, Невещественный, неописанный, Ты весь непостижим; И как скажем мы, что Ты сидишь, или наоборот, что Ты стоишь? Как станем утверждать, что Ты возседаешь или на каком престоле, Когда в руке (Своей) Ты содержишь небо и землю, И все, что под землею, Твоею же держится силою? Какой престол вместил бы (Тебя) или какого рода храмина? Или как или где она построена? или на каких основаниях, На каких столбах поднимается? — кто совершенно уразумеет (Тебя)? Горе людям и всякой тварной природе, Дерзающей изследовать таковое о Боге, Прежде чем не будет она озарена, просвещена, прежде чем не узрит Божественных (вещей), И не сделается созерцательницей таинств Христовых. Которых даже Павел, увидев, совершенно не мог высказать. О самом же Боге он не удостоился ничего большаго услышать, Уразуметь или совершенно научиться, Кроме того, что Он есть сущий Бог всех и Создатель, Творец и Податель всех произведенных (вещей). Мы же, несчастнейшие, заключенные во тьме, И совершенно будучи тьмою чрез наслаждение удовольствиями, И не знающие самих себя, как и каким образом одержимы бывают Погребенные страстями, слепые и мертвые, Изследуя истинно Сущаго, безначальнаго, несозданнаго Бога, Единаго бессмертнаго и для всех невидимаго, Говорим о Боге, как точно знающие, Будучи (сами) удалены от Бога. Ибо если бы соединились с Ним, то никогда не дерзали бы Говорить о Нем, видя, что все у Него Неизреченно и непостижимо; И не только касающееся Его (Самого), но и Дел Его в большей части неведомо для всех. Ибо кто бы изъяснил (даже) то, как Он образовал меня от начала? Какими руками взяв персть, Он — совершенно безтелесный, И как не имеющий уст, подобно нам, вдунул в меня (дыхание)? И как я стал душою безсмертною (Быт. 2:7)? Скажи мне, как из брения (образовались) кости, нервы, Мясо, жилы, кожа, волосы, Глаза и уши, губы и язык? Как голосовые органы и твердые зубы Чрез дыхание внятно образуют членораздельную речь? Из сухого и влажнаго, теплаго и холоднаго вещества, Чрез смешение противоположных (стихий), Он соделал меня живым (существом). Итак, как ум связан с плотью, и как плоть Срастворена с невещественным умом без смешения и слияния? Ум же и душа, не смешиваясь, произносят Внутреннее слово для людей, и остаются такими же Нераздельными, неизменными и совершенно неслитными. Итак, зная, братие, что это неизъяснимо И для всех непостижимо — то, что касается нас, Как не трепещем мы изследовать Того, кто из несущаго Сотворил нас таковыми, или помышлять и говорить О том, что превыше слова и превыше ума нашего? Итак, будучи тварями, убойтесь же Творца И изследуйте одне только заповеди Его; Старайтесь соблюдать их изо всей вашей силы, Если хотите сделаться и наследниками той жизни. Если же вознерадите о Его повелениях, И презрите волю Его, как сказал Он, И не поверите Ему по одному, конечно, слову; То ни слава, ни достоинство, ни богатство мира сего, Даже ни знание буее внешних наук, Ни сочинение, ни составление красноречивых слов, Ни что другое из земных дел и вещей Не принесет (вам) никакой пользы тогда, Когда все и всех будет судить Бог мой. Но то слово Владыки, которое мы презрели, Станет тогда пред лицом каждаго в отдельности И осудит всякаго, не сохранившаго его. Ибо оно не слово праздное, но живое слово Бога Живаго и пребывающаго во веки веков. Итак, суд будет [происходить] так, как сказал Он, Когда заповедь одновременно, увы мне, встретит И обличит вернаго и совершенно невернаго, Покорнаго и непокорнаго словам Владыки, Того, кто был старательным, и нерадиваго. И таким образом отделены будут неправедные от праведных, Непокоривые от совершенно послушных Христу, Любящие ныне мир сей от боголюбцев, Жестокосердные от благосердных, и от милостивых Немилостивые; и станут все они вместе Обнаженными от богатства, чести и власти, которыми Насладились в мире, и сами себя, увы мне, осудят, Став самосудьями дел своих; И услышат: отыдите, малые и великие, Не покорившиеся Мне Владыке — Человеколюбцу. Какового праведнаго осуждения да избавимся мы, Владыко, И да улучим часть овец Твоих, Слове, Туне, как не имеющие надежды спасения От дел и осужденные, ныне и во веки.

Гимн ХLIII

О богословии и о том, что сохранившие образ (Божий) попирают злыя силы князя тьмы; прочие же, у которых жизнь проходит в страстях, находятся в его власти и царстве.

Свет — Отец, свет Сын, свет и Дух Святый. Смотри, что говоришь ты, брате, смотри, чтобы не погрешить. Ибо три суть один свет, один не разделенный, Но соединенный в трех лицах неслитно. Ибо Бог весь неразделен естеством, И существом поистине превыше всякой сущности. Не разделяется Он ни силою, ни образом, ни славою, Ни видом, ибо весь Он простой и созерцается (как) свет. В Них лица — едино, три ипостаси — едино, Ибо три в едином, лучше же три едино. Три эти — одна сила, три — одна слава, Три — одно естество, существо и Божество. Они и суть единый Свет, (который) просвещает мир, Не этот видимый мир, да не будет, Так как не познал Его и не может познать Сей видимый мир, ни друзья мира, Ибо любяй мир сей враг Божий бывает (Иак. 4:4); Но человека, котораго Сам Он сотворил по образу Своему и по подобию, мы называем миром, Потому что он украшается добродетелями, господствует над земными (тварями), Подобно тому как и (Сам) Он имеет власть над вселенной, И царствует над страстями — это и есть то, что по образу — И покоряет демонов, виновников зла, Попирая великаго древняго дракона, Как ничтожную птичку. А каким образом — послушай, чадо. Князь этот, падший чрез лишение света, Тотчас оказался во тьме, и со всеми Вместе с ним падшими с неба (духами) находится во тьме, И в ней, во тьме, говорю, царствует над всеми Держимыми в ней бесами и людьми. Всякая душа, не видящая света жизни, светящаго И днем и ночью, мучима им бывает, Уязвляема, томима, восхищаема и связываема, И повседневно искалывается стрелами удовольствий, Хотя и мнит, что сопротивляется и не падает. Но в поте [лица], с одним великим трудом и подвигом Она всегда ведет с ним непримиримую брань. Всякая же душа, видящая Божественный свет, От котораго он ниспал, презирает его, И будучи осияваема самим неприступным Светом, Попирает этого князя тьмы, как листья, Ниспадшие на землю с высокаго дерева; Ибо силу и власть он имеет во тьме, Во свете же делается совершенно мертвым трупом. Слыша же о свете, внимай, о каком свете говорю я тебе. Не подумай, что я говорю об этом солнечном свете, Ибо во свете его ты видишь многих людей, Согрешающих, как и я, ужасно бичуемых, Падающих и испускающих пену среди дня, И невидимо страждущих от злых духов. И хотя светит солнце, но никакой от него больше Пользы не бывает тем, которые преданы бесам. Итак, я говорю тебе не о свете чувственнаго солнца, Ни о дневном, да не будет, отнюдь ни о светильничном, Ни о свете многих звезд и луны, Вообще не о сиянии видимой красоты Я разъясняю тебе, что оно всецело имеет такое действие света. Ибо чувственные светы освещают и озаряют Одни только чувственныя очи, давая видеть Только чувственное, а не мысленное, разумеется. Поэтому все, видящие только чувственное, Слепы умными очами сердца. Умныя же очи умнаго сердца И освещаться должны умным светом. Ибо если имеющий телесныя зеницы угасшими Весь омрачен и не знает, где находится; То насколько же более тот, у кого слепо око души, Омрачен будет и телом и в действии, Да и духом не будет ли почти омертвевшим? Итак, точно уразумей, о каком свете я говорю тебе. Ибо не о вере говорю я тебе, ни о совершении дел, Ни о покаянии, ни о посте, конечно, Ни о нестяжании отнюдь, ни о мудрости, ни о знании, Даже ни о науке, ибо ничто из этого не есть Свет ни отблеск того света, о котором говорю тебе; Ни внешнее благоговение, ни наружность Смиренная и простая, ибо все это деяния И исполнение заповедей: если оне хорошо совершаются И исполняются, как Сам Создатель заповедует, То многообразно изливаются слезы, (Которыя) или полезны бывают или наоборот вредны; Покамест сами по себе, они совершенно безполезны. Бдение же не есть, конечно, только (дело) монахов, Но и вообще людей занятых делами. Женщины — ткачихи, золотари и медники Более бодрствуют, нежели весьма многие монахи. И поэтому мы говорим, что ничто из всех этих Добродетельных деяний не называется светом. Поэтому и собранные во едино все деяния И добродетели без исключения не суть Божественный свет, Ибо все человеческия деяния далеки от него. Впрочем и эти деяния, совершаемые нами, Называются нашим светом для живущих во зле, Наставляя и их добру (Мф. 5:16); И та тьма, которая находится во мне и ослепляет меня, Бывает светом для ближняго и светит для видящих. И чтобы ты не подумал, что я говорю тебе (нечто) невероятное, Послушай, я скажу тебе и решение загадки: Положим, я пощусь ради тебя, чтобы явиться постящимся, И хотя этот рожон в глазах моих является Как бы бревном, конечно, воткнутым в них посредине (Мф. 7:3—5), Но ты просвещаешься, видя меня (постящимся), если не осуждаешь меня, Но совершенно порицаешь себя, как чревоугодника; Ибо этим ты наставляешься к воздержанию чрева И явственно научаешься презирать наслаждение. (Или) еще — одевшись в худую и оборванную (одежду) И ходя везде в одном хитоне, я думаю Снискивать славу и похвалу от видящих меня И казаться для них как бы другим, новым апостолом, И (хотя) это бывает для меня причиною всякаго вреда И поистине тьмою и густым облаком в душе моей, Но видящих меня просвещает и научает Презирать уборы и богатство И одеваться в простую и грубую одежду, Что и есть поистине апостольское одеяние. Так и все прочия добродетельныя деяния Суть действия вне света, дела без луча. Ибо, будучи собраны вместе, как раньше сказал я, И соединены воедино, добродетельныя деяния — Ежели (это) и возможно в человеке — Подобны светильнику, лишенному света. В самом деле, как нельзя называть огнем одни уголья, Даже и (горящие) еще уголья, или пламенем — дрова, Так ни вся вера, ни дела, ни деяния, Ни исполнение заповедей недостойны называться огнем, пламенем Или Божественным светом, ибо в действительности оне не суть (свет). Но так как оне могут воспринять этот огонь, приблизиться к свету И возжечься чрез неизреченное соединение, То это и служит похвалою и славою добродетелей. И ради этого всякое подвижничество и всякия деяния Совершаются нами, чтобы мы, как свеча, приобщились Божественнаго света, когда душа, как один воск, Вся предлагается неприступному свету; Лучше же подобно тому, как бумага обмакивается в воске, Так и душа, утучненная всякими добродетелями, Вся возжется от него, насколько возможет увидеть, Насколько вместит ввести в свою храмину. И тогда, просвещаясь, добродетели, как приобщившияся Божественнаго света, и сами называются светом, Лучше же и оне суть свет, срастворившись со светом; И (как) свет, просвещают самую душу и тело И поистине светят, во–первых, тому, кто стяжал (их), А затем и всем прочим, находящимся во тьме жизни. Каковых просвети, Христе, Духом Всесвятым И соделай наследниками царства небеснаго, Со всеми святыми Твоими ныне и во веки.

Гимн ХLIV

О богословии и о том, что ум, очистившись от вещества, невещественно созерцает Невещественнаго и Невидимаго.

Каким путем мне пойти? на какую стезю уклониться? на какую лествицу взойти? какими вратами войти? как и в каком чертоге открыть дверь? в каком или каковом жилище найти Того, Кто в руке и длани (Своей) содержит вселенную? На какую мне гору взойти и с какой стороны? и какую отыскать там пещеру? или какое болото пройдя, я несчастный сподоблюсь узреть и удержать Вездесущаго, Неуловимаго и Невидимаго? В какую преисподнюю мне низойти, на какое небо взойти и пределов какого моря достигнуть, (чтобы) найти совершенно Неприступнаго, совершенно Безпредельнаго и совершенно Неосязаемаго? Скажи, как найти мне в вещественном Невещественнаго, в создании Создателя, в тленном Нетленнаго? Каким образом, находясь в мире, могу стать я вне мира? связанный с веществом, как соприкоснусь я с Невещественным? весь будучи тленным, как соединюсь с Нетленным? (пребывая) в смерти, как совершенно приближусь к Жизни? как, мертвый, приступлю я к Безсмертному? будучи весь сеном, как дерзну прикоснуться к огню? Однако выслушай теперь и разрешение этих таинств.

Прежде чем сотворено небо, прежде чем произведена земля, был Бог Троица, один уединенный, Свет безначальный, Свет несозданный, Свет совершенно неизреченный, однако Бог безсмертный, один безконечный, постоянный, вечный и весьма благостнейший. Хорошо уразумей единаго Бога в начале, Троицу пребезначально сущую, превыше всякаго начала, Неизобразимаго, Неизмеримаго по высоте, глубине и широте, не имеющаго предела величия и света. (В начале) не было ни воздуха, как ныне, ни тьмы не было вовсе, ни света, ни воды, ни эфира, ни чего–либо другого, но был один Бог — Дух совершенно световидный и вместе всемогущий и невещественный. Он сотворил Ангелов, Начала и Власти, Херувимов и Серафимов, Господства, Престолы и неименуемые чины, служащие Ему и предстоящие со страхом и трепетом. После же того Он произвел небо, как свод, вещественное и видимое, чувственное и грубое, и как один Он ведает, распростер его во мгновение (ока). И вместе землю, воды и все бездны посреди него (неба) тою же мыслию одною Он сотворил такими, как и ныне мы все видим. И внутри (их) остался тот невещественный Свет, непричастный (ничего из этого). Небо распростертое, чувственное, как сказал я, не пресекло сияния невещественнаго Света. Ибо, будучи, как сказано, вещественным, оно оказалось вне невещественнаго не местом, конечно, но природою и сущностью. Ведь Невещественный отделен от вещественнаго, не имея собственнаго места. Ибо, будучи Сам неограничен, Он словом в Себе Самом все производит, и отделенный по естеству от всех тварей и все нося в Себе, вне всего пребывает. Ибо подобно тому, как ум и Ангел стенами или дверями ни вне жилища не бывают удаляемы, ни внутри удерживаемы; так и Творец их никоим образом не находится ни вне, ни внутри неба, ни в ином месте, но совершенно везде пребывает Богом, удаленным от всего вещественнаго и от произведенных Им тварей. Итак, небо сотворено было вещественным и, различаясь по природе от невещественнаго света, оставалось как бы большим домом без света; но Владыка вселенной возжег солнце и луну, дабы для чувственных (созданий) они и светили чувственным образом. Он дал (нам) в руки даже и (такой род) света, удивительно извлекаемый из железа и кремня, который светил бы и ночью. (Сам) же Он далек от всякаго (вещественнаго) света и будучи светлее света и блистательнее (всякаго) сияния, нестерпим для всякой твари. Ибо как при свете солнца не видно звезд; так если и Владыка солнца восхощет возсиять, то никто живой не стерпит Его восхода. Поэтому он совокупил ум с вещественным прахом и всех нас людей поместил среди вещественнаго, дабы мы, твердою верою и соблюдением заповедей снова очистив невещественный ум, который мы залили мраком преступления чрез пожелание вещественных страстей и вкушение удовольствий, в вещественном невещественно узрели тот невещественный Свет, который, я сказал, пребезначально был Богом, (Свет) невидимый для чувственных и вещественных очей и неприступный для умных очей сердца. В самом деле, дивлюсь я, каким образом душа, будучи вся невещественна и имея умное око света, пользуется однако чувственным образом и телесными очами, как бы двумя окнами, и выглядывая чрез них, видит все видимое, и поворачиваясь обратно, невещественным образом созерцает мысленное и невещественное; будучи же неизреченным образом удерживаема посреди нетленнаго и тленнаго, одним она влечется вниз к удовольствиям и страстям, другим же окрыляясь к небу, понуждается пребывать там; однако низвлекается и снова горячо стремится всегда возноситься, желая от видимаго быть небошественной (и видеть под собою все, что ощущается зрением). Ибо, смотря на все в этом мире, как на сети, она боится всецело ступить или сесть на землю, чтобы, будучи удержанной, не увязнуть, конечно, в них и не сделаться добычею диких зверей. Такова жизнь благочестивых, верных и всех святых, которой всем должно подражать, дабы с ними (также) предстать непорочными Судии всех, Христу Богу, и быть общниками славы и царства Его во веки.

Гимн ХLV

О точнейшем богословии и о том, что не видящий света славы Божией хуже слепых.

О щедролюбивый Боже мой, Творче мой, возсияй мне более неприступным светом Твоим, дабы исполнить радостию сердце мое. Ей, не гневайся, ей не остави (меня), но озари светом Твоим душу мою, ибо свет Твой (это) — Ты, Боже мой. В самом деле, Ты хотя и называешься многими и различными именами, но Сам Ты — едино. Это же Единое для всякой природы неведомо, невидимо и неизъяснимо, Которое, будучи уясняемо (чрез сравнение), называется всякими именами). Итак, это Единое есть триипостасное Естество, единое Божество, единое царство, единая сила, ибо Троица есть едино. Ведь Троица едина — Бог мой, а не три. Однако это Единое есть три по ипостасям, однородным друг другу по естеству, равномощным и совершенно единосущным, с одной стороны неслитно превыше ума соединенным, с другой наоборот нераздельно разделяемым, в едином три, и в трех едино. Ибо един есть сотворивший все Иисус Христос с безначальным Отцом и собезначальным Духом Святым.

Итак, Троица есть совершенно нераздельное единство: в едином три, и в трех едино; лучше же три эти едино, и едино наоборот — три. Разумей, поклоняйся и веруй ныне и во веки. Ибо это Единое, когда явится, возсияет и озарит, когда сообщится и преподастся, то бывает всяким благом. Поэтому оно и называется нами не одним, но многими (именами): светом, миром и радостию, жизнью, пищей и питием, одеянием, покровом, скинией и божественным жилищем, востоком, воскресением, упокоением и купелию, огнем, водою, рекою, источником жизни и потоком, хлебом и вином, и общим услаждением верных, роскошным пиром и наслаждением, которым мы таинственно наслаждаемся, поистине солнцем незаходимым, звездою вечно сияющей и светильником, светящим внутри душевной храмины. Это Единое есть и многое, Оно и разрушает и созидает. Это Единое Словом произвело все и Духом силы содержит все это. Это Единое из ничего создало небо и землю, дало (им) бытие и неизреченно составило. Это Единое волею (одною) сотворило солнце, луну и звезды — чудо новое и необычайное. Это Единое повелением (своим) произвело четвероногих, гадов и зверей, всякий род пернатых и все в море (живущее), как все мы видим. Наконец, Оно сотворило и меня, как царя, и все это дало мне для служения, как рабов, рабски исполняющих мои потребности. Итак, (в то время как) все (прочее) сохранило и доселе хранит повеление этого Единаго, Бога, говорю, всех, один я несчастный оказался неблагодарным, непризнательным и непослушным Богу, создавшему меня и изобильно подавшему все эти блага. Преступив заповедь, я сделался непотребным и оказался, жалкий, хуже всех скотов, хуже зверей, гадов и птиц. Уклонившись от праваго и божественнаго пути, я жалким образом потерял данную мне славу, совлекся светлой и божественной одежды, и родившись во тьме, ныне лежу в ней, не зная, что я лишен света. Вот, говорю, солнце светит днем, и я вижу его, с наступлением же ночи я возжигаю для себя свечи и светильник, и вижу. И (кто) другой из людей имеет [в этом отношении] что–либо большее меня? Ибо так (только), конечно, люди и (могут) видеть в сем мире, и (иначе или) более этого никто из людей не видит. Говоря это, я лгу, глумлюсь над собою, самого себя прельщаю, Спасителю, и противоречу себе, не желая познать себя, что я слеп, не желая трудиться, не желая прозреть, не желая, осужденный, признать свою слепоту.

Кто же видел Бога, свет мира? — говорю я, и говорю, Владыко, совершенно безчувственно, не разумея, что худо мыслю и говорю. Ибо говорящий, что он совершенно не видит и не созерцает света Твоего, а тем более утверждающий, что это и невозможно — видеть, Владыко, свет Божественной славы Твоей, отвергает все Писания Пророков и Апостолов и слова Твои, Иисусе, и домостроительство. Ибо если, возсияв с высоты, Ты явился во тьме и пришел в мир, Благоутробне, восхотев подобно нам человеколюбно пожить с людьми, и неложно сказал, что Ты свет мира (Иоан. 8:12; 9:5), мы же не видим Тебя; то (разве) не слепы мы совершенно и не являемся ли, Христе мой, еще более жалкими, чем слепые? — Подлинно так, поистине мы мертвые и слепые, потому что не видим Тебя — животворящаго Света. Слепцы не видят чувственнаго солнца, но и живут, Владыко, и как–то движутся. Ибо оно не дарует жизни, но только (возможность) видеть. Ты же, будучи всеми благами, всегда даешь их рабам Твоим, видящим свет Твой. Так как Ты — жизнь, то и подаешь жизнь со всеми другими, говорю, благами, которыми Сам Ты являешься. Имеющий Тебя поистине обладает в Тебе всем. Да не лишусь же и я Тебя, Владыко, да не лишусь Тебя, Творче, да не лишусь Тебя, Благоутробне, я презренный и странник. Ибо странником и пришельцем здесь, как благоугодно было Тебе, я сделался не произвольно, не по своей воле, но по благодати Твоей я познал себя самого странником между этими видимыми (вещами); умно озаренный Твоим светом, я познал, что Ты переводишь человеческий род в невещественный и невидимый мир и поселяешь (в нем), разделяя и распределяя достойным обитания, каждому сообразно тому, как сохранил он, Спасе, Твои заповеди. Поэтому молю и меня учинить с Тобою, хотя и много согрешил я, более всех людей, и достоин муки и казни. По приими меня, Владыко, припадающаго, как мытаря и блудницу, хотя и не одинаково я плачу, хотя и не так же отираю, ноги Твои Христе, власами своими, хотя и не подобно воздыхаю и рыдаю. Но Ты изливаешь милость, точишь благоутробие и источаешь благость, имиже и помилуй меня. (О Ты, руками и ногами на кресте пригвожденный и в ребра копием прободенный, о Ты милосерднейший), помилуй и избави меня от огня вечнаго, сподобив меня отныне добре послужить Тебе, тогда же неосужденно стать пред Тобою и быть воспринятым внутрь чертога Твоего, Спасе, где я буду радоваться с Тобою, благим Владыкою, неизреченною радостию во все веки.