Ты мне не запретишь!
Шрифт:
– Без Вас обойдусь!- я захлопнула дверь.
Дурнота подступала неотвратимо, и я рванулась к туалету. Как мне было плохо! Кажется, все мои внутренности выворачивало наизнанку. Неужели, начинается токсикоз? Так некстати!
О чём меня хотел предупредить Грачёв? Может, не стоило срываться на него, а надо было выслушать? Чего уж теперь…
Уснуть долго не могла, ворочалась на кровати. Не давал мне покоя его визит! Почему-то беспричинно заныло сердце. И, как назло, Мише позвонить нельзя!
Потом я всё-таки уснула…
Утром встретилась
– Миш, всё нормально?
– Всё отлично! – успокоил меня .
– Вот и хорошо! Знаешь, вчера твой отец приходил, о чём-то поговорить хотел. Но, я не пустила его в квартиру, пистолетом пригрозила и прогнала.
– Ничего себе!
– засмеялся он, обнял, - Отчаянная ты у меня! А, о чём он поговорить-то хотел?
– Миш, я не знаю! – я вздохнула расстроенно, призналась ему, - У меня тошнота подкатила, а тут он! Не могла же я при нём…
– Выдать себя не хотела? Ладно, не грузись! Я позвоню ему и постараюсь всё выяснить! – он опять успокаивал меня.
Я улыбнулась, но смутное чувство тревоги меня не покидало.
…
========== «Преступление и наказание» ==========
День клонился к вечеру. Я устроила небольшое совещание. Климов, начальник МОБ, был в отпуске. А у меня в кабинете сидели Костя Щукин и Лена Измайлова, вернее, начальник следственного отдела и начальник дознания. Ждали укатившего куда-то по делам начальника криминальной полиции. Он обещал быть с минуты на минуту.
Наконец, он появился. Буквально , влетел в мой кабинет. Взволнованный, бледный, желваки ходуном ходят! Как-то нервно присел за стол, дышал резко, словно за ним гнались.
Я смотрю на него и, чувство тревоги, что было у меня внутри, начинает расти. Я забыла про присутствующих, не выдержала:
– Миш, случилось что?
– Ирина Сергеевна, они запись восстановили!
– упавшим голосом ответил мне Зотов.
У меня потемнело в глазах, голову обнесло, стало невыносимо жарко в груди. А сердце словно заледенело и оборвалось. Оно опять ушло куда-то вниз. Я почувствовала, что сейчас упаду, схватилась руками за столешницу. Если бы не сидела в кресле, а стояла – сразу рухнула бы на пол. Говорить не было сил: горло пересохло, язык прилип к гортани. Только мысль неотвязно билась в мозгу: «Это - всё? Это - всё! Это –всё…»
– Какую запись? – не поняли Лена и Константин, переглянулись.
Михаил, видя моё состояние, бросился ко мне, взял меня за плечи, смотрел в глаза:
– Ира, успокойся! Ещё ничего не потеряно! Ещё можно как-то исправить, переиграть, - он лихорадочно соображал.
Я смотрела на него невидящими глазами, потом словно вернулась в реальность:
– Миша, надо им сказать… Я больше не могу держать это в себе… Я признаюсь!
– Не надо, Ира! Чего ты этим добьёшься? Я всё устрою, не переживай! Не волнуйся, я прошу тебя!
Но,
– Лена, Костя! Катю Русакову убила я…
А, буквально, за пару секунд до моего признания, в кабинет заглянул Ткачёв:
– Ирина Сергеевна, можно? Ой, извините.
С окаменевшим лицом он скрылся за дверью…
Зотов схватился за голову, с силой протёр отчаянное лицо ладонями:
– Ира, зачем?! – он досадно поморщился.
А мне уже было всё равно. Я думала, что признавшись, облегчу свою боль, свою истерзанную, опустевшую душу. Но, стало только ещё хуже, ещё тяжелее. Теперь я боялась непонимания от своих близких людей, моих друзей!
Измайлова и Щукин сидели с округлившимися глазами, с отрешёнными, ничего не понимающими, лицами.
Щукин, от неожиданности открывший рот, пришёл в себя первым:
– Что?! – до него, видимо, ещё не совсем дошёл смысл сказанного мной.
Лена испуганно посмотрела на меня, спросила с недоверием :
– И-и-ра, это … правда?!
– Да, правда! Я не видела другого выхода: Катя написала заявление в Прокуратуру, она могла всех нас сдать, даже не желая того.
Щукин глянул на Зотова:
– Ты об этом знал?!
– Знал! – признался майор.
– Что это за запись? – допытывался Константин.
Миша объяснил. Рассказал, что ехал за мной, что он на этой записи тоже есть.
Щукин нахмурился, посмотрел на меня. Он был настолько потрясён услышанным, как будто мир рухнул вокруг. Он вскочил с места, стал нервно туда-сюда ходить по кабинету. Потом не выдержал: -Ирина Сергеевна, как Вы могли?! Она же одна из нас! Как Вы … Мы же …
У него не хватало слов выразить, что он чувствовал сейчас.
Вступился Зотов:
– В Прокуратуре Русакову взяли в разработку и стали раскручивать на предмет организованной преступной группы. А как там ломают, ты Щукин, знаешь! Не мне тебе объяснять! Катя же была непосредственным свидетелем и участником! Она была не согласна с вашими действиями. Ира не хотела её убивать, но Катя пошла на принцип. Чтобы вас уберечь, Ире пришлось сделать так!
Константин, резко и взволнованно дыша, в сердцах, плюхнулся на стул. Он мотал головой, словно, до сих пор не желая принять услышанного им.
Измайлова была потрясена не меньше: она смотрела на меня, немо спрашивая: «Зачем?!»
Я сидела, невольно тихонько покачиваясь, ждала приговора. Тихо сказала:
– Костя, от нас отстали только после этого. Нет свидетеля, нет дела.
– Но, можно же было поговорить, убедить! Она бы не стала нас сдавать!
– Ты забыл, что чувствовал в СИЗО? – Зотов недобро усмехнулся.
Щукин вздрогну всем телом. Ужас отразился в его глазах. Видимо, настолько живо он вспомнил своё пребывание там, что его передёрнуло.