Убийство на дуэли
Шрифт:
— Только дочь.
— А вы?
— У меня свое, выделенное состояние.
— А кто-либо из дальних родственников? Ну хотя бы Григорий Васильевич?
— Нет. Дальних родственников по нашей линии тоже нет. А Григорий Васильевич — это ведь мы считаем его родственником. На самом деле родственных связей между нами не существует, то есть они очень далекие.
— Мария Андреевна, мы уже утомили вас, но еще один вопрос…
— Нет, нет. Спрашивайте все, что нужно.
— Вы не знаете подробностей этой истории с вызовом? Ведь вызов сделал
Княгиня на секунду закрыла глаза, казалось, ответ на этот вопрос требует от нее дополнительных усилий.
— Да, вызов сделал князь… — княгиня опять замолчала, но снова взяла себя в руки. — Дело в том, что мало кто знает… Дело в том, что князь был чрезвычайно вспыльчивым.
— Помилуйте, все знали князя как очень сдержанного и хладнокровного человека, — искренне удивился Бакунин.
— Он был очень сдержан. Он всегда держал себя в руках. Но огромным усилием воли. И были вещи, которые выводили его из себя. Это касается и господина Толзеева.
— Вы имеете в виду выступления в Думе?
— Нет. Отец Толзеева в молодости служил вместе с князем. Они дружили… И имели несколько приключений не совсем романтического свойства. Воспоминания о них были очень тяжелы обоим. Сын Толзеева, узнав об этом и будучи человеком, несомненно, подлым, довел своего отца до самоубийства. Встреча князя с Толзеевым могла закончиться только так, как она и закончилась. Даже Григорий Васильевич не смог ничего сделать. Если бы он не повредил ногу, то вызвал бы Толзеева и стрелялся бы с ним до этой дуэли.
— Он сам говорил вам это?
— Так однажды уже было. Год назад он вызвал человека, который за глаза оскорбил князя и которому князь послал вызов.
— Я не слышал об этом.
— Тогда дуэли были запрещены и все удалось сохранить в тайне.
— А каков же был результат дуэли?
— Григорий Васильевич ранил подлеца и заставил дать слово покинуть Россию.
— Мария Андреевна, мы в самом деле утомили вас. Скажите, мы могли бы поговорить с дочерью князя?
— Думаю, что да. Я предупреждала ее о вашем визите. Посидите здесь, я схожу за ней.
Княгиня вышла из гостиной. Я вопросительно посмотрел на Бакунина.
— Ухватиться как будто не за что. Но общая картина куда как полнее. Особо заметь: ночной посетитель. Чувствую, все в нем.
— Но ведь из кабинета ничего не исчезло.
— Сказать с уверенностью этого нельзя. Он приходил и, по-видимому, сделал то, за чем приходил.
— Но Кондауров подтвердил, что из сейфа ничего не пропало.
— И тем не менее… Открыть такой сейф не представляет особой сложности. Быть может, ночной посетитель хотел только ознакомиться с секретными бумагами.
— Все это похоже на работу германской разведки.
— Возможно.
Глава двадцатая
АХ, ЧТО ЗА ПРЕЛЕСТЬ ЭТА КНЯЖНА! [33]
33
Нечто подобное есть у графа Льва Толстого, насколько мне помнится, в его романе «Война и мир». (Прим. князя Н. Н. Захарова.)
В гостиную вошли княгиня и княжна — дочь князя Голицына Анна Алексеевна. На вид ей было лет семнадцать. Прекрасно сложенная юная красавица в черном траурном платье с необычайно выразительным лицом. Траурное платье ей шло, как, наверное, любой другой наряд. Живые черные глаза, высокий лоб, маленький, четко очерченный, чуть выступающий вперед подбородок — все характеризовало натуру если не страстную, то по крайней мере решительную. Ровным счетом ничего от знаменитых тургеневских барышень. Мы поднялись навстречу вошедшим дамам.
— Бакунин Антон Игнатьевич, князь Захаров Николай Николаевич, — представила нас княгиня.
Княжна чуть наклонила голову в знак приветствия.
— Садитесь, господа, — продолжала княгиня. — Анна, это тот самый господин Бакунин, о котором я рассказывала тебе вчера. Он хочет поговорить с тобой. Это необходимо для расследования убийства князя.
— Да, я понимаю, — сказала княжна, присаживаясь на стул у камина.
Мы с Бакуниным сели в свои кресла.
— Я покину вас на несколько минут, — княгиня вышла из гостиной.
— Княжна, — сказал Бакунин, — мы выражаем вам глубокое соболезнование. Наш долг — найти убийцу вашего отца. Мы просим вас ответить на наши вопросы.
— Конечно, господин Бакунин, — ответила княжна и вдруг спросила, обращаясь ко мне: — Скажите, князь, а вы тоже сыщик?
— Князь помогает мне расследовать это дело, — ответил за меня Бакунин.
— Да, — немного растерявшись от неожиданного вопроса и живости, с какой его задала княжна, подтвердил я.
— Я встречала вас у Югорской, — княжна мило улыбнулась мне. — Вы ведь поэт?
— Нет, — смутился я, — правда, я опубликовал повесть… И бывал на вечерах у Югорской…
— Вы очень сильно выделялись из литературной публики, я запомнила вас. Вы были похожи на человека, без маски и костюма попавшего на маскарад. Вы не будете там сегодня?
— Я давно не посещаю Югорскую…
В салон поэтессы Югорской меня ввел редактор журнала, в котором я когда-то опубликовал свою повесть, так странно воспринятую в литературной среде. Княжны Голицыной я не помнил — скорее всего не обратил на нее внимания, хотя с уверенностью могу сказать, что нас не представляли. Видимо, она наблюдала меня со стороны. В салоне появлялись и мелькали многие люди, совершенно не знакомые друг с другом.