У Судьбы на Качелях
Шрифт:
Погулять бы выйти, да что-то лень. Позавчера гуляла в садике и разговорилась — тоже беременная, девочку ждет и радуется — девочку в армию не возьмут. А она рада, что у нее мальчик будет, точно ультразвук показал.
Оказывается, они с этой женщиной в одном доме живут, и даже в одном подъезде, только на разных этажах. Ездишь на лифте, вжик-вжик, и никто друг друга не знает.
Ну что он всё вертится, мешает кино досмотреть. Шустрик какой-то! В конце всегда самое интересное. Ну вот, убили такого красавчика! Очень жаль.
Она любила читать романы, вязать под музыку, иногда включала телевизор, но
Она прислушалась к себе, оставив вязание, закрыла глаза и положила руку на живот. Шевелится, растет. Иногда взбрыкивает — наверно, тоже хочется девчонке поскорее родиться. Интересно же — увидеть этот мир.
Она посмотрела программу — сейчас будут мультики. Говорят, они всё слышат, хотя и ничего не понимают. Но кто это знает точно?
Она включила телевизор. «Том и Джерри»… Бедный мышонок, все время спасается. Он очень забавный, но какой все-таки коварный и жестокий.
Она почувствовала внутри шевеление и стала успокаивающе поглаживать живот. Ну хорошо, хорошо, мы не будем это смотреть, да и всё уже закончилось. Посмотрим про «Красную Шапочку»… Ну, Волк тоже хорош, съел бедную девочку. Нет-нет, дальше смотреть не стоит, Волку будут вспарывать брюхо, чтобы выпустить Красную Шапочку, это просто неприятно. Да-да, не ворочайся, давай, лучше посмотрим в окно, там сирень расцвела.
Вот, уже другой мультик начинается… про Дюймовочку. Эти чудные эльфы просто прелесть, не правда ли, малышка? Ох, поосторожней, не надо так толкаться, я понимаю, что ты согласна. Ну, нет, про этого жадину дядю Скруджа смотреть не будем. Давай, послушаем Грига. Ты любишь Грига? А можно вальсы Штрауса, и мы с тобой немножко потанцуем… Вот так, не спеша… тяжеловато вдвоем танцевать, но это вместо зарядки. Ох, устала, даже вспотела. Сейчас посидим, отдохнем, я довяжу это красивое платье для тебя. А потом пойдем приготовим что-нибудь вкусное для нашего папочки. Да и для нас тоже, хотя и не хочется ничего, но мы должны. Доктор говорит, что надо больше есть, а то у худой мамы родится худенький ребенок, а это нам ни к чему. Хорошо, что токсикоз прошел, ну и свинство этот токсикоз, но теперь давление замучило. Мы должны всё вытерпеть, да? Выдержать и родиться в срок. Надо есть фрукты. Но они почему-то невкусные стали. Будем есть апельсин. Нет, не хочешь? И я не хочу. Тогда яблоко, от яблок не должно быть аллергии, да-да, так доктор сказал. А теперь я почитаю этот романчик. Что-то я полюбила их читать, а в телевизоре одни страсти-мордасти, не будем его включать, пусть сам себя смотрит. Я вижу, ты успокоилась. Спи, спи, это полезно — поспать после еды. Я поставлю пластинку, тихо-тихо, а ты спи…
Роды
Но все-таки он родился — куда ж ему деться. Она, совершенно измученная, смотрела, повернув голову, как толстые красные руки возятся на столике с маленьким, молчаливым синим комочком.
— Ну что же это такое, — с досадой сказала врачиха, — не шевелит ни ручкой, ни ножкой. Не хочет, и всё!
Она даже не поверила — он такой буян был!
Врачиха приподняла головку ребенка. Он открыл глаза, опушенные темными ресничками, и глянул на нее. Ей почудилось, что в его черных как маслины глазах, было отвращение. Никогда врачиха не видела таких глаз у новорожденных. Обычно взгляд их туманен и бессмыслен. Глаза ребенка закрылись и уже не открывались. Слабо шевельнулась синяя ручка и замерла. Выражение брезгливости и отвращения исказило маленькое личико и застыло на нем.
— Он умер! — с ужасом вскрикнула роженица.
Врачиха огорченно покачала головой: — Мне кажется, у него поражение мозга… Не жилец был. — А про себя подумала: похоже, что он не захотел жить. Никогда прежде она так не думала об умерших младенцах. Странно очень, но такое у нее было впечатление.
Врачиха оглянулась на другой стол. Там уже всё завершилось. Девочка в руках у акушерки вертела лысой головкой, жмурила глаза от яркого света и беспорядочно дрыгала бледно-розовыми ручками. Роженица лежала без сознания, ее надо было срочно вытаскивать, не потерять бы прямо на родильном столе.
Она смотрела на своего неподвижного мальчика и не могла поверить. Всё было так хорошо, она ведь все девять месяцев не болела, ни о чем не беспокоилась, ела всё, что нужно, только зарядку не делала. почему же это, за что?..
— Ну-ну, не надо так убиваться, — сказала акушерка, — еще родишь, какие твои годы.
— Почему, почему? — рыдала она.
Акушерка, укладывая на ее живот пузырь со льдом, сказала: — Доктор говорит, что какие-то нервные каналы отключились. Почему? Кто знает. И еще сказала, что ему. что-то не понравилось. ну, вроде как не захотел жить.
— Как это?..
Не знаю… я не поняла. Ну, давай, — вздохнула акушерка, — поехали в палату.
Девочка росла, очень похожая лицом и характером на мать, тихая и спокойная, с большими синими задумчивыми глазами. Она любила читать фантастику и приключения, слушать музыку, но не любила ни телевизор, ни компьютер, который купил ей отец, чтобы «развивать ребенка».
В ту пору, когда девочки начинают влюбляться, она тоже иногда влюблялась, но быстро разочаровывалась. Казалось, она что-то искала в тех, в кого ненадолго влюблялась, и не находила. Когда все ее сверстницы повыходили замуж, она все еще была одна. Однажды она поразила мать словами, которые словно нечаянно вырвались у нее.
Мне кажется… у меня такое чувство… оно преследует меня… будто тот, кого я должна, кого могу полюбить. тот единственный… будто он умер… очень давно. И мы с ним больше не встретимся.
Что значит — больше?.. Разве ты с ним уже встречалась? — удивленно спросила мать.
Ответа она не дождалась. После затянувшегося молчания дочь прочитала тихим, колеблющимся голосом:
Я видела тебя во сне,
Тот сон был яркий, золотой,