Ты мне не запретишь!
Шрифт:
– Говори! – кивнул ему Щукин.
– Упирай всё на бытовую разборку: Катю убил я, потому, что зверски её ревновал к Ткачёву и Терещенко. На записи я есть. Ира просто перекинулась с Катей парой фраз и уехала. А я пришёл и потребовал взаимности, но она отказалась. Тогда я выстрелил. Ткачёв об этом узнал и испытывал ко мне личную неприязнь, потому и стрелял в меня. Убить не хотел. Был в состоянии аффекта. Ира тут не должна попасть никаким боком! Ты всё понял?!
– Да, Миш, я понял! – кивнул Щукин, - Держись! – он усадил его на кровать.
Я подползла к Мише, крепко
– Миша! Зачем? Зачем ты меня собой закрыл? Ведь это была моя пуля!
– Нет, это … была моя пуля!
– он печально улыбнулся, - Всё точно, как во сне! Сон-то … с четверга на пятницу был… Вещий.
– Миша, Мишенька! Не умирай, не бросай меня! – слёзно упрашивала я, горячо целуя его .
– Что ты?! Не бойся, Ирочка! Не брошу, никогда и ни за что! Знаешь, чего я хочу? Роди и вырасти этого малыша, ладно?- он погладил меня по животу слабеющей рукой. Потом будто вспомнил:
Да… С отцом помирись. Это не он… Не с его подачи…запись восстановили. Ты прости его … за всё!
Он тихо застонал, поморщился от боли, стиснул зубы. Потом глянул на меня своими светлыми и чистыми глазами, улыбнулся:
– Жаль, что мало счастья … нам с тобой отмерено! Но, оно, ведь , было, правда?
– Правда! – у меня слёзы лились из глаз.
– Ира, мне пора уходить! За мной уже пришли, - он посмотрел в сторону окна, - Сейчас, мам! Дай попрощаться!
У меня внутри всё похолодело. Я лишь сильнее прижала к себе своего любимого.
– Ир, я очень … тебя люблю. Не жалей ни о чём… Если встретишь …другую любовь, и ответишь …на неё, я буду только рад! Поцелуй меня!
– тихо попросил он.
Его глаза уже закатывались, лицо стало совсем бледным.
– Миша, что ты говоришь?! Какую другую любовь?! – для меня это было дико.
Я прижалась губами к его ещё тёплым губам. Он нежно ответил, а потом безжизненно вытянулся у меня на руках. Я пыталась его удержать, но усилия были тщетны!
Я ничего не помнила и не видела от слёз…
Подбежали врачи, забрали его, увезли на операционный стол. Только без толку! Я уже знала, что Миши больше нет…
Вот она - кара небесная! Забрала я чужую жизнь – пришлось так жестоко расплачиваться. С уходом Миши у меня осталась память о нём и его предсмертное желание, чтобы я родила и вырастила моего ребёнка. Нашего ребёнка. Что я и собиралась сделать. Я буду любить его и не допущу, чтобы он страдал, как Миша. Да я и назову его так же – Мишенькой. Пусть живёт имя моего любимого человека. Отрада моему измученному сердцу…
========== « Превратности судьбы» ==========
Из больницы меня отпустили на Мишины похороны.
« Я смогу, я сильная! Мне теперь нельзя быть слабой!» - твердила я себе.
Проводить Зотова в последний путь пришли его и мои сослуживцы из «Пятницкого». Лена Измайлова надёжно держала меня за руку, чтоб я не упала в обморок. Я крепилась изо всех сил…
Костя Щукин сказал о Мише несколько фраз. Просто хорошие слова. О том, что в отдел Миша
Грачёв был словно оголённый нерв. Я понимала его состояние: он потерял единственного сына. Несчастье сгорбило, будто немного состарило его, а на одном из висков появилась серебристая проседь. Чисто по-человечески, мне было его жаль. Но, он лишился сына, а я лишилась любимого человека. Кто пожалеет меня? И чьё горе больше и тяжелее…
И , вообще, я не хотела попадаться ему на глаза. Но, как на грех, нам пришлось быть у гроба почти рядом. Генерал смотрел на меня горящим, ненавидящим взглядом. Когда мы случайно взглядами схлестнулись , он стиснул зубы до скрипа. С большим трудом удержался, чтоб не сорваться на меня с криком, отвернулся в сторону. Когда подошёл попрощаться с сыном, поцеловал его в лоб. Дёрнув кадыком, украдкой смахнул скупую мужскую слезу.
Марина, бывшая Мишина жена, тоже пришла на похороны, перебросилась парой фраз с генералом. Глянула на меня удивлённо, подошла и сказала единственное слово:
– Соболезную!
– Спасибо! – ответила я, натянуто улыбнулась.
Долго задерживаться она не стала: просто постояла у гроба. Маленький ребёнок нуждался в заботе и внимании. Попрощалась с генералом и уехала, не дожидаясь окончания похорон…
А я, подойдя к гробу, смотрела на Мишу. Он тихо лежал , будто спал. Черты лица немного заострились: скулы выделились резче, высокий лоб стал, как будто, ещё выше. Рыжеватые волосы были зачёсаны назад. Я погладила его по волосам, по лицу - холодному, словно мрамор. Не удержалась, наклонилась над ним, поцеловала его ледяные губы. Совсем ещё недавно они были такими горячими, жадными до поцелуев!
Слёзы невольно покатились по щекам, упали на его лицо. Я осторожно стёрла их ладошкой, чувствуя на себе тяжёлый генеральский взгляд …
После похорон я подошла к Косте:
– Спасибо, что сказал о Мише добрые слова! Как в «Пятницком» дела?
– Ирина Сергеевна, всё нормально! – успокоил меня Щукин.
– С Ткачёвым что?
– Он отстранён от работы, сдался сам, сотрудничает со следствием. Вину признал. Миша такую версию крепкую подкинул – никто не подкопается!
– Щукин смотрел на меня преданными глазами.
– Вот и ладно!
– улыбнулась я.
– Ирина Сергеевна! А Вы когда в отдел вернётесь?
– Не знаю, Костя. Выпишут – я, наверное, ещё дома на больничном побуду некоторое время. У меня и отпуск неиспользованный есть. Мне в себя прийти надо. Тяжело очень.
Он понимающе кивнул.
Лена жалостливо смотрела на меня:
– Ир, держись, ладно?
Если бы не она, я бы, наверное, с ума сошла. Измайлова взяла на себя обязанность бывать у меня в больнице по вечерам. Пыталась расшевелить меня, чтобы я не кисла, оплакивая свою безвозвратную потерю, а приводила чувства и мысли в порядок, настраивалась на рождение малыша. Я была благодарна подруге: -Лена, спасибо!