Ты – всё

Тодорова Елена

Читает, но не отвечает.

Осквернив пространство салона самыми, блядь, загогулистыми матами, трескаю ребром ладони по рулю.

Ян Нечаев: Я обладаю охуенным терпением, Зай. Но даже у него есть лимит. Объявись, мать твою, чтобы я увидел, что ты жива-здорова.

Едва карандаш рядом с аватаркой прекрасной Юнии Филатовой приходит в движение, сердце биться прекращает.

Это клиническая смерть?

С трудом запускаю. Но и так тарабанит оно через раз.

Растирая ладонью лицо, надсадно перевожу

дыхание.

Юния Филатова: Я приеду к вам в гараж, но не одна. Егор что-то написал Агнии, и она... Буквально с ума сошла! Хочет ехать к нему, не могу ее остановить. Прости. Мы у Мадины, но сестра уже вызывает такси. Может, ты вмешаешься со своей стороны?

Су-у-ука…

Я вмешаюсь. Я, блядь, так вмешаюсь, что всем плохо будет.

Ян Нечаев: Уже выдвигаюсь в сторону дома. Разрулим.

Раунд. Сам себе эту отмашку даю, прежде чем завести мотор.

Пока еду, противоречивые эмоции раздирают. И рад, что поиски закончились. И киплю от злости, что вышла из сумрака только из-за сестры. И, сука, горю эйфорией, что увижу Ее.

Разораться с порога не получается. Застаю Егорыча и Илюху за разговором, который на базе семейных ценностей не имею права срывать.

– У меня проблема. С Эмилией Ломоносовой, – упоминает мелкий соседскую девчонку. Молча обмениваемся рукопожатиями. Присаживаюсь на диван напротив. – Эм-м… – настраивается заново. – Тут, короче, на днях неудобная ситуация произошла. Она нарисовалась в компании, в которой был я. Ну и чисто случайно я ее выгулял в обход остальных.

– Ну ты и баран, – сходу ругает малого Илья. – В курсах же, что она тебя с сопливых лет любит. Куда лезешь? Хорошая девчонка. Зачем зря голову морочишь?

– Эм-м… – краснеет Егор. – Сам не знаю, так получилось. Но проблема не в этом.

– А в чем, блядь?

– Ну туда-сюда… Она полезла ко мне в машине… И…

Я приподнимаю бровь.

– И? – Илюха подгоняет.

Егор указывает большим пальцем себе на рот и, втягивая щеки, имитирует характерное сосательное движение. Прикрываю веки, до того как он озвучивает:

– Эмилия мне отсосала.

– Ты дебил?! – горланит Илья возмущенно.

– Я не смог ее остановить.

– Дебилище! А еще трепло голимое! Кто о таком, блядь, рассказывает?

– Ша, Илюха, – вступаюсь я. – Ему восемнадцать, – напоминаю многозначительно. Самим ведь есть за что с того периода стыдиться. – Пусть рассказывает. Лучше нам, чем каким-то ебанутым корешам.

– Соррян, конечно, – продолжает дымить Илья. – Теперь она бегает за тобой? – догадывается.

– Написывает, – растягивает мелкий тоном, по которому понятно, как его это вымораживает. – Фотки зареванные шлет.

– И че? Как это, извините, исправлять? – размахивает руками средний. – Знаешь, блядь, что будет, если до отца дойдет? Ты, шароебище, на ней женишься! В восемнадцать, сука, лет!

– Я не хочу жениться, – все, что толкает мелкий, нервно натрясывая

коленом. – И дело не в возрасте. На Ломоносовой вообще никогда не хочу. Никогда.

– А на ком хочешь? – едко высекает Илья. – На своей Филатовой?

– На хрен надо! Эта мне даже со штампом не даст.

– Какого ж ты беса атакуешь ее?! Провоцируешь, чтобы прибегала сюда!

– Я не провоцирую! – глядя на меня, выдает, из-за кого зассал.

Потому что я запрет ввел. А он нарушает.

– Она сама приезжает. Мне что – выгонять?

– Удобно ты, борзый, устроился, – хриплю я.

– У меня с ней ничего нет. Клянусь. Я ее не трогал почти ни разу. Она сама дразнится, словно нам по пять лет… – задыхается малой. – Дергает меня за член несерьезно! Ну, типа…Теребонь-бонь-бон хаха.

Пока Илюха в недоумении хмурится, я с трудом сдерживаю смех.

– Меня это… – рычит Егор, обнажая в ярости зубы и сжимая руками воображаемую шею «обидчицы». – Меня это пиздец как бесит!

– Так покажи сучке, что это не игрушка, блядь! – подбивает Илья.

– Стоять, – резко отсекаю я. – Уже напоказывал. С одной разберись. По ситуации, уясни: просто чтобы «подразнить», девчонки за член не дергают. Она тебя хочет. Но это чисто для справки. Не значит, что ты можешь ее трахнуть. Я не разрешаю.

Возбужденное озарение на лице брата меня, мать вашу, пиздец как беспокоит. А учитывая, что сюда едет та самая Филатова, вдвойне.

– Давай сейчас: встал и поплыл походкой пеликана к Ломоносовой. Извинишься перед девчонкой. Нормально извинишься, признавая свой косяк. Если будет плакать, не стой истуканом. По-братски пожалей. Не забудь объяснить, что ничего более к ней не чувствуешь, а член твой, пока бесхозный, своей паскудной жизнью живет. Даст Бог, она допрет, что с таким мудаком, как ты, ей счастья не будет.

Когда малой уходит, поднимаюсь и иду к холодильнику. Свинчивая крышку с бутылки с минералкой, жадно глотаю холодную воду.

Лучше бы это был алкоголь. Потому как у распахнутых ворот гаража притормаживает такси, и из него вылетает явно невменяемая Агния, а за ней моя, сука, любовь.

Раунд.

Смотрю на Ю, и на зубах скрипит нерастворимая доза кайфа.

Заряжает. Лихорадит. Затягивает. Дурманит.

– Привет, – здоровается так просто, словно, мать вашу, не кидала меня в очередной раз на договоренности.

– Добрый вечер, – протягиваю с издевкой сипло, являя сразу все свои эмоции.

– Где он? – выкрикивает Агния, феерически отхапывая главную роль в этом, мать вашу, абсолютно непревзойденном и определенно искрометном концерте.

30

Как много человеку мало…

Ночной кумар не отпускает.

Я упорно играю роль уравновешенного специалиста планово-экономического отдела, заполняю нужные формы, веду расчеты, собираю данные для нового задания… А в голове, простите, Нечаев бродит.