Тысяча шагов в ночи
Шрифт:
Где-то ближе к рассвету – по крайней мере, Миуко так предполагала, потому что еще было темно, – они добрались до замка на скалистом обрыве. Это было величественное сооружение с массивными балками и вырезанными вручную украшениями. Мать Миуко оценила бы великолепие замка.
Сама же Миуко слишком устала, чтобы оценить хоть что-то, а когда слуги доро сопроводили ее в комнату в высокой башне, у нее осталось лишь смутное воспоминание от украшенных фрамуг, фарфорового умывальника, расписанного узорами из хризантем и бабочек, и матраса, мягче которого она не осмеливалась даже представить. После Миуко погрузилась
Быстро окинув взглядом комнату (укромный уголок с вазой свежесрезанных веток, зеркало в полный рост, умывальник, который она помнила с прошлой ночи, и черная коробочка с благовониями в форме спящей кошки), Миуко, пошатываясь, поднялась на ноги. У нее не нашлось времени зацикливаться на том факте, что она уже несколько дней не расчесывала волосы и не чистила зубы. Не быть жаворонком считалось роскошью, которую она не могла себе позволить. Пошатываясь на ноющих ногах, Миуко пересекла комнату и попыталась открыть дверь.
Заперто.
«Он не собирается облегчать тебе задачу», – упрекнул демонический голос.
Она подошла к окнам. Ставни тоже оказались запертыми; сквозь них она увидела, что замок стоит на скалистом выступе, с которого открывался вид на долину, со всех сторон окруженную горами. Пятью этажами ниже располагался внутренний двор и зеленеющий сад, в центре которого неподвижно, словно каменное изваяние, стоял Туджиязай.
С этого ракурса Миуко не могла разглядеть его лица, но ей показалось, что в наклоне плеч, в том, как он опустил голову, чувствовалось какое-то отчаяние. Впервые Миуко поразило то, насколько одинок он был. У него не было ни друзей, ни семьи…
Беспокоило ли это его?
Будет ли это беспокоить ее, если она не успеет добраться до Дома Декабря прежде, чем проклятие завладеет ею?
Миуко вновь осмотрела комнату в поисках выхода, но легких летних простыней не хватило бы, чтобы спуститься на землю, даже если бы ей удалось открыть ставни… что, как она предполагала, было ее первостепенной задачей. То, что она обнаружила, было довольно любопытным, хотя в итоге бесполезным.
Когда Миуко открыла шкатулку с благовониями, чтобы посмотреть, нет ли там потайного ключа – или благовоний, на худой конец, – изнутри вырвалось облако дыма, издавшее громкое мяуканье. От неожиданности она отскочила назад, пока дым катился по покрывалу, сливаясь в форму, похожую на очень маленького и крайне очаровательного котенка. Мурлыча, он игриво ткнулся ей в руки, а его дымчатый хвост промелькнул сквозь пальцы.
Миуко восторженно рассмеялась, когда котенок отпрыгнул от нее, набросившись на солнечные лучи и пылинки.
– Что ты за магия, котенок? Откуда ты взялся?
Вместо ответа он погнался за собственным хвостом.
Миуко хихикнула. Возможно, Гейки был прав: люди действительно питали слабость к кошкам, не так ли? Не видя в этом никакого вреда, она позволила созданию играть и кувыркаться, пока она осматривала подставку для умывальника, пытаясь определить, достаточно ли прочна обработанная древесина, чтобы противостоять оконным замкам, и когда Миуко уже собиралась разобрать ее, заметила дымчатого кота, стучащего
Миуко воодушевилась. Если кошка смогла забраться так высоко, то, возможно, и она сможет спуститься. Но Миуко не могла думать, когда оба животных требовали внимания со все большей настойчивостью, и поэтому она снова открыла коробочку с благовониями, втянув обратно волшебного котенка.
– Мне очень жаль, – сказала она, закрывая крышку и засовывая коробочку глубоко в карман. – Я обещаю, что ты сможешь завести друзей, как только мы выберемся отсюда.
Пока Миуко говорила, дверь открылась. Она развернулась, ожидая увидеть Туджиязая, но это был не доро ягра.
Горстка слуг скользнула в комнату, безмолвно кланяясь. Они кружили по комнате с деловитостью прислуги, меняя простыни, подавая кувшины с горячей водой для умывального таза, принося подносы с едой и аккуратную стопку новой одежды, включающую комплект длинных перчаток, которые доходили Миуко до локтей, и пару узких брюк, чтобы носить их под одеждой.
– Доброе утро, – прохрипела Миуко, ничуть не смущаясь скрипа в своем голосе.
– Доброе утро, – отвечали ей. – Доброе утро.
Но больше они ничего не говорили, а если и заметили ее посиневшую левую руку, сжимающую подоконник, то совсем не подали виду.
Затем, поклонившись, они вихрем вылетели наружу.
Щелкнул замок.
Понюхав оставленную ими еду, Миуко сморщила нос от запаха перебродивших соевых бобов, липких, словно слизь, но обрадовалась, обнаружив свежеприготовленный рис с нежнейшими квадратиками бобового творога и острыми солеными огурцами, от запаха которых у нее потекли слюнки. Ничто из этого не казалось отравленным, и, помимо этого, она не думала, что Туджиязай захочет ее отравить, раз уж она теперь в его власти. Тем не менее сначала она сделала нерешительный глоток чая, проверяя, не поперхнется ли она или не пойдет ли пена изо рта.
Но ничего из этого не произошло, и Миуко с жадностью принялась за завтрак, потому что ничего не ела со вчерашнего обеда.
Утолив голод, она решила заняться гигиеной.
Она разделась перед зеркалом и положила руку на живот. В отражении проклятие пересекало ее талию, напоминая береговую линию с песком и ярко-голубой водой.
Окуная мочалку в таз, она заметила, что кончики пальцев на правой руке тоже стали цвета индиго. Миуко осторожно потрогала каждый из них, вспомнив, как поймала за руку Гейки, прежде чем тот отвел Роройшо в лес.
Возможно, он станет последним человеком, которого она когда-либо коснется, и он был где-то там. Возможно, даже ранен.
«Или мертв», – сказал внутренний демонический голос с неуместным ликованием.
Миуко прогнала эту мысль. Выхватив мочалку из воды, принялась оттирать грязь и пыль со своего тела. Чай взбодрил ее рассудок. Это хорошо. Ей понадобится вся ее сообразительность и многое другое, чтобы сбежать из башни.