У смерти два лица
Шрифт:
Я уже почти подхожу к концу дорожки, когда замечаю, что у ворот кто-то есть. Я поднимаю луч фонарика и вижу худощавую фигуру человека, прикрывающего глаза от яркого света. Похоже, он искал кнопку звонка.
— Кейден? — спрашиваю я.
— Анна? Прости, что просто зашел — у меня не было твоего номера.
Я опускаю фонарик:
— Ничего… ничего страшного.
У ворот я набираю нужную комбинацию и отступаю, давая воротам открыться. Вскоре мы с Кейденом стоим лицом к лицу, вновь погруженные в темноту.
— Все не сидится на месте? — спрашивает он, и я чувствую, как он в
— Собиралась немного прогуляться, — уклончиво отвечаю я, понимая, что не готова сказать, куда я собиралась идти.
Кажется невозможным, что я что-то неправильно поняла тогда в Уиндермере, но… Я решаю предоставить событиям идти своим чередом.
— Мне неловко, что в пятницу все так вышло. Я был в странном состоянии.
— Все нормально. Я понимаю.
— Попробуем снова? — спрашивает он, и я киваю в ответ — наверное, даже слишком усердно.
— Мне нельзя далеко уходить. Но если тебя устраивает моя компания, можем посидеть в конюшне, — он входит в открытые ворота.
— В конюшне? — я уже вполне уверена в том, что изучила Кловелли-коттедж как свои пять пальцев, и лошадей здесь точно нет.
— В Уиндермере. Но быстрее будет пройти через деревья. Да и меньше шансов, что мать нас увидит.
Кейден ведет меня обратно по дорожке и через лужайку. Свет в общей комнате дома Беллами погас. Мы идем через густые заросли, в которых в воскресенье скрылась миссис Толбот, и луч фонарика пляшет у нас под ногами. Хоть и стоит непроглядная тьма, но еще всего девять часов вечера, и тут я вспоминаю о «комендантском часе» Кейдена, который, пожалуй, кажется более разумным теперь, когда мне известно о Зоуи. Если подруга твоего сына исчезает без следа, ты сделаешь все, чтобы он всегда был поблизости. Хотя бы даже и только ради собственного спокойствия. Под ногами хрустят ветки и сосновые иголки. И тут меня охватывает дрожь — кто бы ни пришел за Зоуи в ее последнюю новогоднюю ночь, ему не было дела ни до комендантского часа, ни до благонамеренности родителей.
Перед глазами вдруг мелькает размытый образ девушки, очень похожей на меня, одетой в длинное белое вечернее платье с бледно-желтым поясом. Она падает, и ее тело все перекручено. Она молода, ее лицо застыло от ужаса. Оно очень похоже на мое собственное… или на лицо Зоуи. Я роняю фонарик, и он гаснет.
— Анна? — останавливается Кейден.
Я приседаю и лихорадочно пытаюсь нащупать в темноте фонарик и отогнать возникший перед глазами образ. Пальцы находят только сосновые иголки и камни, а из головы никак не выходит это видение или воспоминание. Зоуи падает с большой высоты. Зоуи погибла.
Кейден склоняется надо мной, и бледный свет от экрана его телефона освещает лесную подстилку. Мы замечаем фонарик одновременно и тянемся к нему.
— Извини, — говорит он, когда я резко отдергиваю руку.
— Нет, это ты извини, — я поднимаю фонарик и выпрямляюсь. — Лучше ты его возьми, — я протягиваю фонарик Кейдену. — У меня руки не из того места растут.
Какой-то части меня не терпится рассказать Кейдену, что я только что увидела. Но если это просто игра воображения, то рассказ о моем «видении» может только навредить.
А если то, что я увидела,
Произошедшее вчера в машине, а теперь это… В моем мозгу творится какая-то жуть, и внутренний голос подсказывает, что ради собственного блага лучше держать эти мысли при себе.
Мы снова пускаемся в путь, и через минуту выходим из-за деревьев на неухоженную, заросшую высокой травой лужайку. В немногочисленных окнах с этой стороны дома темно. Кейден поворачивает направо и ведет меня вдоль края Уиндермера на участок за домом.
Вскоре я вижу сооружение, напоминающее сарай. Должно быть, это и есть конюшня. С дальней стороны я вижу небольшой загон для верховой езды. В темноте трудно сказать наверняка, но когда мы подходим ближе, что-то подсказывает, что за этой частью Уиндермера ухаживают более тщательно, чем за самим домом.
Кейден берется за ручку и широко распахивает тяжелую деревянную дверь. Словно читая мои мысли, он говорит:
— Она никого не пускает в поместье, кроме Чарли. Он помогает с лошадьми. Она любит верховую езду, но животные требуют тщательного ухода.
Мы входим в конюшню, и, посмотрев под ноги, я вижу, как Джек радостно жмется к ногам Кейдена, свесив набок язык. Кейден наклоняется, чтобы почесать ему макушку. Мне в ноздри сразу же бьет сладковатый запах сена, густой землистый аромат кожи и запах самих лошадей — они пахнут, как и положено животным. Пахнет деревней.
— Это Джеки О, — Кейден указывает на высокую бурую кобылу в первом стойле. — А это Пайк.
Пайк лишь немногим меньше, и его шкура — серая в белых яблоках. Кейден протягивает руку, чтобы погладить морду Пайку, а я отступаю.
Кейден удивленно смотрит на меня:
— Я думал, всем девушкам нравятся лошади.
— А в вашем модном колледже не учат не делать подобных обобщений? — спрашиваю я.
Кейден смеется:
— Извини. Но Пайк очень дружелюбный конь, правда.
Я оглядываю остальную конюшню. Всего в ней шесть стойл, но остальные четыре, похоже, пустуют. В дальнем конце — запертая дверь. Наверное, там держат седла, корм и все прочее, что обычно держат в конюшне. Верхняя и нижняя створки двери последнего стойла справа закрыты на защелку. Кейден направляется туда, Джек вьется у его ног. Через минуту нижняя створка открыта, и Кейден уже возится внутри.
— Выпьешь? — спрашивает он, появляясь с бутылкой виски и парой банок колы.
Я задумываюсь.
— Только колу, — отвечаю я наконец. — Я пока стараюсь не пить.
Он протягивает мне банку, и я с удивлением обнаруживаю, что она ледяная.
— У тебя тут холодильник?
Кейден ухмыляется:
— В Уиндермере иногда бывает жарковато. Мать занимается ездой только по утрам, поэтому конюшня обычно пустует. Иногда мне нужно где-то расслабиться.
Меня распирает от желания рассказать о встрече с миссис Толбот на дне рождения Тома. Но сейчас мы с Кейденом общаемся без проблем. Легко, непринужденно. Как в первый вечер. Мне не хочется раскачивать лодку.