У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
Отряд следовал шляхом, указанным дедом, то лесом, то полем, пока не добрались до течения Быка. Сделали привал у покинутой Развалюхи, сколько нужно было, чтобы кони подкрепились свежей травой и просохли от пота.
Пока они скакали по долине Быка, вниз по течению, с правой стороны на них глядели бесконечные гряды холмов, а с левой старые ивы и заросли камыша. Погода стояла прекрасная, солнечная. По ночам все было залито сильным лунным светом. Природа встречала путников чарующим изобилием зелени, звенящей трелями соловьев, песнями жаворонков и синиц, перекличкой кукушек и сорок. Из зарослей камыша то и дело взлетали стаи диких гусей и уток, из рощ — гаицы
— До чего ж прекрасным был бы сей мир, если бы человек не наполнял его страданием и злом, — вздыхал Костаке.
Когда поднялись на Гидигичские холмы, усеянные отверстыми каменными пастями, Фэуряну пояснил:
— Скоро будет и Кишинев. Там живет мой приятель Санду Калемындрэ. В прежние времена он содержал там корчму и был известен во всей округе. Молва славила его, словно чудотворный образ. Заедем к нему, подкрепимся, сменим коней. И отправимся дальше — куда он нам подскажет.
Кишинев, притаившийся среди громадных деревьев городишко, с кривыми, утопавшими в грязи и навозе улочками и низкими, осевшими в землю хатками, встретил их хмуро. Народу виднелось мало, лишь кое-где тащились скрипучие телеги. От деревянной церквушки доносился неумолчный звон колоколов. За плетнями лаяли охрипшие псы. Скрипели вороты колодцев, поднимая из земного чрева бадьи с водой. На соломенной крыше старого свинарника кудахтала рыжая курица. Где-то плакал мальчишка, и калека, протягивая руку, выклянчивал милостыню у редких прохожих.
Путники постучали в высокие дубовые ворота. Навстречу им вышел смуглый мужик без шапки. На нем было черное платье и сапоги с голенищами гармошкой.
— Что же за корчма у тебя, хозяин, ежели ворота на запоре, словно в крепости царя Гороха? — спросил Костаке Фэуряну, спешиваясь в середине двора. — Хо-хо, не сын ли ты хозяина Санду Калемындрэ?
— Сын, Дарием зовусь.
— Не по отцову обычаю друзей привечаешь, почтенный Дарие. Кувшином вина да соленой шуткой — иным образом Санду меня не встречал. Куда ж подевался сам?
— Нет больше самого. — Дарие сглотнул комок. — Покинул он нас. Отнесли его мы на кладбище, и вот, звонят по нем каждый день в колокола, в помин души.
Костаке Фэуряну обнажил голову и обратил взор вдаль.
Приказав воинам располагаться на отдых, Костаке и Георгицэ поднялись по кирпичным ступенькам веранды, вслед за Дарие. В просторном зале корчмы повесили кушмы на дубовую вешалку и уселись за стол. Помещение было светлым, увешанным коврами, вышитыми рушниками, на окнах — занавески. Костаке помнил, что цветастая завеса перед ними отделяла зал от большой кухни с широкой плитой и гратарями [77] . Другой занавес, справа, прикрывал двери в хозяйские покои.
77
Решетки для жаренья мяса на угольях (молд.).
— Уж ты на нас, почтеннейший, не сердись, — тихо сказал Костаке Фэуряну. — У нас тоже несчастье, оно нас и заставляет спешить. Скажи нам только, слышал ли ты о случившемся злодействе, дай нам что-нибудь пожевать, и
Дарие выслушал с почтением. Повернулся и молча ушел за занесу, в кухню. Некоторое время спустя возвратился, держа обеими руками округлый сосуд, вроде глиняного горшка. Корчмарь был бледен, кадык его дергался, словно кто-то невидимый его прижигал. Выло ясно, что он схватил первую попавшуюся посудину и сам не знал теперь, что с ней делать.
— Что с тобой, почтенный Дарие? Что тебя так напугало?
Дарие пытался что-то сказать, но сумел лишь слегка пошевелить губами. Глиняный горшок выпал вдруг из его рук и разбился у ног. Звон осколков прозвучал как сигнал. Занавески по обе стороны комнаты вдруг распахнулись, и из-за них выскочили вооруженные люди. Нападающие встали вдоль стен, одни — с саблями наголо, другие — с заряженными пистолями.
Костаке, Георгицэ и мастер Маня застыли на своих местах, с удивлением взирая на незнакомцев и пытаясь сосчитать их взором.
— Сдавайтесь, по-хорошему! — приказал громила в кушме, упиравшейся в самый потолок. — Пожалейте свои головушки!
Мастер Маня мгновенно вскочил. Сунул три пальца в рот и послал наружу отчаянный свист. Вскочили, выхватив сабли, капитан Георгицэ и Костаке. Нападавшие и не пошевелились. Здоровенный мужик хохотнул, похваляясь:
— Напрасно трудитесь, братцы! Ваши воины связаны и лежат рядком. По нашему гайдуцкому обычаю их выведут из городка, разденут догола и отпустят на все четыре стороны. Так что сдавайтесь, пока мы добрые.
Сопротивление было бессмысленным. Костаке Фэуряну бросил саблю на стол. Бросили свои клинки и остальные. Невысокий человек в кожаном кожушке, выскочив вперед, схватил их и передал усатому силачу. Затем пленников ощупали и забрали кинжалы, пистоли и ножи.
Рослый гайдук, по всей видимости главарь, двинулся к ним.
— Меня зовут Ион Кожокару, — сказал он высокомерно. — А господин мой и атаман — Константин Лупашку.
— Будь ты самим Михаилом-архангелом, — отвечал Костаке, — что вам до нас и нам — до вас? Возьмите наши деньги и будьте здоровы. Дорога наша опасная и спешная, так что не гневите бога и отпустите нас не мешкая.
— Разумны и сладки речи твоей милости, старче. Но есть у тебя, наверно, имя?
— Бесспорно. Я — Костаке Фэуряну из села Малая Сосна. А это капитан Георгицэ, слуга его высочества господаря земли нашей. Третий из нас — храбрый воин, по прозвищу мастер Маня.
— Так вот, почтеннейший Костаке. Вы служите своему господину и исполняете его волю. У нас же — свой хозяин, коему мы давали клятву верности, целуя крест и саблю. Под рукой нашего господина живет и сражается лесное храброе войско, так что готовьтесь в путь. Раз уж попались нам такие важные птицы, наше дело доставить вас к атаману. Уж он на вас поглядит, вызнает подноготную вашу, а потом решит: одарить и помочь в деле, за которое вы взялись, либо покачать под дубовою ветвью...
— Ох-ох, господи, — воскликнул Костаке Фэуряну, — много же в нашей земле бродяг проклятых! Слушай, ты, Кожокару чертов: нам нужно настичь одного поганого турка. Пока будем рядиться с вами, он от нас совсем уйдет. И увезет за седлом добычу, коей для нас нет цены.
— Поганый турок, говоришь?
Костаке Фэуряну дернул искалеченным плечом:
— Вы что-нибудь приметили?
— Приметили, почтеннейший, а как же. Наши люди видят все. На сей раз, по моему разумению, вам здорово повезло, вы узнаете об этом чуть попозже... Собирайтесь же! Выступаем!..