У черта на куличках

Романовъ Елень

– А ты как считаешь? – Змей пристально посмотрел на провидца, лицо которого, неясно очерченное стеклом буфета, было строго и сдержанно.

– Я? Свои его убрали, – повернулся Крола и весомо добавил: – Разумеется.

Шего стало не по себе. Он весь сжался на стуле, как на насесте.

– Как это?

– Да вот так. – Провидец налил воды в чайник и поставил его к огню, Шего еще теснее прижался к стулу. – Надоел он им всем. Своенравный был. Змеям давал выбор: уйти или остаться. Но никто не уходил, все боялись. Особенно после того, как Лир вернулся.

Шего нахмурился.

– Разве

можно получить свободу? А как же хозяин?

– Ямщик может увести так далеко, что никто не найдет. За тридевять земель.

В окне вдруг проклюнулось солнце и осветило комнату слабым призрачным светом. Шего посмотрел на грязные половицы, посветлевшие и от того как будто подобревшие, вытащил из кармана сигарету, затянулся, стряхнул пепел в ладонь.

– Но зачем он вернулся?

– Кто?

– Лир.

На чайнике принялась прыгать крышка (кипящие брызги рвались из-под нее, как грешники из адского пекла), Крола подцепил ручку спущенным с плеча рукавом свитера и унес его к столу.

– А ты-то сам, далеко ушел?

Змей ничего не ответил на это и снова отвернулся к огню.

– И что с ним стало?

– Убили, я же сказал.

– С Лиром, который вернулся.

– Ничего хорошего.

– Почему?

Крола вздохнул, потом выплеснул старую заварку в форточку и налил в чашку свежего кипятка. Чая он так и не нашел и нарвал себе жухлых листов смородины, которые валялись теперь по всему столу.

– Да потому что. Чтобы другим неповадно было. Ты что, не понимаешь ничего? – начал злиться Крола. – В каком мире мы живем? – Он смотрел на Шего так, как будто змей должен был ответить ему на эти вопросы, но тот не отвечал, а всё упорнее смотрел в огонь. – Оно не в жизни, проснись уже, сколько можно? Мы тени, окруженные смертью, и сами – смерть. Если мы будем жить, для себя, для радости, то какими же мы окажемся палачами? Мы никому не нужны другими, для нас нет места – ни в одном из миров.

– Ты когда-нибудь убивал? Хоть кого-нибудь? – спросил змей глухо. – Кроме комаров. Например, собаку? Или человека?

Крола криво усмехнулся:

– Знаешь, я вообще-то люблю пострелять уток по осени.

Шего снова отвернулся к огню.

– Почему ты не спас его?

Провидец уронил чайник на чашку и выматерился.

– От трибунала? Интересно как?

– Ямщика. Ты мог предупредить его. Он бы ушел. За тридевять земель.

Крола сел на стул рядом с быстро растекающимся и быстро остывающим блестящим пятном.

– Я тогда сам был как ты – глупый ребенок. Моя сила еще не проснулась толком. Видел его уже мертвым, а смерти его не видел.

– Как это? – удивился Шего.

– Вообще-то, я не всё вижу.

Крола стал собирать осколки в ладонь.

– Странно.

– Странно, что его смерть не видел никто. Понимаешь? Ни один провидец.

– И что? Если ты видишь не всё, значит, и другие не всё видят.

– Так это не работает.

Крола сложил осколки на краю стола, поднялся со стула, подошел к буфету и вытащил из него одну из тех чашек, что недавно перевернул, ополоснул ее, выплеснув горячую

воду со дна в форточку, заполнил до краев смородиновыми листами и на сей раз удачно залил кипятком.

– У нас есть общее поле зрения, и в этом едином поле мы зрим и прошлое, и будущее. В нем нет ни черных дыр, ни белых пятен. Всё кристально чисто и ясно, но как замысел, целиком, оно ото всех скрыто, доступно же лишь частями. Каждый провидец видит свою крупицу в общей чаше с водой. Когда же все видения складываются в определенный промежуток времени, мы, можно сказать, исповедуемся и получаем доступ к тому, что видел каждый из нас. Как книгу читать, склеенную по страницам.

– То есть… – протянул было Шего, но на самом деле не смог бы продолжить начатое предположение, потому что не знал, что думать.

– Нельзя скрыть совершившееся видение, мы всё равно увидим его рано или поздно, остается только ослепить смотрящего, правда, не знаю как. – Крола сделал глоток настоя.

– И кому это нужно?

Провидец молча допил всю чашку и, вытащив из нее листок, стал жевать его с хмурым видом – в животе у него пронзительно заурчало. Шего встал со стула и, нырнув в печь, вытащил из нее уголек, который зажал в ладони.

– Как же Рае пользуется порталом?

– Понятия не имею.

– Всё равно не понимаю. Это же не единственный такой дом, их же много, что даст смерть одного ямщика? В конце концов, на его место разве не может прийти другой?

– Понимаешь, какая штука… Смерть змея при живом колдуне – явление крайне редкое. Могут пройти сотни лет, прежде чем это повторится. Тогда строят дом и портал из костей зверя, а человек, чтобы продолжать управлять им, получает бессмертие и становится ямщиком. Без него дом – не имеет силы. Чужой, сменщик, не сможет стать ямщиком, потому что не сможет управлять домом.

Крола потянулся к чайнику, но тот оказался пуст – несколько капель упало на дно чашки.

– Но как же бессмертный был убит? – спросил змей.

– На всякую мышку – есть своя мышеловка.

Провидец снова налил воды в чайник и поставил его к огню.

– А мы-то что тут делаем, в мышеловке?

Шего смотрел, как языки пламени обвивают жестянку, бьются об нее, как какие-нибудь морские создания.

– Бессилие – тоже сила. – Крола присел на корточки рядом с печью и стал смотреть на огонь. – Мы здесь, потому что это место давно стерто со всех карт. И всё еще невидимо для провидцев. По большому счету, о нем мало кто помнит. Считается, что это лишь груда бессмысленных бревен. – Он повернулся к Шего и посмотрел ему прямо в глаза. – В целом, так оно и есть, но это – безопасное место.

Змей спрятал ноги в ботинки, стоявшие на полу, и, не завязывая шнурков, прошел к окну, шаркая по полу тяжелыми подошвами, оттянул пальцем нитку с занавеской, посмотрел во двор – шары темных деревьев угрюмо темнели в серой синеве.

– Твои скачки оставляют следы, любой ямщик отыщет тебя, но только не здесь.

– Это мы так бесследно исчезли? – спросил Шего, считывая каждую вонзившуюся в стекло дождинку.

– Насколько это возможно. – Крола обтер пальцем золоченый фарфоровый край пустой чашки.