Тыл-фронт
Шрифт:
После госпиталя Петр по просьбе Бурлова был зачислен в школу разведчиков. Все зачеты он сдал с отличием и удостоился звания старшины.
За это время Варов окреп, посвежел и даже поправился. Думал, забылось все. Нет, не забылось. Многое напоминали близость границы и обманчивая тишина тайги.
— Не горюй, Петро! — улыбался Федорчук. — Теперь подлечився, подучився! Пока старшиной побудешь в батарее, — Денисович старался развеять грустные мысли Петра.
— А вы куда? — удивился Варов.
— В гору попер Петя: старшина дивизиона, о! — довольно отозвался Кондрат Денисович.
— Мне бы поближе к японцам, — задумчиво
В его глазах вспыхнуло что-то жестокое и затаенное. Даже Федорчук оробел и, крутнув головой, проговорил:
— Страшный ты стал, Петро!
— Нет, Денисович! Для людей я не страшный, — уже мягко возразил Петр.
От его голоса и почти детской улыбки хорошо и спокойно стало на душе у Федорчука.
В батарее первой они встретили Соню Давыдову. Бросив косой взгляд на зардевшееся лицо Варова, Федорчук нахмурился.
— Ще одна беда не обошла Петра Варова, — подумал Денисович. — Случится же так человеку!
— Мени нужно спешить: скоро наряд построят на инструктаж, — заторопился он, ответив на приветствие Давыдовой. — Расскажешь новости и явишься к заместителю по политической части, — добавил уже издали.
Взглянув на Соню, Варов изумился. Ее лицо отсвечивало желтизной, когда-то задорные глаза сейчас смотрели грустно, казалось, она постарела.
— Соня, ты болела?
— Нет, Петя. Просто так, — уклончиво ответила Давыдова, слабо улыбаясь.
— Говори, — Соня, говори! Что случилось? — умоляюще воскликнул Варов.
— Да, ничего, Петя Не знаю… С папой очень плохо. Он не пишет об этом, но я знаю, — Соня низко наклонила голову, на глаза навернулись слезы. — Иди, Петя, иди… Потом поговорим…
Когда Варов вошел в блиндаж Бурлова, Федорчук был уже там.
— О, от и сам вин! — довольно проговорил Денисович. — Козак хоть куда!
— Здравствуй, Петр! — поднялся навстречу Бурлов. Он подошел к Варову и, взяв за плечи, повернул к свету. — Дай-ка я на вас взгляну, какой вы стали?
— Здоров, как слон, товарищ капитан! А товарищ старшина прочит в тыловики.
— Не в тыловики, а на строевую штатную должность и то временно, — недовольно отозвался Федорчук.
— Я понимаю, товарищ старшина, хорошо понимаю. Но я разведчик и мое место на передовой.
— Служба, Петр, почетна на любой должности, — заметил Бурлов. — Да и граница сейчас не та: тихая, спокойная. А вам придется, очевидно, принимать комсомольские дела у Давыдовой, — заметил. Бурлов.
— Почему? — быстро спросил Варов.
— Я получил ходатайство от местных властей из Надеждинской о ее демобилизации, — пояснил Бурлов. — Слово за ней. Как думаете, согласится Соня демобилизоваться? — обратился он к Варову.
— Не знаю. Ее нужно спросить, — глухо отозвался Варов.
— Какое, Денисович, ваше мнение? — обратился Бурлов к Федорчуку.
— Зараз доложу, — отозвался тот.
— А вы не докладывайте, а выкладывайте, что на душе есть.
— Думка такая, товарищ капитан. В прошлом году, когда узнали, что ее отец стал инвалидом и капитан Рощин предлагал составить ходатайство и демобилизовать, вона отказалась. Колы капитан согласился с ней, вона ходыла весела, розовая. Значит, на пользу! Зараз осунулась: горе давыть. Товарищ лейтенант Новожилов узнавал у товарища младшего лейтенанта Сергеевой, как она? По ночам плаче. Дило погано! Раз просят демобилизовать, хай едет до дому. Яка у нее буде служба?
Давыдова
— Здравствуйте, товарищ Давыдова. Садитесь. Разговор длинный, — проговорил Федор Ильич, усаживая Соню. — Я получил отношение из Тавричанского райкома партии с ходатайством демобилизовать вас. — Заметив ее испуганный умоляющий взгляд, Бурлов быстро добавил: — Они не настаивают, а ходатайствуют, и больше ничего. Так что из этого никаких выводов заключений делать не нужно. Подумай, Соня, хорошенько и скажи свое решение.
…Давыдову провожали всем дивизионом. И хотя этого ждали, разведчики с грустью прощались с ней. Соня крепилась и даже пыталась шутить.
Накануне ее отъезда состоялось комсомольское собрание, и по предложению Бурлова секретарем был избран Варов.
4
После трагического знакомства с тюрьмой отряда Семьсот тридцать один майор Танака находился в довольно тяжелом состоянии. Нервное потрясение прогрессировало, и врачи направили его в Токио на излечение и отдых.
В столице уже через месяц у Танака исчезли судорожные подергивания, полностью восстановилась речь, врачи разрешили прогулки. Когда же в газете «Иомиури-Хоти» появилось несколько строк о доблести майора при отражении нападения русских, а вслед За этим военный министр наградил его орденом «Восходящего солнца» четвертой степени, Танака почувствовал себя превосходно.
Танака-отец дал понять сыну, что возможностей для победы империя не имеет. С холодной беспристрастностью он сообщил, что судостроительная и сталелитейная промышленности находятся в жалком состоянии, запасы угля и минерального сырья — ничтожны, а изобретенные деревянные паровозы, бамбуковые вагоны, каучуковые пароходы вряд ли способны изменить военное положение. Недостаточно для этого и одной изощренности полководцев, стойкости армии. Майор Танака понял, что благополучие династии и судьбу империи могут спасти только люди независимых действий, повелевающие правительством, армией, политикой — дзайбацу. А все эти Киоси, Маедо, Хасимото, Исии служат и погибают во имя их дома — дома барона Танака. Майор словно старался наверстать упущенное за эти три года. Его светло-желтый оппель, за рулем которого сутками дежурил Киоси, метался по увеселительным местам, перевозя шумные компании молодых офицеров главной квартиры и столичного гарнизона. Вечерами, когда все уже тяготило, отправлялись в лагерь военнопленных и состязались в искусстве владеть мечом и пистолетом.
Накануне дня весенней жертвы в честь душ императорских предков майор Танака был приглашен в школу пилотов на церемонию выпуска «камикадзе». Майор слышал уже от своих друзей, что эти вечера превращаются к концу, в старинные национальные оргии самураев. Все это было для Танака ново, и он, не колеблясь, принял приглашение.
В школу Танака прибыл к началу выпускной церемонии. Присоединившись к группе офицеров столичной гвардейской дивизии, он прошел в корпус. В зале уже были выстроены выпускники. Через несколько дней они поднимутся в воздух на одноместных пикировщиках тина «Бака» с тонной взрывчатки, выбросят шасси, чтобы больше никогда не опускаться на землю, божественным ветром налетят на корабли противника и удостоятся бессмертия.