Тыл-фронт
Шрифт:
— Сейчас посмотрим!
— Одного вас туда я не пущу, — преградил полковник путь.
— Почему одного? Идемте вместе, — предложил Рощин.
— Я имею в виду не себя, а специалиста-инженера, — сухо возразил Мурманский.
— Долго ожидать, обойдемся и без него, — заметил Рощин, сделав попытку обойти полковника и пройти на мост.
— Подождешь, майор! — уже с явным предостережением предупредил Мурманский. — Знаю, что делаю! За это я отвечаю!
— Там дивизию бьют. Какой толк в вашей ответственности!
— Он
— Ему завтра расстрел, если не выполнит приказ! — раздались возмущенные возгласы офицеров.
«С ним поцапаюсь, в крайнем случае под суд пойду. Не выведу артиллерию — труба!» — подумал Рощин.
В его памяти скользнули Новоселовка, генерал Николаенко, Валя, убитые бойцы…
— Товарищ полковник, всю ответственность я беру на себя! — уже грубо заговорил майор.
— Кругом марш! Разгильдяй! — выкрикнул Мурманский.
Рощин вздернул головой, словно от пощечины, и бросил взгляд на окружавших их офицеров.
— Сейчас поможем! — шепнул кто-то позади. По бокам у Мурманского выросли два подполковника.
— Пропустите, товарищ полковник! — проговорил один из них.
— Слышали: приказ члена Военного Совета!
— Это что же? — изумился Мурманский.
— Потом разберемся! — бросил Рощин уже на ходу. — Всем в укрытие… Федорчук, — за мной!
Бомба просела между двумя прогонами и повисла на хвостовом оперении. Доски настила вокруг нее были сорваны и обнажили метра на полтора вокруг мостовые опоры.
Рощин и Федорчук подобрались к бомбе. «Под мост не протолкнешь, да и опасно, — думал Рощин, чувствуя холодное, граничащее с безразличием спокойствие. — Хотя можно было бы опустить в воду на тросах. Интересно, куда меня отбросил бы взрыв? Может, оставить эту затею и попытаться найти объезд? Вода в полтора метра поднялась, какой объезд?»
— Товарищ майор, — оскалил зубы Федорчук. — Ей-богу, ничего не буде! Давайте я ее отнесу на берег? — шепотом предложил он.
«А что, если в самом деле попробовать вытащить и унести? — почувствовал тревожный холодок Рощин. — Раз не взорвалась от удара, может, не взорвется, если осторожно поднять…»
— Она, дьявол, тяжелая, — пробурчал Рощин, ощупывая холодный металл. — Да еще и засела. Пожалуй, не вытащим.
— Вытащу! Разрешите!
— Давайте попробуем, — согласился майор, перебираясь на прогоны, между которыми засела бомба.
— Нет, так не выйдет! — сейчас же воскликнул Федорчук. — Я сам, и не так… Вы уходите отсюда…
— Торгуйтесь! — сердито буркнул Рощин.
— Ремнями за хвост подлюку привязать, сделать петлю и на шею. У меня шея крепкая. То-о-варищ Земцов! — крикнул Федорчук. — Принеси два ремня!
Бомбу крепко затянули ремнями. Федорчук стал на прогоны, присел, посовал ногами по бревнам, и продел в ременную петлю голову.
— Ну господи боже ж мий, принимай в царство небесное! — прогудел он и напряг мышцы. Его бычья шея побурела, прогнулась,
— Не выдно теперь, куда ставыть ногу, — виновато прохрипел он.
— Обнимай меня, — тихо проговорил майор, подставляя плечи.
Федорчук тяжело оперся на майора. Рощин обхватил его за поясницу, свободной рукой отвел бомбу на себя. Балансируя, они медленно перешагивали с прогона на прогон, выбрались на крепкий настил и направились со своей страшной ношей к противоположному концу моста…
* * *
Бой за Линькоу завязался в полдень и продолжался почти сутки. Воспользовавшись тем, что Восемьдесят шестая дивизия вырвалась далеко вперед, генерал Сато решил срезать этот клин и двинул на фланги два полка резервистов латифундий[27]. В ночь к Линькоу подошли части дивизии «Надежда империи» и два танковых полка.
Чувствуя свое превосходство, японцы вяло вели обстрел, словно чего-то выжидая. А тем временем подоспела переправившаяся по отремонтированному мосту артиллерия и с ходу вступила в бой. После мощного артиллерийского налета поднялись бойцы Восемьдесят шестой дивизии и довершили разгром японской группировки.
Командир Восемьдесят шестой дивизии, по докладу офицеров, представил Командующему армией майора Рощина и Федорчука к ордену Отечественной Войны.
В штаб генерал Савельев возвратился только на второй день. Георгий Владимирович был не то чтобы пыльный или испачканный, а черный. Но запавшие глаза поблескивали удовлетворенно.
— Зарвались? — испытывающе глядя на него, проговорил член Военного Совета.
— Ну и генерал Сато сплоховал, — с неловкой усмешкой отозвался Георгий Владимирович, стаскивая пыльный китель. — Ему бы с ходу бросить «Надежду империи» на фланги Восемьдесят шестой дивизии и хорошенько проучить, а он решил дождаться утра. Утром ему и всыпали! Артиллерия ко времени подошла. Наломали бы нам бока без нее…
— Это заслуга артиллеристов, — ответил Смолянинов.
— Майора Рощина и старшину Федорчука комдив Восемьдесят шестой представил к награде, — вспомнил Савельев.
— Против Федорчука не возражаю, с Рощиным подождем, — возразил член Военного Совета.
Командующий высоко поднял брови.
— В парткомиссию поступило заявление от полковника Мурманского: взял его под конвой.
— Как под конвой? За что? Где взялся Мурманский? — удивился генерал Савельев.
— Он в резервном батальоне, назначен комендантом Лишучженьского маршрута. У него с Рощиным вышла какая-то размолвка из-за моста, майор, недолго думая, — его под конвой. Объяснения пока не читал. Завтра буду разбираться…