Ты так любишь эти фильмы
Шрифт:
— Что теперь будет? — выразила общую панику цыпочка.
— Кому-то из вас придётся временно исполнять обязанности завуча. — Я решил быть добрым. — А может, он или она будет исполнять эти обязанности настолько хорошо, что приглашать нового человека со стороны не сочтут целесообразным.
Носы задёргались. Теперь меня осуждали, отложив на время скорбь и тревогу. Елена Юрьевна подобралась ко мне со стаканом воды и заботливо вручила.
— Денис…
Как это в стиле цыпочек: пытаться утешить того, кто в утешении не нуждается, а утешении в их исполнении — тем паче. Я что-то нечленораздельно
— Кто мог подумать, — говорит самая простая из тёток, — что такое случится именно с нами?
Гы! Действительно, кто?
— Сейчас никто не может чувствовать себя в безопасности, — говорит один кретин.
— При этой власти никто и никогда не будет чувствовать себя в безопасности, — говорит одна мымра.
— Господи, ну при чём здесь власть? — говорит Елена Юрьевна.
— Гы! — говорю я.
— В благоустроенных государствах люди ни с того ни с сего не падают на лестницах, — объясняет кретин.
— В благоустроенных государствах лестницы тоже благоустроены, — объясняет мымра.
— Может быть, — говорит цыпочка, — за нашу лестницу несём ответственность всё же мы, а не государство?
— Гы! — говорю я.
— Вы постоянно защищаете преступный режим, Елена Юрьевна, — говорят ей. — Очень жаль, что ваша лояльность вам не зачтётся. Преступные режимы, они такие. На лояльность не посмотрят.
— Вам, Елена Юрьевна, даже хуже будет из-за вашей лояльности.
— Но я всего лишь сказала, что власть — и преступная, и не преступная — не отвечает вообще за всё!
— Не преступная — не отвечает. А преступная — ещё как!
Этот гиньоль прекращает только появление директора. Он входит и добивает педсостав вышколенной решительностью взгляда. Йес, йес, йес. В другой раз на это приникни плечо, потерянная овца. Сегодня, ради твоего же блага, тебя погонят хворостиной.
— Итак, коллеги. Вы уже знаете. На всякий случай прошу вас не покидать пока школу. Все необходимые перестановки обсудим завтра с утра на педсовете. Напоминаю, Пётр Евгеньевич, «с утра» означает «перед уроками». А сейчас, думаю, самое время вспомнить о детях. Приглядите за своими классами. Если возникнут вопросы, с вами будут разговаривать в индивидуальном порядке. Денис. Пойдёмте ко мне.
На покойном (привет тебе, великий и могучий) диване директорского кабинета я расслабился и постарался наконец взглянуть в несулящее будущее. Намёк на индивидуальные разговоры меня подтолкнул.
— В учительской звучало популярное слово «посадят», — сказал я. — Вы считаете, это убийство?
— Не будьте смешным. Это несчастный случай. Просто специфика нашего коллектива заставляет людей рассуждать так: «Безусловно, Анна Павловна могла упасть, поскользнувшись. А могли её и толкнуть. С людьми, которые шпионят, такое случается».
Это были новые подробности из тётианиной жизни, но я промолчал. Хотя и следовало возразить. Как честному человеку и, не последнее, племяннику, сказать, что шпионить, вынюхивать, совать свой нос — не стиль Анны Павловны. Это происходило само собой, в пассивном залоге: обнаруживалось, становилось явным, выплывало на свет божий.
— У школы будут проблемы?
— С поиском нового завуча — определённо, — говорит директор. Он сидит без пиджака за своим столом и безучастно
— Нельзя быть убитым сильнее или слабее.
— Да. А подразумеваемых вами проблем с законом, уверяю, не будет. Превращать несчастные случаи в криминальные берутся только самые дешёвые и опустившиеся сценаристы. У сил правопорядка другие задачи в этой жизни.
— И другие капустники. А я подразумевал проблемы с законом?
Директор смотрит очень корректно.
— Вы ведь Анну Павловну терпеть не могли, — невозмутимо говорит он. — Это, разумеется, не моё дело, но должен сказать, что у любого действия — если это поступок, а не случайность, — есть мотивация. А вот у несчастных случаев мотивации не бывает, в этом их непреходящее очарование.
Симпатия, которую он у меня вызывал, сильно скукожилась, но не исчезла бесследно. Я решил не задираться.
— Так что будет со школой?
— Со школой всё будет в порядке. Собственно, что-либо произойти с ней может только вследствие прямого попадания авиационной бомбы.
— Обитель зла.
— Я знаю одного губернатора, — сказал директор после паузы. — Успокойтесь, не в нашем городе. Много лет знаю. Его как минимум раз в год выводят из служебного кабинета в наручниках. Прокуратура, журналисты, фанфары, можете себе представить. Только проходит пара недель, месяц, и он вновь сидит в своём кресле. Мне кажется, и он, и его люди, и, конечно, население даже скучают, когда следующего ареста нет слишком долго. Это у них что-то вроде местночтимого Нового года. Вы слышали о местночтимых святых? Почему тогда и особо ярким местным злодеям не удостоиться своеобразного почитания?
— Значит, ваш губернатор — злодей?
— Он губернатор, это и есть его характеристика. Он сам не ведает, злодей он или мученик. Как посмотреть: среди злодеев встречаются мученики, а среди мучеников — злодеи. В конце концов, он может оказаться и тем, и другим, разве нет?
— Нет. И меня, если честно, утомляют разговоры о многообразии зла. То есть оно, конечно, многообразно, но не настолько, чтобы становиться собственной противоположностью.
— А как насчёт того, что оно часто выглядитсобственной противоположностью? И, следовательно, его противоположность точно так же может выглядеть злом?
— У противоположности зла есть собственное имя, — заметил я. — Почему вы избегаете его произносить?
— Вы, как я погляжу, тоже. — Он потянулся к своим бумагам. — Да, Денис. Я бы хотел, чтобы вы продолжили у нас работать.
— Вы так уверены, что на роль авиационной бомбы я не гожусь? С удовольствием продолжу. Только зарплату повысьте.
Мизансцена достойно завершилась появлением в кабинете ментов. Пока я гадал, кто и зачем их вызвал, они с ходу уселись писать бумаги и отвлеклись от этого занятия лишь ради пары простых вопросов и требования расписаться. Ментам всё было ясно. Им и всегда всё ясно, а на этот раз к ясности добавилась идиллическая лёгкость на душе: не так часто в жизни мента совпадают требования закона, чаяния граждан и голос совести.