Тысяча Имен
Шрифт:
— Вы были чем–то поглощены. Я просто поинтересовалась, чем именно.
— Устал. — сказал Маркус. — Просто устал.
И это была чистая правда. Энергия вытекла из него, как вытекает вода из ванны, когда выдергивают пробку, осталась только невыразимая пустота. Маркус мечтал сейчас только о том, чтобы отыскать какую–нибудь койку и забыться сном, — и это несмотря на то, что день едва перевалил за середину. Увы, пока он не мог себе такого позволить. Слишком многое предстояло еще сделать. Курьеры уже отправились к батальонам с его приказом — перегруппироваться по краям лагеря
Конь мисс Алхундт изящно переступил через валявшегося на дороге мертвеца — тот лежал ничком, и спина его была разрублена до костей кавалерийским палашом.
— Должна вам признаться, что, когда искупители оказались слишком близко, я усомнилась в нашем успехе. Ситуация показалась мне чрезмерно рискованной. Впрочем, — добавила женщина, перехватив взгляд Маркуса, — я отнюдь не знаток военного дела.
Губы капитана дернулись. Он не сказал ни слова, но мог поклясться, что собеседница прочла по его лицу все, что было ей нужно.
— И вместе с тем, — продолжала она, — это безусловная победа. Даже его светлости, скорее всего, не к чему будет придраться.
«Так, — подумал Маркус, — с меня довольно».
— К чему вы клоните, мисс Алхундт? Чего вы хотите от меня?
— Я хочу знать, кому и чему вы преданы.
— Как обычно, — проворчал Маркус. — Королю, стране и своему командованию.
— Именно в такой последовательности?
— Я не намерен играть с вами в словесные игры.
— Это не игра, капитан. Мне нужна ваша помощь.
На мгновение — всего лишь на краткий миг — Маркусу почудилось, что мисс Алхундт говорит искренне. Она улыбалась все так же скромно, однако в глазах таилось иное выражение. То был взгляд человека, замершего на краю бездонной пропасти. Затем женщина отвернулась.
— Что это? — проговорила она.
— Где?
— Вон там, — указала она рукой. — Видите — дым. Может, там тоже шел бой?
Маркус поднял глаза. Впереди, за следующим изгибом дороги, поднимался столб дыма. Не серый с примесью белого пороховой дым, который в любом случае тянулся бы вдоль земли, как туман. Нет, это был густой черный дым от горящего дерева, холстины, повозок, амуниции, одеял…
— Зверя мне в задницу! — прорычал Маркус, посылая Мидоу в галоп. — Во что это такое они вляпались?
Глава восьмая
Винтер усталым шагом возвращалась к ущелью, в котором нашла пристанище ее поредевшая рота. Едва окончился бой с искупителями, ворданаи наскоро собрали раненых и бросились искать укрытие. Поиски привели их к узкой, выточенной ветрами в подножии высокого холма расселине, которую без труда можно было перекрыть с обеих сторон. Только тогда Винтер сочла безопасным объявить роте отдых, а сама вдвоем с Бобби осторожно выбралась
Когда они вернулись, Графф заорал: «Подъем!» Пережившие бой солдаты в основном попадали от изнеможения там, где остановились, и оттого казалось, что узкое дно ущелья выстлано трупами. Однако зычный рев капрала сотворил чудо воскрешения, и, пока Бобби излагал добрые вести, вокруг него крепнул гул возбужденных голосов, то и дело прерывавшийся радостными возгласами. Винтер протолкалась через ликующую толпу и отыскала Граффа.
— С благополучным возвращением, сержант, — сказал он.
— Спасибо. — Винтер кивком указала в сторону Бобби. — Слыхал?
— Да, просто не верится.
— Нам обо всем рассказали двое верховых из части Зададим Жару, — сказала Винтер. — С вершины холма видно, как горит лагерь искупителей.
— Приятно в кои–то веки услыхать хорошую новость, — заметил Графф.
— Да уж поприятнее, чем плохую, — согласилась Винтер. — Однако нам еще предстоит изрядно пройти пешком, и лучше покончить с этим до наступления темноты. Скольких раненых придется нести?
Капрал принялся загибать чумазые пальцы.
— Фокс, Инимин, Гафф, Регулт. — Он поднял голову. — Похоже, что четверых.
— А Эйдерсон?
Винтер плохо запоминала имена, но кое–какие все же удержались в памяти. Эйдерсон был белокурым здоровяком, язвительным, любителем поглумиться над другими, но он кричал громче всех других раненых, когда его с пулей в бедре уносили с поля боя.
— Умер, — тихо ответил Графф. — Около часу тому назад.
— Ясно. — Винтер ощутила мимолетный укол совести оттого, что подобные известия больше не причиняют ей боли. — Значит, четверо. Выдели восемь человек, чтобы их нести, и еще четверых — просто на всякий случай. Мы с Бобби останемся с ними. Сможешь повести остальных вперед?
Графф нахмурился:
— Наверняка еще где–то можно наткнуться на искупителей. Лучше бы нам держаться вместе.
Винтер покачала головой:
— Кавалеристы сказали, что вокруг чисто. Чем больше людей мы сможем привести в лагерь до темноты, тем мне будет спокойнее.
— Как скажете, сержант, — уступил Графф. — Тогда возьмите с собой и Фолсома. Со всеми остальными я и сам управлюсь.
Винтер глянула на солнце. Оно уже опустилось к горизонту, и, хотя в воздухе еще царила дневная духота, совсем близко затаился, изготовившись к прыжку, пронизывающий холод пустынной ночи.
Из мушкетов и порванных мундиров соорудили носилки для раненых, смастерили факелы из лоскутьев, сухой травы и стеблей, чтобы освещать дорогу с наступлением ночи. Графф с остатками роты тронулся в путь первым, пообещав, что, едва доберется до полка, сразу отправит навстречу Винтер нескольких кавалеристов, чтобы они сопроводили раненых до самого лагеря. Винтер и ее небольшой отряд покинули ущелье сразу после захода солнца и со всеми предосторожностями пробрались к самой середине долины, где земля под ногами все же была поровней. Раненые жалобно стонали, и каждый неверный шаг, сотрясавший носилки, отзывался их мучительными вскриками.