У истоков Христианства (От Зарождения до Юстиниана)
Шрифт:
ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЦИКЛ ПАВЛА
Кто бы ни был автором тринадцати посланий, которые вошли в Новый завет как послания Павла, главный их смысл в том, что Павел именуется апостолом в том смысле, который этот термин приобрел в общехристианском масштабе к концу I в., когда он был связан с равными, если даже не с большими прерогативами, чем те, которыми обладали претенденты на знакомство с мессией,- таких людей Павел не без иронии называет "столпами" иерусалимской церкви.
Для Павла жизнь Христа на земле не представляла интереса; что на самом деле было важно с его точки зре-{95}ния - это не мессия, "водворенный в теле" (то есть воплощенный во плоти) (2 Коринф., 6), но мессия, преображенный в мистерию спасения. Павел - апостол, потому что видел Христа духовными очами через несколько
Предание рисует Павла рожденным в строгой иудаистской вере: обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, еврей от евреев, по учению фарисей (Филипп., 3 : 5).
Однако все его послания адресованы иммигрантским Общинам Коринфа, Эфеса, Филипп, Колосса, Фессалоник, Галатии, Рима. Из иммигрантской среды происходила также его семья: из Тарса, столицы Киликии, с давних, пор славившейся производством льна, но обедневшей под римским владычеством. Это был центр особого культа спасения, возникшего из почитания древнего бога Тарку.
Ученик знаменитых раввинов, преследователь первых ячеек христиан в Палестине, Павел обратился, по преданию, в веру в "новое благовещение" и очень скоро стал одним из его самых бескомпромиссных толкователей. В одном из любопытных мест Деяний апостолов римский трибун Клавдий Лисий путает его с "бандитом" Тевдой, обезглавленным римлянами после неудачи восстания в пустыне. Его учение проистекает не из человеческого источника (Деян., 26 : 14-18), но прямо от божественного вдохновения; из него он черпает и мотивы тягот, которые он был обречен перенести.
Более всего поражает в эпистолярном цикле, связанном с именем Павла, развитие некоторых положений доктрины, которые не были предустановлены ранее,догматических и обрядовых правил, разрабатывавшихся от случая к случаю, в зависимости от обстоятельств. Ясно, что тут мы сталкиваемся с реальным опытом.
Верующим Фессалоник, важного центра путей сообщения между Востоком и Западом, нынешних Салоник (выпадение первого слога вызвано влиянием турецкого произношения - таким же образом Константинополь был сведен в Стамбул), Павел указывает, что возвращение мессии на землю, конечно, близко, но не неизбежно. Поэтому они не правы, оставляя труд и живя на средства более имущих членов общины. Это задерживает развитие финальной драмы и тормозит начало апостазии, или всеобщего возмущения, которое должно предшествовать приходу Антихриста, как сказано в синоптических евангели-{96}ях; существует, следовательно, в сознании современников что-то такое, что удерживает копившуюся с давних времен ярость от проявления во всей ее силе.
Все это - таинственные намеки, о них говорится едва различимо. Но одно послание Плиния - письмо молодому императору Траяну, написанное в 111 г., помогает нам распутать этот клубок загадок. Обнаруживается, что часть римского государственного аппарата колеблется, выполнять ли требования правоверных евреев и разъяренного плебса, которые хотели бы разом подвергнуть осуждению всех христиан как врагов существующего порядка и виновников наихудших злодеяний. Некоторое время, таким образом, жизнь шла по-прежнему, своим чередом со всей ее рутиной. Все оставались на своих местах и поддерживали существование своим трудом согласно правилу: "Кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фес., 3 : 10), но не отягощай общину.
Но если царство еще далеко, какова будет судьба тех, кто умрет до его явления? Смогут ли и они приобщиться к нему? И этот пункт, который станет впоследствии предметом систематической теологии, рассматривался чисто казуальным образом: пусть верующие будут спокойны: те, кто "уснут" до наступления дня второго пришествия, воскреснут в нужный момент и вступят со всеми остальными в мессианское царство.
УСЛОВНАЯ МОРАЛЬ
И СОЦИАЛЬНЫЙ ИММОБИЛИЗМ
То же самое можно сказать о тех аспектах христианской морали, которые были кодифицированы церковью, превращены в суровые моральные нормы и в конце концов приобрели самостоятельную ценность. Состояние безбрачия (целибат, то есть полный отказ от половых отношений, в том числе и брачных, в соответствии с этими нормами) признавалось наиболее соответствующим задаче достижений совершенства. В центральной
Подобные советы соответствуют, мы бы сказали, переходному времени. После длительного периода приспособления, когда ожидание "парусии", или второго пришествия Христа на землю, затянулось, от временных директив такого рода перейдут к жестким предписаниям целибата ("девства"), которые до сих пор властвуют над столь значительной частью католического мира, особенно же над священниками и женщинами, которые в наибольшей мере испытывают на себе обратное действие этико-религиозной дискриминации нехристианских норм жизни, введенной христианами.
В посланиях Павла - отметим это обстоятельство - отказ от супружества диктуется не аскетическими оценками. В первом послании Тимофею прямо говорится (надо сказать, что одно это свидетельствует против единого авторства посланий Павла), что епископ, глава общины, должен быть женат, но только первым браком (Тим., 3 : 2); это правило и по сей день действует в православной церкви.
В латинской церкви дела пошли совсем в ином направлении.
Не менее показательны ответы на другие запросы современников, в которых отражаются проблемы момента и внутреннее устройство различных общин того времени.
Возможно ли обращение в государственные суды? Может ли быть прощен член церкви, который запятнал себя особенно неприглядными проступками? И должен ли верующий или верующая, которых после обращения покинула супруга либо оставил супруг, воздерживаться от вступления в новый брак?
По всем этим пунктам мнение апостола бесспорно отрицательное.
Христиане, которые "будут судить мир", не должны обращаться к какой-либо внешней по отношению к церкви судебной власти, чтобы решать свои "маловажные дела житейские", поскольку "поставляют" своими судьями {98} "ничего не значащих в церкви" (1 Коринф., 6 : 2-4). Более серьезные нарушения автоматически исключают грешника из жизни общины, и нет этому исключенному возврата назад в общину (1 Коринф., 5 : 11). Брак между верующими и неверующими может быть спокойно расторгнут (1 Коринф., 7 : 15): это как раз тот случай развода, который позже войдет в канонический кодекс под названием "Павловой привилегии". Но ясно, что в посланиях Павла не ставилось никаких доктринальных вопросов: было только стремление найти решение казусам, которые возникали время от времени и всегда решались с точки зрения преходящего характера жизни на земле.
Был и другой большой вопрос о действительности или недействительности для христиан некоторых ритуальных предписаний, унаследованных от иудаизма: обычай обрезания, который Павел решительно отвергает, смешанные браки между евреями и неевреями, которые мораль раввинов рассматривала как акт нарушения чистоты закона, и особенно - потребление в пищу посвященного "идолам" мяса, которое после посвящения идет в продажу на рынок.
В послании к галатам сурово осуждается Кифа, то есть Петр, поскольку по отношению к этим пищевым запретам он вел себя двойственно, "лицемерно" (Галат., 2 : 11-14). Этот мотив - отметим попутно - входит в складывавшуюся тогда враждебную главному представителю "двенадцати" традицию: даже в евангелиях Петр представлен как человек маловерный, робкий, способный отвергнуть мессию при первой опасности. Однако в другом месте эпистолярного цикла сам Павел советует примерно такое же приспособительное поведение: "...если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек" (1 Коринф., 8 : 13).