Тыл-фронт
Шрифт:
* * *
В Харбине майор Танака почувствовал лишь отголоски войны. На привокзальной площади по-прежнему стоял умопомрачительный галдеж торговцев овощами и всякой снедью, по улицам куда-то деловито направлялся нескончаемый поток горожан, со звоном проползали переполненные трамваи, проезжали на рикшах чистенькие интендантские офицеры с хорошенькими дамочками. Эта обычная картина привела майора в приподнятое настроение. Его слегка помятый фронтовой мундир, подхваченная повязкой рука, подчеркнуто пристегнутый орден
Танака шел медленно, слегка опираясь на тонкую трость. Прохожие почтительно расступались и кланялись. Когда он был уже в двух кварталах от миссии, в одно мгновение оборвался уличный галдеж, остановились трамваи, повозки, рикши. Все смолкло, застыло, прохожие скорбно склонили головы. Было 11 часов 58 минут — пора «минуты молчания». Маньчжурия отдавала священную дань погибшим воинам империи.
Возле майора остановился сухощавый высокий джентльмен с лицом аскета. Вначале он чуть приподнял голову и взглянул на Танака, потом скосил глаза вправо, влево. Майора такое кощунство возмутило. Не ожидая конца траура, Танака шагнул к мужчине и вытянул его тростью по спине. Тот вздрогнул, но не изменил своей скорбящей позы.
— Простите, господин майор, — заговорил он на отвратительном японском языке, как только кончилась «минута молчания». — Я не хотел нанести оскорбление священному обычаю и вам.
— Ты русский? — спросил Танака.
— Нет, господин майор. Я — немецкий корреспондент фон Ремер. Временно нашел приют здесь, у вас.
— Тогда ваша ошибка простительна, — уже вежливо и великодушно заключил Танака, — Запишите, возможно, пригодится: майор Танака.
В военной миссии, куда майору надлежало сдать свой секретный багаж — инкубатор с блохами и коды — к его великому огорчению, кроме дежурного, никого не оказалось. Подумав, Танака решил зайти к капитану Маедо.
Маедо оказался дома. Капитан сидел на циновке за столом. Ему прислуживали две молоденькие японки. В комнате горели курильные свечи. Непроницаемая круглая физиономия адъютанта сейчас была чем-то омрачена.
Усадив Танака за стол, он засыпал его вопросами. Официальным сводкам капитан не верил.
— Наши дипломаты сделали все, чтобы связать инициативу Квантунской армии и провалить войну, — мрачно заключил Маедо, выслушав, Танака. — Хвала богине милосердия, что его величество сейчас не доверяет этим предателям.
Майор Танака объяснил цель своего приезда.
— Хорошо, что приехал. Сегодня генерал Янагито отправляет семью в Токио. Он приказал мне подобрать офицера для сопровождения. Тебе как раз нужно подлечиться, — заключил Маедо, вопросительно взглянув на майора.
Танака согласился не совсем охотно. Появление в столице с таким ранением могло показаться весьма неблаговидным. Если же его обвинят в трусости, он должен будет отстоять свою честь и покончить с собой.
— Всю эту дрянь сожжем, — продолжал Маедо, указав на сверток Танака. — «Хозяйство» Исии тоже готовим к взрыву. Все ценное оборудование и личный состав эвакуируем в Южную Корею. Топографический отряд Квантунской армии уже отправлен. Туда русские не доберутся. Оттуда и угостим их бомбами Исии. — Капитан вздохнул и добавил: — Если только не поздно.
Танака удивленно взглянул на Маедо.
— Четвертая Китайская армия прорвалась
— Эта китайская гейша Чан Кай-ши прислуживает всем, — зло заметил Танака.
Адъютант отрицательно покачал головой.
— Четвертая армия — это новая армия, коммунистическая. От Чан Кай-ши к генералу Окума прибыл начальник гоминдановского генштаба Хо Ин-ции, а в штаб Первой армии — бывший губернатор «образцовой провинции» Шаньси Янь Си-шан. Они уверяют, что Америка предъявит России ультиматум, и предлагают совместную борьбу против русских и китайских коммунистов, но при этом выставили свои условия: возвращение Чунцинского правительства в Нанкин, заключение мира с Америкой, вывод наших войск из Китая…
— А Маньчжурия?
— На Маньчжурию потом заключить другой договор.
— Когда-то Тойотоми Хидейоси собирался пойти за море и унести в циновке весь Китай. Теперь с ними нужно договариваться, — саркастически проговорил Танака.
— Если не опоздаем, — подтвердил Маедо. — Вот прочитай. Это передали позавчера утром из Сан-Франциско по радио.
«В отношении заявления японского правительства, в котором принимаются условия Потсдамской декларации, но в котором содержится заявление: „при условии, что указанная декларация не содержит никакого требования, которое затрагивает прерогативы его величества как суверенного правителя“, наша позиция заключается в следующем: с момента капитуляции власть императора… будет подчинена верховному командующему союзных держав…»
— Предатели! — прошипел Танака. — Они уже успели столковаться за спиной его величества с американцами. Они предали Квантунскую армию…
— Еще не все потеряно, — успокаивал его Маедо. — По жандармской связи стало известно, что военный министр Анами при угрозе свергнет правительство этого судзуки[29] и сформирует военное.
Беседу прервал появившийся дежурный миссии. Отозвав Маедо, он, что-то быстро зашептал ему на ухо.
— Это офицер Муданьцзянской жандармерии и может все знать, — проговорил капитан, указав головой на Танака.
— Хэндаохецзинский белогвардейский отряд уничтожил нашу заградительную роту и оставил позиции в районе Эхо, — доложил офицер. — Начальник приказал арестовать Карцева: командир отряда его какой-то родственник.
— В Хендаохецзы вчера был Долгополов, — припомнил вдруг Танака. — Его сопровождали рейдовики.
— Вот как?! — угрожающе выдохнул Маедо, быстро пристегивая шашку с серебряной отделкой. — Нужно кончать с ними.
* * *
Возвратившись из кошмарной поездки, князь Долгополов наскоро привел себя в порядок, переоделся в штатский костюм и тотчас отправился к генералу Кислицыну, торопясь доложить главкому печальные вести о Линькоу и свои опасения за Куракова. К особняку генерала князь вышел Казачьим переулком. И сейчас же снова нырнул в него: у ворот особняка стояла японская охрана.
Лихорадочно перебрав в голове причины такого «внимания», князь почувствовал что-то недоброе. Инстинктивно избегая теперь освещенные улицы, Долгополов обошел Большой проспект, на котором располагался штаб японского командования Харбинского гарнизона, и направился к генералу Карцеву.