Убить волка
Шрифт:
Цзялай Инхо выступил вместе с десятками тысяч своих лучших бойцов, среди которых были и тысячи воинов в тяжелой броне, в том числе неуязвимые Ястребы — еще массивнее и смертоноснее, чем Черные Орлы у Черного Железного Лагеря. И все они атаковали растянувшиеся на тысячи ли оборонительные гарнизоны на северной границе.
Расквартированный северо-западный гарнизон был оккупирован вражескими силами. Ситуация вышла из под контроля, но без приказа от Аньдинхоу, солдаты Черного Железного Лагеря скорее погибнут в бою, чем отступят хоть на полшага. С большим трудом Хэ Жунхуэю удалось продержаться три дня и
И вот в лагерь наконец прибыл гонец от Чан Гэна.
Его Высочество, который прежде не распространялся о своих особых талантах, оставаясь в столице, безукоризненно подделал почерк Гу Юня.
Всего он передал гонцу два письма. Одно на случай, если ситуация в приграничном гарнизоне стабильна, тогда Хэ Жунхуэю были даны указания не обращать внимание на творящееся в столице, а любыми путями — даже при помощи закупок на черном рынке — тайно пополнить склад цзылюцзиня в западных землях, перегруппировать войска и в любой момент быть готовым к битве.
В случае же, если ситуация изменилась и на пограничной территории возникла смута, во втором письме Хэ Жунхуэю было строго наказано не жертвовать людьми ради защиты границы, не рваться в бой, а быстро собирать все силы и отступать на двести ли на восток к крепости Цзяюи [8], где ждать подкрепления.
Если таившийся во тьме враг уже сделал первый шаг, то слишком поздно было что-то предпринимать. Чан Гэн не располагал Черным Орлом. Кроме того, у него было не так много верных людей в Линь Юань, с которыми он мог связаться при помощи деревянных птиц. Даже если бы небеса рухнули или земля содрогнулась, гонец вряд ли успел бы вовремя. Поэтому Чан Гэн просчитал самый худший сценарий развития событий из возможных и приложил все силы, чтобы починить хлев после того, как овцы разбежались [9].
Если в западных землях случится беда, то гораздо сложнее будет защитить и северную границу. Поэтому пока Черный Железный Лагерь отступал, Цай Бинь, главнокомандующий войск центральной части Чжунъюань, получил бы от Чан Гэна другое письмо с приказом по возможности увеличить численность войск на севере и как можно скорее вместе с большим отрядом направить часть своих запасов цзылюцзиня в крепость Цзяюи.
Но Чан Гэн трезво смотрел на вещи: если действительно произошла беда, то этого будет недостаточно.
Горы Тай-шань на юго-западе оставались вне зоны его досягаемости. Хотя Шэнь И управлял войсками в этом регионе, но командующим значился лишь формально и не имел реальной власти. Без указа «Цзигу Лин» он не имел права своевольно собрать войска. Положение Цзананньского военного флота в Восточном море вызывало еще больше беспокойства. Генерал Чжао Юфан являлся ставленником Ли Фэна, поэтому для мобилизации флота одной личной печати Гу Юня было недостаточно.
Чан Гэн предчувствовал, что даже если удастся потушить пламя, охватившее другие регионы, то угроза в Восточном море станет еще одним сокрушительным ударом по Великой Лян.
Трагическая весть от вернувшегося Черного Орла только подтвердила его наихудшие опасения. Чан Гэн сделал глубокий вдох и выпустил последнюю деревянную птицу. Затем повернулся к Хо Даню, у которого на губах запеклась кровь:
—
Когда Чан Гэн добрался до дворцовых ворот, то встретил там Ляо Жаня. У монаха был потрепанный вид, но лицо его оставалось спокойным и безмятежным, словно вне зависимости от того, каким бы важным ни был вопрос, все мирские заботы, точно дымка от сгорающей палочки от благовоний, рассеивались с упоминанием Будды.
Ляо Жань поприветствовал его:
«О, Амитабха, Ваше Высочество четвёртый...»
Чан Гэн с равнодушным видом перебил его:
— Мастеру не стоит тратить слова попусту. Я иду во дворец просить Императора о сохранении жизни, а не собираюсь заставить его отречься от престола.
Выражение лица монаха слегка переменилось, он продолжил на языке жестов:
«Ничтожный монах верит, что Его Высочество поступит достойно».
— Во мне нет ни капли достоинства, — неожиданно четвертый принц отбросил маску вежливого и воспитанного господина и заговорил более откровенно: — Если использовать хребет Циньлин [10], чтобы разделить фронт на северный и южный, то мы потеряем юго-восток и юго-запад. Даже убей я Ли Фэна на месте, это нисколько не остановит творящийся сейчас хаос, не говоря уже о том, что некому будет унаследовать трон. Старшему сыну императора всего девять лет, а императрица — бесполезная, терзаемая недугом женщина, которая лишь формально обладает этим титулом, Цзыси имеет недостаточно прав на престол, а я... — Он холодно усмехнулся: — Я сын коварной маньской женщины с севера.
Ляо Жань посмотрел на него с беспокойством.
— Мастер может не переживать, я понимаю, что в моей крови течет яд. Если бы я поступал, как велит мне сердце, то давно навлек беды на страну и ее жителей. Но пока я ничего подобного не сделал, верно?
Выражение лица Чан Гэна снова переменилось:
— Но сейчас, когда в страну вторглись внешние враги, не время обсуждать это. Вероятно, иностранцы долго планировали нападение. Картина еще не сложилась до конца, но они слишком быстро отреагировали на конфликт в столице. Я подозреваю, что во дворце... возможно, даже в окружении Ли Фэна, притаился шпион. У Линь Юань есть свои люди во дворце?
Ляо Жань посмотрел на него крайне серьезно и ответил:
«Ваше Высочество думает, что...»
Чан Гэн сказал:
— Происшествие в столице связано со нерешенным делом двадцатилетней давности, поэтому северные варвары определенно приложили к этому руку. Среди людей, с которыми сестры-варварки общались в то время во дворце, шпионом может быть кто угодно. Северные колдуны достигли совершенства в искусстве ядов, у них припасено множество хитрых трюков, поэтому не стоит недооценивать даже самые незначительные зацепки.
При словах «сестры-варварки» его голос не дрогнул, будто его ничего не связывало с женщинами, о которых шла речь.
— Я должен был почуять подвох, — прошептал Чан Гэн. — Ли Фэн тогда чересчур опрометчиво освободил Цзялая Инхо, отпустив тигра обратно в горы [11]. Как и ожидалось, тайная подоплека всего произошедшего явно была непростой, но, к несчастью...
Как жаль, что тогда он был слишком юн: сердце его было размером с кулак и могло вместить лишь все те горести и невзгоды, что юноша пережил все в родных краях.