Тысяча Имен

Векслер Джанго

Палатки седьмой роты и впрямь поставили вместе со всеми прочими. Пробираясь к сержантской палатке, Винтер и капралы, ее сопровождавшие, не встретили ни единой живой души. Уже совсем стемнело, и если все бойцы седьмой роты выбились из сил так же, как сама Винтер, они наверняка уже крепко спали. Потребность рухнуть и забыться сном была почти непреодолима, но Винтер пока что старалась ее сдержать.

Фолсом уложил девушку на постель сержанта. Сейчас глаза ханда- райки были плотно сомкнуты, и Винтер

не могла определить, пришла она в себя или нет. Слабый стон сорвался с ее губ, когда сломанная рука опустилась на тюфяк.

— Этим надо бы заняться, — заметил Фолсом.

Винтер, которая наконец–то смогла сесть, в эту минуту всерьез опасалась, что у нее отвалятся ноги. Она ответила Фолсому обессиленным кивком.

— Позовите… — Девушка запнулась, размышляя. Кому–нибудь в роте уж верно доводилось в прошлом иметь дело со сломанными конечностями, но спрашивать об этом в открытую означало бы выдать себя. — Бобби, позови Граффа. Тебе, скорее всего, придется его разбудить.

Графф был ветераном и наверняка обладал опытом в такого рода делах.

— Точно, — отозвался Бобби. Глаза у него от усталости неестественно блестели, но он тем не менее двинулся исполнять приказ.

Фолсом что–то проворчал и тоже вышел из палатки, но пару минут спустя вернулся, неся в одной руке черствую галету и головку хандарайского сыра, а в другой фляжку. Все это он протянул Винтер, которая приняла подношение с благодарностью. Она с самого утра ничего не ела, если не считать горсти сухарного крошева, наскоро проглоченной в ущелье, и сейчас даже черствая галета показалась ей верхом блаженства. Сыр был слегка перезрелый, но Винтер нарезала его ломтиками и с жадностью съела, запивая чуть теплой водой.

В палатку, протирая сонные глаза, втиснулся Графф, за ним по пятам Бобби.

— Сержант, — сказал Графф, — рад, что вы благополучно добрались до лагеря, но я не понимаю… — И осекся, увидев девушку на походной койке. — Это еще кто?

— Мы подобрали ее в хандарайском лагере, — негромко проговорила Винтер. — У нее сломана рука. Ты мог бы ей как–нибудь помочь?

Графф с сомнением посмотрел на Винтер, затем перевел взгляд на Бобби… и пожал плечами.

— Я не костоправ, но могу наложить шину. Кожа цела?

— Видимых повреждений нет, — сказала Винтер.

— Тогда все будет в порядке, — отозвался он. — Впрочем, и так видно, что воспаления нет. Мне понадобятся кусок чистого полотна и какая–нибудь дощечка.

Исполнять эту просьбу снова отправился Бобби, а Графф подошел к койке, чтобы осмотреть девушку. Закончив осмотр, он одобрительно кивнул.

— Перелом, похоже, и вправду неопасный, — объявил он. Затем, покосившись на полог палатки, понизил голос: — Сержант, вы точно знаете, что делаете?

— Нет, — ответила Винтер

чистую правду. — Но ты же видел хандарайский лагерь?

Графф неловко переступил с ноги на ногу:

— Это война.

— Мы услышали, как она зовет на помощь, и… — Винтер пожала плечами. — Я просто не мог бросить ее там.

Капрал надолго замолчал.

— Ладно, — произнес он наконец. — Полковник сказал, что мы простоим здесь самое меньшее до послезавтра, чтобы дать оправиться раненым. Надеюсь, к тому времени, когда нам придет пора выступать, девушке полегчает и можно будет ее отпустить.

— Спасибо, Графф.

Заросшее бородой лицо капрала едва заметно порозовело.

— Не капральское это дело — критиковать сержанта.

Винтер рассмеялась, и Графф тоже улыбнулся.

— Кроме того, — добавил он ворчливо, — это мы должны благодарить вас, сержант. Все до единого. Даже если большинство ребят, которые сейчас дрыхнут там, в палатках, этого не понимают. Если б вы их не остановили, мы все закончили бы жизнь на кольях искупителей.

Винтер опешила:

— Да я просто… просто ничего другого не оставалось. Ты и сам это наверняка мог понять не хуже меня.

— Должен был понять, — сказал Графф, — но поняли — и сделали то, что надо, — именно вы.

Винтер неловко кивнула. Разговор прервался — в палатку нырнул Бобби с охапкой дощечек и разодранной на полосы запасной простыней. Графф забрал у него добычу и приступил к делу. Перевернув девушку на спину, он осторожно распрямил ее руку на тюфяке. Ресницы девушки затрепетали, и она вновь застонала.

— Фолсом, придержи ее, — распорядился Графф. — Нельзя, чтобы она дергалась и пыталась вскочить. Сержант, она будет кричать…

Винтер огляделась по сторонам, схватила валявшийся на полу носок, скомкала и, бормоча извинения, затолкала его в приоткрытый рот девушки. Графф кивнул и принялся за работу. Плоть сломанной руки тошнотворно заколыхалась под его пальцами, и Винтер пришлось отвести взгляд. Девушка впилась зубами в импровизированный кляп с такой силой, точно хотела прокусить его насквозь, — однако не издала ни звука. Через пару минут процедура была окончена, и Графф уже обматывал руку девушки полосами полотна.

— Это обеспечит неподвижность, — сказал он. — Если начнется жар, повязку надо будет снять и осмотреть место перелома. Вдруг там все же есть воспаление, и тогда придется отнять руку. — Он перехватил взгляд Винтер. — Вот только меня об этом не просите.

Винтер кивнула:

— Спасибо еще раз.

— Да пустяки. — Он затянул узел на повязке и выпрямился. — А теперь, сержант, с вашего позволения, я отправлюсь досыпать.

— Ступай, — сказала Винтер. — Все ступайте. Поспите хоть немного.