Тыл-фронт
Шрифт:
Но Квантунская армия была только оглушена, а не парализована. По мере сужения кольца ее сопротивление усиливалось. Генерал Ямада отвел главные силы за последнюю стену укреплений, выигрывая время и собирая силы для контрудара. В сражение были брошены все стратегические резервы и ресурсы. На главных направлениях на каждом километре стояло до пятисот солдат, до ста орудий, танки, укрепления, мины, проволока и несломленная решимость миллиона японцев умереть вместе…
— Есть, товарищ, над чем задуматься, — заключил Смолянинов, рассказав все это вызванным в тот же вечер начальникам политотделов и заместителям командиров по политчасти. — И то, что японцы попытаются нанести контрудар, —
— Где ваша дивизия?
— Под Линькоу, — ответил начальник политотдела.
— Под Линькоу?! Вот это здорово! — зашумели в зале, но Смолянинов словно не слышал восхищенных возгласов и уже сердито спросил:
— А где ваша артиллерия?
На этот раз начальник политотдела промолчал. Его лицо сделалось пунцовым. Он потупил взор и с подчеркнутым вниманием стал рассматривать лежавшую перед ним карту.
— Вы потеряли артиллерию и думаете, что вам простят это японцы? Не думаю. Что значит утратить чувство меры. Посмотрите-ка сюда, — пригласил член Военного Совета к разостланной на столе оперативной карте. — Дивизия Архангельского на рубеже Цзюдуннина, полковника Орехова — в Мулине, а Восемьдесят шестая вырвалась на тридцать километров вперед, к Линькоу. Это что?
— Боевой порыв! — выкрикнул начальник политотдела дивизии.
— Боевой азарт, военная авантюра! — повысил голос Смолянинов. — Боевой порыв не лишает политработников разума. Полковника Орехова боевой порыв привел в Мулин с танками, дивизионной и даже приданной армейской артиллерией. А ваша артиллерия под Лишучженем в тридцати километрах. И все это должны вам прощать японцы? Стрекачи! — генерал несколько раз прошелся по комнате.
— Нужно отличать порыв от азарта и умерять его в некоторых командирах, забывающих, что противник также способен на умные удары, на военный порыв. Проведите накоротке партийные собрания, мобилизуйте коммунистов в боевой кулак, научитесь различать порыв от козьего марша. И главное — разведка, даже больше: бдительность. Некоторые знакомы уже с японским гостеприимством. Кроме того, анализ показал, что все оставленное японцами продовольствие заражено. В Сорок четвертой дивизии двенадцать автомашин поспешили заправить трофейным бензином — и все взлетели в воздух. Старший лейтенант еще кое-что вам расскажет, — указал он на Любимова.
В комнату быстро вошел секретарь Военного Совета и подал Смолянинову телеграмму. Пробежав ее, генерал сощурил глаза, на скулах вздулись желваки.
— Запишите и передайте начальнику штаба: Тридцать четвертому полку PC немедленно выступить к Линькоу, Сто шестнадцатому авиаполку нанести бомбовой удар по хребту Кэнтэй-Алинь на подступах к городу. Ко мне вызовите майора Рощина… Вот там и порыв! — проговорил Смолянинов. — Довоевались: командующий армией спасает вашу дивизию. Не может разыскать артиллерию! Вы на чем прибыли? — спросил он начальника политотдела Восемьдесят шестой дивизии.
— На «У-2», — побледнел тот.
— Немедленно — в дивизию. Утром доложите, во что обойдется ваш этот порыв.
* * *
Из вечерней оперативной сводки майор Рощин знал, что артиллерия Восемьдесят шестой дивизии еще в полдень подходила тракторной колонной к Лишучженю — населенному пункту в тридцати километрах от Линькоу. Даже на пониженных скоростях она должна уже прибыть в позиционный
— К рассвету артиллерия Восемьдесят шестой дивизии должна быть на огневых позициях, — коротко предупредил Рощина член Военного Совета перед отъездом и, окинув испытующим взглядом, спросил: — Понял свою задачу?
Майор выехал немедленно. Заскочив по дороге в дивизион к Бурлову, он прихватил Федорчука с командой разведчиков. За полночь Рощин добрался в Лишучжень. Улицы местечка были забиты автомашинами, орудийными поездами[25], прицепами с боеприпасами. Ближе к реке эшелоны[26] стояли в три ряда. Петляя окольными переулками, протискиваясь между шумевшими тракторами, Рощин на своем «додже» выбрался к реке. По обе стороны моста в воде с бешеным ревом барахтались тракторы с орудиями. С берега их освещали фарами. Майор сразу понял бесцельность этой попытки. Хотя на карте по обе стороны моста значился «бр.» — брод, прибывшая вода сделала его непроходимым и для тракторов и для автомашин. Но что изумило майора — мост. Насколько можно было рассмотреть, при отсвете фар, он казался невредимым. Только где-то посредине перекинутой треногой торчали расщепленные доски.
— Денисович, Земцов! — бросил Рощин и выпрыгнул из «доджа».
Около въезда на мост собралась группа офицеров, горело несколько нагрудных фонарей.
— Если дивизион через три часа не будет на огневых, завтра меня шлепнут, полковник, а не вас, — горячился весь испачканный, очевидно только что выбравшийся из реки, майор-артиллерист. — Бой, понимаете! Дивизия ведет бой! — казалось, он вот-вот заплачет. — А я здесь загораю.
— Распоряжение штаба армии, майор! — отозвался собеседник, в котором Рощин узнал полковника Мурманского.
Это несколько озадачило Рощина. Он знал, что в армии комендантские посты возглавляют офицеры из резервного батальона. «Он же был в резерве штаба фронта!» — подумал майор.
— Но можно же пропустить пару тракторов? — умолял артиллерист. — Орудия можно буксиром и под водой перетащить, а трактор туда не сунешь!
— Распоряжение… — снова затянул полковник.
В темноте кто-то досадно крякнул, крепко выругался полушепотом и сейчас же воскликнул:
— Вот он — штабист!
— Майор Рощин! Что вы там придумали? Какая-то кутерьма творится! — посыпались возмущенные восклицания.
— Вон десять тракторов купаются по вашей милости…
— Полтора часа стою с дивизионом! — уныло проговорил майор-артиллерист. — На двадцать километров вверх и вниз реку промерял: какие сейчас броды?
— Товарищ полковник, разрешите узнать, почему закрыт мост? — спросил Рощин.
— A-а, старый знакомый! — с подчеркнутой насмешкой проговорил полковник, осветив фонарем лицо майора.
— По какой причине закрыт мост? — переспросил Рощин.
— Мое распоряжение, майор. Так нужно! — уже хмуро ответил полковник.
— Японцы бомбили мост, одна болванка застряла в настиле. — пояснил кто-то из офицеров.
— Почему же вы ссылаетесь на распоряжение штаба армии? — спросил Рощин.
— Вам что угодно, майор? — вдруг рассердился Мурманский.
— Я офицер штаба армии. Имею задание члена Военного Совета к утру вывести всю эту артиллерию на огневые позиции. Сейчас мне необходимо знать, по каким соображениям закрыт мост?
— Вам ответили: в настиле застряла японская стокилограммовая бомба. Ухнет, не только от моста, от всей колонны ничего не останется. Нужно искать объезд, по мосту ехать нельзя.