Тысяча Имен
Шрифт:
Маркус с минуту молчал, переваривая услышанное.
— Наши солдаты тоже не имели боевого опыта, — сказал он наконец. — Во всяком случае, большинство из них. И даже ветераны никогда прежде не бывали в таких сражениях.
— Именно, — согласился Янус. — Я рассчитываю, что опыт первого боя с врагом скажется на них в высшей степени благотворно.
«Везение, — подумал Маркус. — Он поставил на кон наши жизни, опираясь на интуицию? На свои впечатления о противнике?»
Тем не менее капитан не мог не признать, что логика Януса безупречна. Маркус и сам не видел
Он и вправду намеревается победить. При мысли об этом Маркуса пробрал озноб.
— Итак, капитан, вы удовлетворены ответом? — осведомился Янус.
— Пока не знаю, сэр, — отозвался Маркус. — Мне нужно все это обдумать.
— Обдумайте. И не постесняйтесь вернуться с новыми вопросами. — Снова на губах полковника промелькнула усмешка, промелькнула — и тут же исчезла, словно всполох отдаленной молнии. — Долг командира — наставлять своих подчиненных.
Если это и так, никто не потрудился просветить на сей счет прежних командиров Маркуса. С другой стороны, вряд ли Бен смог бы чему–нибудь его научить. Тем не менее капитан кивнул.
— Так точно, сэр. Вы, кажется, упоминали, что хотите поручить мне какое–то дело?
— Совершенно верно, — подтвердил Янус, ни на йоту не изменившись в лице. — Я хочу, чтобы вы арестовали капитана Адрехта Ростона за невыполнение служебного долга и другие проступки, подлежащие расследованию.
Маркус уставился на него с таким чувством, словно ему только что врезали под дых. Янус поднял взгляд на полог палатки.
— А, Огюстен, — проговорил он. — Думаю, нам не помешает и подкрепиться.
— Сэр, — начал Маркус, — я не… — Он запнулся, подавляя приступ паники, и осторожно откашлялся. — Сэр, вы уверены? Мне просто кажется, что это… неразумно.
— Неразумно? — Янус выразительно изогнул бровь. — Вы хотите сказать, что капитан Ростон — отличный командир батальона?
Маркус едва машинально не выпалил: «Безусловно, сэр!» — ни один вышестоящий офицер и не ожидал бы иного ответа на такой вопрос, — но что–то во взгляде серых глаз Януса вынудило его придержать язык.
— Может быть, вы скажете, что за минувший месяц он проявил себя только с лучшей стороны? — продолжал Янус.
И опять Маркус промолчал. Судя по всему, полковник счел это молчание исчерпывающим ответом.
— Тогда, может быть, его любят солдаты? И его смещение вызовет в батальоне проблемы с дисциплиной?
Вот уж вряд ли. Наверняка в четвертом батальоне кто–нибудь опечалится из–за ухода Ростона — но лишь потому, что ценил нетребовательность капитана к дисциплине, а не его общество. В Эш- Катарионе Адрехт практически забросил своих солдат, предпочитая проводить время в компании других офицеров и блестящих представителей хандарайской знати.
— И наконец, — безжалостно закончил Янус, — может быть, вы скажете, что у нас
Маркус наконец–то обрел дар речи:
— Но, сэр… невыполнение служебного долга?
— Он не подчинился прямому приказу вышестоящего, когда его люди принялись мародерствовать в лагере искупителей. Или же не сумел настоять на выполнении приказа, что по сути одно и то же. В результате полку был нанесен моральный и материальный ущерб. Как еще можно назвать такое поведение?
— Сэр, эти люди впервые… впервые оказались в такой ситуации. Они вышли из подчинения…
— Тем более необходимо показать им, что подобное поведение недопустимо. — Янус говорил по–прежнему учтиво, но Маркус явственно услышал, как в его голосе зазвенела сталь. — Дать наглядный урок.
Маркус с неприятным чувством вспомнил, как отстаивал ту же точку зрения в палатке Адрехта. И медленно кивнул.
— Я понимаю, что капитан Ростон — ваш друг, — сказал Янус, прибавив к своему тону едва уловимую толику сочувствия. — Тем не менее вы должны признать, что я прав.
«Вы не знаете его», — хотелось сказать Маркусу. Янус не учился вместе с Адрехтом в академии, не выхаживал его в минуты жестокого похмелья, не следил с затаенной завистью, как будущий капитан без малейших усилий очаровывает женщин блеском своей улыбки и великолепием мундира. Януса не было в Зеленых Ключах, где Адрехт с одной только ротой четвертого батальона пересек под обстрелом врага открытую полосу местности, чтобы спасти полдесятка раненых солдат.
И конечно же, он спас Маркусу жизнь. Можно было лишь гадать, говорилось ли о таком в личных делах офицеров, которые изучал полковник.
— Сэр, — произнес он, — могу я кое–что предложить?
— Разумеется.
— Я поговорю с капитаном Ростоном и дам ему понять, что, если он решит добровольно покинуть должность, вы примете его отставку. Это было бы… милосерднее.
— Боюсь, что нет, — сказал Янус. — Иначе от урока не будет толку. — Он помолчал, размышляя. — Впрочем, по вашему желанию, вы можете лично сообщить ему о моем решении и предложить самому явиться под арест, если считаете, что от этого ему будет легче. Я не хотел бы проявлять чрезмерную жестокость.
— Благодарю, сэр, — тусклым голосом отозвался Маркус и отдал честь. — Разрешите идти?
— В целом, — сказал Фиц, — мы на удивление легко отделались.
Ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть душераздирающие крики. К хирургическому столу был привязан ремнями раненый солдат, и дюжий санитар прижимал к столу его искалеченную руку, а «мясник», как именовали в армии полковых хирургов, орудовал медицинской пилой. Перед операцией пациенту дали обтянутую кожей барабанную палочку, чтобы он сунул ее в рот и крепко сжимал зубами, но палочка, судя по всему, выпала и затерялась. По крайней мере, пронзительный крик несчастного заглушал звуки пилы — визгливый однообразный напев, от которого у Маркуса мурашки бежали по коже.