Убийство по-китайски
Шрифт:
– Не виноват я, понимаете? И не докажете вы ничего. Только время потратите и преступника упустите. А впрочем, мне без разницы. Я на убийцу, в общем, не в обиде, хоть он и перебежал мне дорожку.
– То есть план отцеубийства у вас был?
– Ничего вы не понимаете! План, отцеубийство. Громыхаете, как пустая бочка. – Он неожиданно устало затих. – Мне нельзя в тюрьме вашей сидеть, поймите. Дел много. И болен я.
– Вы посмотрите, как неудачно все сложилось. Сидеть в тюрьме не хотите, а придется. По поводу болезни, так вот доктор. Он вас, так и быть, осмотрит, если нужно. Что до прочего, то фактов против вас предостаточно.
– Каких
– Да одно то, что вы под подложными именами жили.
– Мало ли людей… а может, и мало. Да только и это пустое. Имя скрыть у меня другие причины были. Не хотел раньше времени… Глупость, конечно.
– Уж конечно. А скандал с дракой в доме отца перед пасхальной службой? А угрозы его уничтожить? Их многие слуги слышали.
– Он меня тоже убить грозился! – снова взвился Дмитрий. – Или я не человек? Меня можно обвинять, бить, обирать, а чуть я слово, так в тюрьму?
– Смею напомнить, что сейчас в покойницкой не вы! И вообще, Дмитрий Васильевич, учтите, следствию многое известно. Я прекрасно представляю себе, как проведу это дело. И лучше бы вам самому сейчас добровольно во всем сознаться. А если будете упорствовать, то вы меня просто вынудите… у меня не останется выхода, кроме как потревожить одну известную нам даму. Представляете, какой удар? Вызов в суд, показания. Ведь весь город прибежит на такой скандал.
Установилась тишина. Отец Феофан медленно перекрестился. Мы с Борисом переглянулись, одинаково опасаясь реакции Трушникова. Однако тот снова затих. Он сидел, опустив голову, и почти не шевелился, только плечи его слегка вздрагивали. Неожиданно раздался смех. Смеялся Дмитрий. Мы застыли, а он вдруг резко снова стал серьезен. Наклонился вперед.
– Проведете это дело? Даму потревожите? Да вы у меня в ногах будете валяться и в своих словах раскаиваться, – мрачно бросил он Выжлову. – Спорить могу, что будете. Только сразу знайте – я вас не прощу. Последней вашей фразы не прощу. И говорить с вами больше не намерен.
– Как вам будет угодно, – раздраженно кинул тот. – Что вы стоите? – напустился он на конвоиров. – Ведите в камеру. Пусть посидит господин Трушников в холодке.
Трушникова подхватили под руки и повели прочь. Перед дверью он оглянулся, поискал глазами Бориса. Тот, к моему удивлению, кивнул, подхватил свой чемоданчик и поднялся.
– Вы разрешите мне осмотреть Дмитрия Васильевича? – спросил он Выжлова.
– Если считаете необходимым. По мне, так тут одна театральщина. Впрочем, идите. Не держу. Вас, отец Феофан, прошу пройти в соседний кабинет и подробно записать, при каких обстоятельствах арестованный поселился на монастырском постоялом дворе, какие документы представил, а также по возможности подробно описать день убийства и последовавшие за ним сутки. Все, что вспомните. И учтите, сегодня я пришлю в монастырь дознавателя. Он опросит братию. Прошу проинформировать отца-настоятеля и передать ему мой поклон.
Келарь кивнул и вышел, и мы остались с Выжловым одни. Он ходил по кабинету, нервно потирая руки. Мне показалось, что он был смущен и раздосадован.
– Что ж, Аркадий Павлович, неприятная сцена и неприятное дело, – наконец произнес Выжлов, останавливаясь против меня. – Я знаю, что вы тоже вели расследование. И пригласил вас не без умысла. Хотел, чтобы вы сами убедились, что дело закрыто. И, соответственно, мягко, по-родственному, проинформировали Дениса Львовича. Так сказать, режим максимального благоприятствования следствию, и все прочее… А вообще, перешел я
21
Кто рано встает, тому Бог подает (фр.).
Он улыбнулся и сел за свой стол.
– Да, признаюсь, я совершенно ошарашен, – подтвердил я.
– Вы с Самуловичем – дилетанты в нашем деле. Говорю это не в обиду. Да и моих возможностей у вас нет: осведомители, полиция… Разве это дело – вдвоем таскаться по окрестностям и пытаться собирать сведения. Совершенно, на мой взгляд, хаотические сведения. Да вот, например, что вы забыли в Петровском? Что, удивлены? Да не следил я за вами, ко мне информация сама течет. Именно поэтому, уважаемый Аркадий Павлович, каждый должен заниматься своим делом. Сапожник – сапогами и прочее. – Выжлов был очень оживлен, видно было, что после пережитой сцены ему хочется выговориться.
Я не возражал. Столь неожиданное развитие дела сильно меня тогда впечатлило. Кроме того, как человек мало уверенный в себе, я и тогда и сейчас легко соглашаюсь с чьим-либо превосходством. Я кивал и даже поддакивал, чем сильно расположил к себе Выжлова. Он предложил мне чаю и отпустил секретаря.
– Вы не расстраивайтесь. Тут есть место и удаче. – Он наклонился ко мне и многозначительно произнес: – Мне сообщили, что Дмитрий Васильевич в городе… Вы, вероятно, знаете его историю?
Я помотал головой.
– Даже так? Это уж удивительно… Видите ли, с самой первой минуты именно он был для меня подозреваемым номер один.
Я хотел вставить про обвиненного Самуловича, но сдержался.
– Да. Номер один. Только я, как и все, считал, что он где-то далеко, возможно за границей. А как только стало ясно, что он вернулся… В наших архивах сохранилась жалоба старшего Трушникова на сына. Точнее, не жалоба, а по всей форме составленное обвинение в воровстве денег из кассы общества и мошенничестве в организации торгов. Обвинение серьезное, Дмитрию грозила тюрьма, если не каторга, однако ему удалось бежать, и следствие было остановлено. Странно, что вам не сообщил об этом ваш дядя. Он тогда уже был губернатором, и именно он не дал заключить подозреваемого под стражу сразу по получении жалобы. Впрочем, это неважно. Тут я могу понять мотивы. Многие считали тогда, считают и сейчас, я уверен, что дело то было… скажем так, в некоторой части, вероятно… l’affaire a ete fabriquee. [22]
22
Дело было сфабриковано (фр.).
– Но зачем?
– Вы и этого не знаете? Да… Что ж, между нами. Не люблю распространять слухи, но… тут замешана любовь. Сильная, возможно, даже болезненная. Мы с вами молоды, и это чувство нам знакомо. О! Борис Михайлович. Заходите. Как арестант, что скажете?
– Сильное нервное истощение. Здоровье, действительно, расшатано.
– Однако… ничего страшного, я полагаю.
Самулович молча пожал плечами.
– Дмитрий Васильевич интересовался, когда состоятся похороны.
– Похвально. Только вряд ли он сможет их посетить.