У черта на куличках
Шрифт:
– Что это за место? – тихо спросил Шего.
– Очень старое, – задумчиво произнес Крола, кисло оглядев комнату. – Поищу дров. А ты давай поаккуратнее тут.
– А ты – там. – Змей кивнул на черноту за дверью.
– Провидцу тьма не помеха, – сказал Крола и, подмигнув Шего, скрылся где-то в безглазой тьме.
Змей переступил через порог – низкий проем заставил его поклониться. Комната была бы значительно просторнее, если бы не огромная печь, сделавшая ее тесной, как какой-нибудь раздувшийся и мешавший всем остальным орган. Слева висел умывальник, раковины под ним не было, чтобы рассмотреть это, Шего пришлось поднести огонек опасно близко к конструкции. Вдруг где-то в оставшемся мраке разорвался гулкий мокрый
Ты не должен бояться. Не должен бояться. Тебе просто нельзя бояться. Хватит бояться. Никогда больше не бойся.
Заклинание не действовало – страх не уходил, омерзение тоже, росла одна злость.
Шего отступил от кровати поближе к печи, заглянул в источавшую каменный холод дыру за заслонкой, подтянул рукав до предплечья и позволил огню охватить всю руку. Кирпичи откликались на позабытый зов пламени неохотно, как бы отталкивая его, словно не желали вспоминать. Крошки золы, сажи и глины на чугунной плите были похожи на землю Пустоши. Змей потер соринки горящими пальцами.
Крола, прижавший к груди трухлявые дрова, неуклюже внес их и себя в комнату и сбросил ношу возле подтопка – чудовищный грохот взметнулся в тишине, как мука, в которую угодило сито. Шего, колупавшийся в печи, больно ударился о каменный свод, когда услышал его.
– Какого Черта ты делаешь? – спросил он с укоризной, растирая затылок свободной рукой.
– Дров принес.
Шего поднял одно полено. Отсыревшее дерево тихонько зашипело в пальцах, обжигая кожу. «Терпимо», – подумал змей. И через мгновение у него в руке вспыхнул факел, восхитительное потрескивание которого отодвинуло зловещий шум дождя. Он сложил в печь дрова – в три ряда, одно к другому – они тут же схватились, и в комнату клубами поплыл дым.
– Ох ты ж! – Крола подскочил и выставил две заслонки в трубе, черные крошки сажи осыпали ему лицо, но едкий туман всё равно лился в комнату, подобный духу, что не знает дороги домой.
– Засорилась она, что ли?
– Кто? – Шего жадно втягивал дым в легкие.
– Труба! Щас придется всю иллюминацию выключать – не на улице же мне спать!
– Погасить огонь? – ужаснулся змей.
– Ну а как?
– Погоди, дай ей прогреться, уйдет дым, – пообещал он и направил пламя с ладони в трубу.
– Посмотрю снаружи, будет ли тяга.
Провидец снова ушел, оставив за собой вереницу мокрых следов, – округлые блестящие пятна воды и осклизлые комья грязи переливались на полу закатными отсветами огня. Змей стянул с руки вторую перчатку, спрятал в карман плаща и плащ снял, бросив комком на спинку покореженного стула, потом подставил обе ладони чудесному сиянию, питая им всё тело. Труба прогрелась, и призрачный дым свободно потек на улицу. Треск горящих поленьев принес покой, так что Шего перестал обращать внимание на клацающие с потолка капли.
– Ну что, перестало тут так вонять?
Змей вздрогнул: в этот раз провидец вошел так тихо, словно весь он был только голос.
– Спать ложись, – распорядился Крола и сам сонно потянулся. – А я всё-таки немного осмотрюсь. Давно я здесь не был.
Шего снилась Пустошь. И Рэда. В сияющих белых одеждах. Она стирала после зимы огромное алое одеяло. Мутная пена щелока плыла по тазу, собираясь полумесяцем
Морщины же Рае никогда не уходили. С каждым днем они становились всё глубже, а в той, что залегла как расщелина у него между бровей, Шего думалось, можно спрятать крыло крошечной птички. Как-то он даже пытался. Много часов змей хранил невесомый расписной листок мертвой бабочки, которую нашел в Заводи, он хотел показать удивительного зверя колдуну и вбежал вместе с ним к нему в спальню, но Рае крепко спал – тревожная складка у него на лице лишь слегка расправилась. Шего тихонько крался к хозяину, между шагами – пауза, когда он вслушивался в малейший шорох, в мельчайшее колебание воздуха, но Рае не шевелился, укрытый пурпурным пухлым щитом, поверх которого лежали две его белые жилистые руки. Змею казалось, что это на треть отсеченное, суровое и торжественное тело плавает в море собственной крови. Склонившись над казненным, Шего боязливо и спешно сморгнул жуткое видение, сердце его дрожало, он жадно вслушивался – дышит ли Рае – пока когти сжимали сухое мохнатое тельце насекомого.
Темная змеиная тень нависла над колдуном, след от руки отразился на спящем лице серым пятном, ломкие крылья коснулись кожи. Невесомый укол разбил чуткий сон. Рае резко открыл глаза, и от неожиданности змей сжег свой подарок у него на лице. Колдун ударил себя по лбу, как будто его укусил комар, и прохрипел:
– Что ты делаешь?
Шего смотрел на него во всю ширину глаз и не мог вымолвить ни слова.
Рае тем временем сел на кровати, рассматривая пепел в руке, он морщился, касаясь лба кончиками пальцев, и еще раз спросил:
– Что ты делаешь, Шего?
Змей, наконец, перестал ошарашенно глазеть на колдуна и даже смог выдавить из себя нечто невразумительное:
– Я только хотел узнать.
– Что?
– Ничего.
– Буду ли я выглядеть как поп, причастивший лоб раскаленной просвиркой?
– Что?
– Ничего.
Колдун поднялся с кровати, откинув одеяло, и подошел к тазу с водой, стоявшему на столе возле окна. Он склонил голову, вглядываясь в свое подгоревшее отражение, опустил руку в воду и протер переносицу влажными пальцами.
– Я не спал уже целую вечность.
– Прости меня, я не подумал.
– Ты никогда не думаешь. – Рае умылся, снимая с лица обрывки короткого сна.
– Зато ты думаешь слишком много, – выпалил змей, усталость колдуна отзывалась в нем и тоской, и яростью. – Даже во сне тревога так сжимает твое лицо, что они никуда не уходят.
– Кто? – Недоумение влажной пленкой переливалось на коже Рае и стекало прозрачными каплями прямо ему на рубашку, оставляя на белом полотне темные мокрые пятна.