Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

Злобин Владимир Ананьевич

Люблю («Люблю, и всё. Кому какое дело…»)

Люблю, и всё. Кому какое дело, Кого, давно ль, за что и почему. И что сильнее — душу или тело, Добро иль зло, сиянье или тьму? Но пусть от всех родное имя скрою, От Бога и людей не утаю: Предпочитаю быть в аду с тобою, — О, навсегда! — чем без тебя в раю.

Огонь и вода («Она течет, течет, течет…») [664]

664

Огонь и вода. Ф. М. — вероятно, в посвящении скрыты имена Д.В. Философова и Д.С. Мережковского.

Ф.М.

Она

течет, течет, течет, А ветер раскаленный дует. И пусть, свободный, он бушует. Она свой тайный счет ведет. Ее холодная струя — Не мертвая струя забвенья. Она выносит смех и пенье Из глубины небытия. Он — как пожар. Но без огня Навеки все б остановилось, Слилось, сплелось, разъединилось, Ни ночи не было б, ни дня. О, дух пустыни, над тобой Ничто не властно, кроме влаги, Что вьется в каменном овраге Едва заметною струей. Вот так и мы: огонь — вода. Неутолимых два желанья, Неразрушимостью страданья Соединенных навсегда.

Spontanement («Не ты ль ко мне “на крыльях тишины”…»)

Не ты ль ко мне «на крыльях тишины» Сегодня ночью прилетала? Зачем? Друг в друга мы не влюблены, А что до денег — денег мало. По-братски ими я с тобой делюсь, И ни при чем тут благородство. Живи одна. Я лжи не покорюсь, Не выношу ее уродства. По-братски, да. Не знаю, почему Наверно, жду с надеждой тайной, Что наконец свершится то, к чему Всё движется как бы случайно, Что вдруг в душе твоей забрезжит свет, Ты неожиданно прозреешь. Но в дверь мою не постучишься, нет, — Не оттого, что не посмеешь. Без стука радостно ко мне войдешь, И радостно в глаза заглянешь. И я пойму, что ссора наша — ложь, Что ты любить не перестанешь.

Пленник («Не забывай в любви о славном…»)

Не забывай в любви о славном, О гордом мужестве твоем, Когда, пленен в бою неравном, Предстанешь ты перед вождем. И смуглолицый, быстроногий, Он заточит тебя в тюрьму. Но воспрепятствуют ли боги Порабощенью твоему? Платя обидой за обиду, Перенесут ли, силой чар, Как Ифигению в Тавриду, Тебя в благословенный Бар? Иль будешь в сумраке гаремном, За неприступною стеной, В позоре хуже чем тюремном Томиться скукой неземной? И вестница иного мира, Испепеленная в песках, Тобою преданная лира Не зазвучит в твоих руках?

У черты («Тень ложится длинная-предлинная…»)

А.В.Р.

Тень ложится длинная-предлинная На дорогу от столба. Надоело рыло мне кувшинное Нерадивого раба. Он меня повесить собирается Этой ночью при луне, На столбе, чьей тенью разделяется Путь — чертой на полотне. Вот идем мы, тихою беседою Коротая долгий час. Окрыленный тайною победою, Не свожу с черты я глаз. Как решится дело — знать не надо вам, Но решится у черты: Будем ли гореть в огне мы адовом Иль не будем — я и ты.

Разлука («Однообразно дни текут в разлуке…»)

Однообразно дни текут в разлуке И пропадают без следа. И что ни делай — не уйти от муки, Она с тобой — везде, всегда. Любви нечеловеческую силу Найти в себе — кому дано? О, положите нас в одну могилу, А остальное все равно.

Гроза («Она давно из-за горы…») [665]

665

Гроза.

Возрождение. 1950. № 12. Посвящено С.К. Маковскому.

Сергею Маковскому

Она давно из-за горы Грозила нам глухим ворчаньем. И то сверканьем, то молчаньем Выманивала из норы. Белее снега облака Паслись, как овцы, в небе ярком, Вода была для нас подарком, Но Божья медлила рука. Серело небо, и овец На нем все меньше становилось. Оно клубилось и дымилось, И гром ударил наконец. И долго о добре и зле Гремел он голосом сердитым. А мы подобно троглодитам В пещерной притаились мгле. Зловеще хлынула вода. И было в желтизне бурленья Как бы потопных вод кипенье — Прообраз Страшного суда.

«Дружноселье» («Сад заглохший, пустынный дом…») [666]

Сад заглохший, пустынный дом, На закате дымка лиловая. И встающая над прудом, Из-за дома, луна медовая. Запиваются соловьи. Ночь струится волшебно-белая. Загорелые руки твои, На столе — земляника спелая. Вот и всё. Ни добра, ни зла. Не бывала весна блаженнее… Двадцать лет, как ты умерла, Но не меркнет солнце весеннее.

666

«Дружноселье». Возрождение. 1951. № 15. Дружноселье (Красная дача) — дачная местность под Петербургом, близ станции Сиверская Варшавской железной дороги. Сюда Мережковские (а с ними и Злобин) в 1917 и 1918 гг. выезжали на лето. Г иппиус, будучи на Красной даче, в дневнике «Черные тетради» 31 июля 1918 г. записала: «Ясные, тихие — вполне уже осенние дни. Я гуляю, читаю французские романы, смотрю на закаты и — вместе с Володей Злобиным — пишу стихи! Это какое-то чисто органическое стремленье хоть на краткий срок отойти, отвести глаза и мысли в другую сторону, дать отдых душевным мозолям. И я почти не осуждаю себя за эти минуты «неделанья», за единственную жажду забвения. Душа самосохраняется» (Гиппиус З.Н. Собр. соч. М.: Русская книга, 2003. Т. 8. С. 439). Гиппиус в июле — августе 1918 г. написала шуточное послание «Мелешину-Вронскому», адресованное дружносельскому комиссару, и цикл «В Дружноселье», в который вошли стихотворения «Прогулки», «Пробуждение» и «Пусть».

Акробаты («Мы — два брата акробата…»)

Мы — два брата акробата, Два взъерошенных чижа. Разделен чертой каната Мир, как молнией ножа. Вместе город и окрестность, Люди, небо и земля. За чертой же неизвестность, Елисейские поля. Между знаньем и незнаньем, Невесомые, как дым, По канату с замираньем Мы над пропастью скользим. Совершенство равновесья, Тел воздушные мосты. В этой малой точке весь я, В той же точке, что и ты. Безошибочность расчета, Смелость, легкость, быстрота. Чудо райского полета — Смертных вечная мечта.

В первый раз («У каждого бывает в жизни час…»)

У каждого бывает в жизни час (Он может и не быть, как ни ужасно), Когда на мир, как будто в первый раз, Ты смотришь и находишь мир прекрасным. И хочется назвать — о, назови! — Ту, что с тобой, как девочка, играет. И смутное предчувствие любви Тебя всего блаженством наполняет. Из-за холмов встающая луна, Поющее в душе стихотворенье, На древний Псков сходящая весна, — Все хорошо, как в первый день творенья. В уединенье радостном твоем Ты, как Адам, у жизненного древа, В те времена, когда еще ребром Была невоплотившаяся Ева. И даже смерть — что знаешь ты о ней? — Тебя пленяет, юного поэта. Среди цветов, молчанья и огней Простертые Ромео и Джульетта. А будет день, она к тебе войдет. Усядется, фату откинет вдовью, Предъявит свой мошеннический счет, Но сгинет, побежденная любовью.