Тыл-фронт

Головин Андрей

— Покорнейше прошу доложить о состоянии вверенных вам частей. Начнем, начнем… Прошу вас… товарищ Рощин, — заторопился он.

— Дивизион в полной боевой готовности, товарищ генерал! — отрапортовал Рощин.

— Нет, нет, нет, батенька! Подробненько, подробненько! Развернуто! Что же вы так: бой в Крыму, все в дыму? Не годится! — Даже испугался Николаенко. Капитан виновато усмехнулся и придвинул к себе лежавшую перед ним тетрадь. Он доложил об укомплектованности дивизиона людьми, автомашинами, оружием. Командующий артиллерией временами что-то

записывал.

— В каком состоянии экипировка солдат? — неожиданно спросил он.

— В соответствии с указанием штаба тыла, — с заметным замешательством доложил Рощин, тяжело вздыхая. — Срок вышел, — но обходимся.

— Отвыкли, батенька, просить и жаловаться! — с умильной улыбкой обратился Николай Константинович к начальнику штаба На днях получите все новое.

Тему «Разведка в наступлении» отрабатывали? — спросил он капитана.

— Отрабатываем, товарищ генерал! Взрывчатки и боеприпасов маловато отпустили, — уже с явным расчетом на щедрость командующего артиллерией посетовал Рощин.

— Начальник артснабжения, выдайте сколько ему нужно. В кои годы собрались… гм… гм… Э-э! Минуточку, минуточку! — хитровато смутился он и сейчас же воскликнул: — Просите! Просите все необходимое!

— Мне бы Комплект резины для автомашин. С начала войны не получал! Горючего килограммов триста, телефонного кабеля километров двадцать, — неуверенно проговорил Рощин.

— Ага, батенька! Аппетит приходит во время еды! — довольно заключил генерал. — Начальник тыла, удовлетворите, удовлетворите.

Неожиданная щедрость командующего изумила командиров частей. Еще недавно генерал Николаенко вот так же придирчиво изыскивал резервы для фронта, обиженно выговаривал за каждую просьбу. Теперь он с таким же усердием старался оделить всех… Было похоже, что в его руки попали несметные, запасы военного имущества.

Николай Константинович терпеливо и Внимательно выслушивал просьбы офицеров и здесь же отдавал распоряжение своим заместителям.

В конце совещания он хитровато прищурился, чему-то улыбнулся и внушительно проговорил:

— К первому апреля, товарищи, офицеры, ликвидировать подсобные хозяйства. Скот сдать ближайшим колхозам… весь личный состав возвратить в строй. Отпуска и командировки воспретить. В школах и учебных подразделениях провести внеочередной выпуск: достойным присвоить звание, остальных отправить в подразделения на ефрейторские должности… и, выдержав паузу, раздельно добавил: — Части привести в полную боевую готовность…

* * *

От командующего Рощин вышел возбужденный, словно получил у него полсотни недостающих до штата солдат. Шел он стремительно, сбив на затылок ушанку. В полутемном коридоре его остановил Бурлов. Пока Рощин занимался, как говорил Бурлов, «оргвопросами», он успел навестить дочку. Соня от радости прыгала и смеялась, потом принялась допрашивать, почему не приходит мама?

— Жениться нужно! — выслушав его,

заключил Рощин.

— Я однолюб! — отшутился Федор Ильич.

— Мать Соне, нужна!

— Уймись, комдив! Без тебя тошно! — недовольно проговорил Бурлов. — Что получил у генерала Николаенко?

— Накладные на полный комплект приборов, которые получить немедленно, и распоряжение быть готовым к маршу.

Заметив недоумение Бурлова, Рощин пояснил:

— И сам ничего не пойму. Бой в Крыму, все в дыму! Ничего, батенька, больше не знаю: армия есть армия, — скопировал он Николаенко. — Может, и в самом деле под Берлин?

— Нет! — покачал головою Бурлов. — Там достаточно сил, чтобы похоронить Гитлера.

2

Господин Штамер, сменивший в Токио генерала Отта, был взбалмошный, болезненно-раздражительный человек. Послом в Японии он был назначен не по расположению к нему министра иностранных дел Германии фон Риббентропа, а по личному указанию фюрера.

Посол часами расхаживал по кабинету, ероша на круглой большой голове редеющий волос, всячески ругал Россию, Японию, бывших приверженцев фюрера короля Румынии Михая, болгарского царя Бориса и других.

Штамер располагал достаточной информацией, чтобы не оценить угрожающего положения империи. С начала кампании армия потеряла около семи миллионов солдат, оставила все занятые в начале войны русские земли, теряла одного за другим своих союзников. И хотя от японского посла в Москве он имел сведения не только о стратегических, но даже о тактических резервах русских задолго до последнего наступления, размеры военной катастрофы, постигшей Германию, изумили его. Тем более, было непонятно пренебрежение начальника штаба вооруженных сил империи фельдмаршала Кейтеля к его информации. Это бесило Штамера.

— Что там случилось? — в сотый раз спрашивал он себя. — Покушение на фюрера… Капитуляция Румынии. Выход из войны Финляндии, Болгарии, потеря Югославии, поражение в Венгрии… Где же конец? — Штамер метался по кабинету, то усаживаясь в кресле, то схватываясь и бегая вокруг стола. — Двести пехотных и танковых отборных дивизий германской армии не могут приостановить наступление! Россия! Россия!

Взглянув на стоявшего у входной двери военного атташе фон Петерсдорфа, посол недовольно спросил:

— Что еще?

— Я не окончил доклад…

— Да-да, продолжайте!

— Я за это время дважды посетил начальника штаба генерала Умедзу. Первый раз он не принял меня, второй раз намекнул, что Россия не настолько ослаблена Германией, чтобы он мог не считаться с Апрельским пактом. При том он заметил, что мы можем просить его, а не требовать… Этот японский Бонапарт круто берет!

Штамер изумленно смотрел на подполковника, потом снова заходил по кабинету. Казалось, стены давили его, и он быстро отталкивался от них.