Твой первый - единственный

Сью Ники

– Все в порядке? – спросил знакомый голос. Я взглянула и замерла, замечая Олега Николаевича, отца Вити. Его пальто было расстегнуто, на шее висел галстук, так, если бы его пытались стянуть или облегчить узел, а изо рта струился горячий пар.

– Добрый вечер, – прошептала, разглядывая Шестакова-старшего. В уголках глаз мужчины уже виднелись морщинки, на лбу пролегла маленькая складочка. Он устало улыбнулся, затем отпустил меня.

– Пойдем вместе, Рита.

– Да, спасибо, – сглотнув, ответила. Дядя Олег прошел первым, открыв железную дверь. Мы отметились на пункте КПП, поставили свои

подписи в журнале и только после этого пошли вдоль мрачного коридора, где периодически мигала лампа. Звук собственных шагов заставлял вздрагивать, в какой-то момент мне захотелось побежать, казалось, темное помещение никогда не закончится. И нет, я не думала о папе, я переживала о Вите. Он мог пострадать! Отец мог ответить ему! В конце концов, и уголовную ответственность никто не отменял.

Кусая губу, я пыталась откинуть плохое, но как назло проклятый голос в голове словно насмехался, озвучивая ужасные события будущего.

– Вроде, здесь, – сообщил Олег Николаевич, когда мы остановились напротив одной из многочисленных дверей. Все они смотрелись до ужаса несуразно, словно вели в жилые квартиры, а не в кабинеты к следователям.

Дядя Олег коснулся ручки и резко дернул ее, впуская в мрачный коридор тусклый свет. Внутри я вся сжалась, окинув взглядом помещение. Табачный запах до того въелся в стены, что создавалось ощущение – он здесь повсюду.

– Рита! – голос матери, словно отрезвляющая пощечина, вернул в реальность. За спиной закрылась дверь, Шестаков-старший обошел меня и двинулся прямо к стулу, на котором сидел Витя. Его руки, в наручниках, были сцеплены в замок и лежали на коленях. Костяшки пальцев покрыли кровавые следы, а кое-где прослеживались болячки. Я осторожно скользнула взглядом выше, боясь обнаружить на лице у Вити отпечатки драки. Однако мой страх быстро развеялся, никаких внешних следов побоев у Шестакова не наблюдалось.

– Добрый день, – дядя Олег взял стул и уселся напротив моей мамы. Я же подошла к Вите, рядом с ним как раз было свободное место.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он шёпотом, не сводя с меня своих изумрудных глаз. И почему-то именно в этот момент они мне показались такими большими, глубокими, почему-то именно сейчас накатила тоска, от которой хотелось выть, подобно дикому волку. Я не понимала.

– Ты в порядке? – я не была уверена, услышал ли Шестаков вопрос, мой голос звучал слишком тихо.

– Прости, – виновато произнес Витя, поджимая губы. В ответ я качнула головой и потянулась к сумочке в надежде найти там пластырь. Наверное, это было крайне эгоистично и неправильно, но больше всего на свете сейчас меня волновала кровь на костяшках у Шестакова, а не отец, чье местонахождение было неизвестно.

Вытащив кошелек, я нашла там один пластырь и, решив, что это лучше, чем ничего, повернулась к Вите.

– У меня только один.

– Что?

– У тебя раны и кровь, а у меня только один пластырь, – прошептала я растеряно. Глаза наполнялись влагой, пальцы затряслись. Я смотрела на этот проклятый пластырь и видела отца, его стеклянный взгляд, руку, занесенную в воздух, страх, от которого дрожали коленки. Я все сильнее сжимала пластырь, вспоминая, сколько раз папа меня бил.

Страх перед очередной поркой, как табачный

запах в этом кабинете, пропитал каждую мою клетку. В конечном итоге он погас, на его место пришло осознание безысходности. Никто и никогда не заступится. Никто и никогда не услышит слез, тихого крика, слетевшего с уст ребенка. Маленькая девочка Маргарита была в этом уверенна до сегодняшнего дня.

– Рита, – позвал Витя, но я не сразу услышала, только когда мамина рука легла мне на плечо, пришла в себя.

– Пойдем, – сказала мать. Взглянув на следователя, широкоплечего мужчину с сединой на висках, то и дело перекатывающего ручку между пальцев, я поняла, что пропустила почти пять минут разговора. Они уже успели о чем-то договорится?

Мама вышла первой, вторым покинул комнату дядя Олег. Я же дождалась, пока следователь снимет наручники с Шестакова, затем мы оба закрыли за собой дверь, оказавшись вновь в темном коридоре.

Какое-то время шли в полнейшей тишине, лишь звук маминых каблуков разносился эхом. Мимо нас несколько раз проскочили полицейские, у кого-то даже работала рация. А когда двое завели пьяного мужика, что еле держался на ногах, у меня по спине побежали мурашки. Не самое неприятное место однако.

– Деньги и связи решают все, – сказал Олег Николаевич, когда мы наконец покинули здание полицейского участка. С неба срывался снег, ветер стал еще морозней и колючей. Я поежилась, приподнимая воротник пальто, чтобы чуть согреться.

– Виктор, ты бы извинился перед Лидой.

– Я… простите, Лидия Александровна, – произнес Витя, но в его тоне теперь не звучали нотки вины. Казалось, Шестаков в целом не считал свой поступок неправильным.

– Мам, а где Матвей? – спохватилась, вспомнив о брате.

– Я соседку попросила присмотреть, все нормально.

– А как вы вообще тут оказались?

– Соседи на шум вызвали полицию, – ответила мать на мое любопытство.

– Может, подвезти? Я на машине, – предложил вдруг дядя Олег, влезая в наш разговор.

– Было бы неплохо, – согласилась мама, удивив меня еще больше.

И вот мы дружной компанией уселись в дорогую черную иномарку с тонированными стеклами и кожаными сиденьями. Мать, ясное дело, села вперед, а мы с Витей назад. И только машина двинулась с места, я задумалась, зачем вообще еду с ними. Мне ведь в другой конец города, мне не нужно сидеть здесь, вдыхать запах терпкого парфюма, который наверняка стоит не мало.

– Как Павел? – спросил дядя Олег, выворачивая с парковки. Его длинный презентабельный автомобиль напоминал корабль, в котором могла бы поместиться еще целая семья.

– Все хорошо, его увезли в травматологию. Я звонила, особых повреждений нет, но на ночь попросили остаться.

– Я заеду к нему завтра, – вздохнув, сказал Шестаков-старший. Я тайком глянула на Витю и заметила, как он стиснул челюсть, словно до сих пор злился.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – проронила мать. Уж кто-кто, а она прекрасно знала, насколько сильно отец ненавидел своего бывшего лучшего друга.

– Виктор, было бы неплохо, если бы ты и перед Павлом извини…

– Я не буду извиняться! – категорично заявил Витя, будто очнувшись ото сна. Его холодный стальной голос в какой-то степени пугал.