Тысяча Имен
Шрифт:
— Его светлость обдумает сказанное вами, — объявил Раззан. — Вы можете быть свободны.
— Благодарю, — отозвался Янус. — Полк завершит переправу к вечеру.
С этими словами ворданаи поклонились монаршей особе и избавили ее от своего присутствия. Сказать, что Избранник Неба выглядел недовольным, означало бы не сказать ничего.
— Он обдумает сказанное вами? — повторил Маркус, едва они вышли из шатра. — Что это значит?
— Это значит, что он переправится с нами через реку, — ответил Янус, — но не хочет говорить об этом вслух, чтобы не потерять лицо.
— Думаю, что уже да, — сказал Маркус, мельком глянув на красное предзакатное солнце. — Я поговорю с Фицем.
— Отлично. В таком случае прикажите четвертому батальону двигаться. И позаботьтесь о том, чтобы на судах осталось место для принца и его свиты, если они решат явиться на борт.
— А что будет, если они не явятся?
Янус пропустил этот вопрос мимо ушей.
Принц, само собой, не преминул явиться. Янус отправился с предпоследним рейсом, Маркус — с последним. Он устроился на носу баржи, между штабелями груза. Солнце уже зашло, и закатные краски на небе постепенно блекли. Кое–где в вышине уже мерцали первые звезды. По счастью, переправа не сулила опасностей даже в темноте — широкая, с ровным дном Тсели была на редкость благоприятна для судоходства.
Слуги принца возвели вокруг него шелковый полог, отгородив сиятельного господина и его высокородную свиту от остальных пассажиров. Баржа, впрочем, и так оказалась загружена от силы наполовину, и солдаты Первого колониального подчеркнуто держались подальше от хандараев. Точно так же они сторонились и Маркуса. В былые дни, до прихода искупителей, любой из них мог бы не задумываясь подойти к нему, поделиться свежими городскими сплетнями или посетовать на несправедливое распределение нарядов. Теперь же все знали, что Маркус на короткой ноге с новым полковником и, по всей видимости, высокопоставленное положение Януса отчасти отразилось и на нем.
Поэтому Маркус даже немного обрадовался, услыхав за спиной звук приближающихся шагов. Он обернулся — и слова дружелюбного приветствия застряли костью в горле при виде мисс Алхундт, которая взирала на него через очки, уперев руки в бедра и едва заметно, загадочно усмехаясь.
«Я хочу знать, кому вы преданы». Маркус вспомнил ее слова и огляделся, как затравленный зверь, но бежать было некуда. Тогда он поднялся и неуклюже изобразил поклон:
— Мисс Алхундт…
— Капитан… — Усмешка женщины стала чуть пошире. — Такое ощущение, что вы от меня прячетесь.
— Я просто слишком занят. Полковник Вальних не дает мне бездельничать.
— Могу представить. — Она жестом указала на ящик, который Маркус использовал в качестве скамьи. — Вы не против, если я присяду?
«Еще как против!» — подумал Маркус, но произнес:
— Вовсе нет.
Мисс Алхундт аккуратно пристроилась на краешке ящика, а капитан, немного поколебавшись, вернулся на свое место. С минуту они смотрели на черную воду ночной реки, гладкую, словно стекло, если не считать мелкой ряби, порожденной движением других судов. Факелы и фонари нового лагеря крохотными пятнышками света мерцали на дальнем берегу, будто светлячки.
Тишину
— Говорят, полковник с принцем разошлись во мнениях.
— Я не уполномочен обсуждать эту тему, — отозвался Маркус.
— Да, конечно, — сказала она. — Безусловно, не уполномочены.
Голос ее прозвучал странно — как будто на самом деле у нее не было ни малейшего желания задавать вопросы. Маркус молчал, ожидая продолжения, но, рискнув глянуть на мисс Алхундт, обнаружил, что женщина всего лишь смотрит на реку.
«А ведь она хорошенькая», — мельком подумал капитан. Нежное округлое лицо, точеный носик, большие карие глаза. Очки и строгая прическа придавали ее внешности официальный оттенок, однако эта официальность казалась чуждой, наносной. Словно маска. Он осторожно кашлянул.
— Мисс Алхундт, вас что–то беспокоит?
— Теперь он уже не повернет назад, верно? — спросила она. — Я говорю о полковнике.
— Теперь уже никто из нас не повернет назад. Позади река…
Женщина кивнула:
— Вас это, кажется, нисколько не беспокоит.
Маркус едва не выпалил, что и это не уполномочен обсуждать, но сдержался. Так нельзя. Это уже не агент Конкордата пытается выудить из него какие–то сведения, а молодая женщина ищет ободрения и поддержки. Он заставил себя намного расслабиться.
— До сих пор полковник всегда оказывался прав.
— До сих пор. — Мисс Алхундт вздохнула. — Капитан, вы умеете хранить тайны?
— Смею полагать, что да, — сказал он и прибавил не слишком искренне: — Не думал, что ваше министерство склонно делиться тайнами.
Женщина кивнула с таким видом, словно приняла эту колкость как должное.
— Я не имела в виду тайны нашего министерства. Это моя личная тайна.
— Вот как? — Маркус пожал плечами. — Что ж, валяйте.
Мисс Алхундт повернулась к нему лицом, свесив ноги с края ящика.
— Это произошло во время сражения на дороге. Помните его?
— Такое вряд ли забудешь.
— Я сидела в седле, наблюдала за атакой врага, — казалось, на нас хлынуло море, исполинская волна вопящих кровожадных лиц, а вы и ваши люди стояли перед ней таким непрочным, таким уязвимым строем… и мне подумалось: сейчас нас всех сметут. Опрокинут и захлестнут, как волна захлестывает прибрежный камень.
Маркус ничего не сказал. Мыслями он вернулся в то самое мгновение, когда затаив дыхание ждал приказа открыть огонь, мучительно сознавая, насколько близок к тому, чтобы развернуть Мидоу и пустить ее в галоп.
— Я молилась, — шепотом продолжала женщина. — Я искренне, без малейшего притворства молилась Господу. Не могу припомнить, когда такое случалось со мной в последний раз. «Боже Всемогущий, — твердила я, — если только мне волей Твоей доведется пережить это и вернуться к своему милому уютному столу под Паутиной — я клянусь Тебе именем Твоим, что никогда больше его не покину!»
— Полагаю, каждый, стоявший в том строю, думал примерно о том же, — сказал Маркус. — Я по крайней мере точно.
Мисс Алхундт протяжно выдохнула и покачала головой.