Тыл-фронт
Шрифт:
Он слишком долго молчал, чтобы успокоить себя. Когда в кабинет вошли министры, Тодзио резко встал.
— Прошу подать в отставку, — объявил он и, не выдержав, выкрикнул: — Киси, предатель ты и Кидо…
Позади послышались твердые, быстрые шаги. Тодзио вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стоял генерал Умедзу.
— Правительство Койсо ушло в отставку! — объявил он.
Тодзио резко шагнул к нему. В его глазах сверкнула решительность.
— Но… — сейчас же остановил его Умедзу. — Император утвердил уже премьер-министром
— Ты? — коротко спросил Тодзио.
— Остаюсь начальником генерального штаба, — ответил Умедзу.
Тодзио безвольно опустился в кресло.
— Но империя будет продолжать войну на Тихом океане, — заверил Умедзу, — И будет воевать с Россией… Скоро будет…
* * *
Генерал Кислицын последнее время чувствовал себя угнетенно. В свое время он получил три ранения и теперь частенько, особенно в ненастье, прежде чем оставить постель, долго кряхтел и болезненно морщился, по теперь его донимали не только физические недуги, но и душевное смятение.
Стремительное продвижение советских войск на всех фронтах, потеря Германией не только инициативы, но и огромной территории, наконец, второй фронт совершенно обескуражили генерала. И хотя поражение немецкой армии уже не являлось секретом даже для обывателей, Кислицын не хотел в это верить. В разговорах он с хитрецой усмехался, щурил водянистые навыкате глаза и многозначительно покачивал головой. Ему казалось, что в катастрофическом отступлении гитлеровских войск скрыт какой-то гениальный военный маневр. Еще день, другой и ставка Адольфа Гитлера изумит мир, но время. шло, слухи доходили все более мрачные, а чудо не свершалось.
За все военные «грехи» Германии Кислицын винил в первую очередь Америку и Англию. Иногда ему даже казалось, что Рузвельт и Черчилль спятили с ума. Сжимая пухлые кулаки, он яростно шептал: «Предатели! Снюхались в Ялте? Я бы вам показал Крым!»
Еще больше он обвинял Японию, хотя вслух и не решался высказывать своих сетований. Вместо того, чтобы ударить в тыл России, империя полезла в драку на Тихом океане. Но не тревога за судьбу России, Германии или Японии, а страх за свою личную судьбу все больше овладевал Кислицыным.
Войдя в кабинет, генерал опустился в кресло и протянул руку к лежавшей на столе стопке бумаг. Первой попалась визитная карточка. Мельком взглянув на нее, отложил в сторону. Но сейчас же, словно что-то вспомнил, снова придвинул и впился сердитым взглядом: «Ремер… Ремер… фон Ремер… Должно быть от этого немца Петерсдорфа. С производством в ранг военного атташе заважничал, сам не соизволил…» — беззвучно шептали его губы. Кислицын нажал кнопку звонка. В кабинет бесшумно, вкрадчиво вошел начальник личной охраны главкома, низкорослый, с сильно изогнутыми ногами, подъесаул Журин. На его тупом безлобом лице отсвечивали зелеными огоньками
— Кто вручил карточку?..
— Он сам, — хрипловатым голосом доложил подъесаул.
— Где?
— Здесь, у меня в кабинете.
— Как здесь? — испуганно вскрикнул Кислицын. — Значит, его видели японские сыщики?
Журин обиженно взглянул на генерала.
— Я отвечаю за покой вашего превосходительства. Его никто не видел.
— Пригласи его ко мне!
Начальник охраны вышел. Сейчас же в кабинет проскользнули два казака и спрятались за портьерами по обе стороны двери. Вслед за ними в кабинет вошел сухопарый в черном костюме мужчина. Он остановился, очевидно, ожидая приглашения сесть, но Кислицын не торопился.
— Может быть, генерал припомнит меня? — По-русски, но с акцентом проговорил тот, — Я имель удовольствие состоять при вашем штабе когда-то.
Кислицын, обладавший хорошей памятью на лица, сразу же вспомнил Читу тех лет, когда ой был в ореоле славы.
— Гм… гм… Господин Ремер… взял визитную карточку Кислицын. — Что-то припоминаю… — «Что ему нужно? — подумал генерал. — Ведь они союзники большевиков…»
— Я был при штабе вашей армии в году, когда вы передали нам копию одного документа о японской армии, — уточнил тот.
Кислицын впился в собеседника острым взглядом.
— Но насколько я помню, тогда вы были господином Свенсоном, а не Ремером? — раздельно проговорил он.
— Все меняется, ваше высокопревосходительство, — скривился в усмешке Свенсон.
— Что вам угодно, господин Ремер? — уже жестко спросил генерал.
— Мы люди дела, господин Кислицын, — проговорил Свенсон, доставая портсигар. — Будем говорить в открытую. — Словно проверяя воздействие своих слов, он умолк и пристально посмотрел на Кислицына. Прежде чем явиться к нему, он хорошо изучил его трусливую натуру и поэтому был уверен в успехе.
— Я не думаю, чтобы такой прозорливый политик и предусмотрительный дипломат, как есть ваше высокопревосходительство, не видел бы авантюризма политики Японии. После советской ноты; ее партию можно, считать проигранной…
— Простите, о какой ноте вы говорите? — насторожился Кислицын.
— О денонсации пакта о нейтралитете…
— Как? — вспрыгнул главком. — Россия объявила войну? — выдал он свои сокровенные желания.
— Нет, господин Кислицын, до этого еще не дошло, но… приближается.
— А… а… император как? — все больше костенея, хрипло спросил генерал и поспешно расстегнул ворог, френча.
— Вы имеете в виду императора Хирохито? Он предложил пока Советам ничью, о чем те информировали своих союзников и заверили, что это им не подходит.
— А Германия что?
— О-о, Германия окончательно споткнулась. Не зря же от нее предусмотрительно отказались такие монархи, как царь Борис, принц Петр, король Михай. Больше того, их войска повернули оружие против Германии