Убийство в библиотеке

Рязанов Эльдар Александрович

– Собаки часто переживают глубже, чем люди!
– заметил Ячменев, внимательно изучая вдову.
– Скажите, пожалуйста, как ваша сумка с едой оказалась здесь, в библиотеке?

– Очень просто, - с грустью объяснила вдова, - я приходила сюда за Сергеем Ивановичем где-то в начале первого ночи…

У. Ячменева перехватило дыхание, а в духоте книжного шкафа Фомин и без того едва дышал.

Снова помешала допросу Надежда Дмитриевна.

– Мария Никитична!
– обратилась она к вдове.
– Вносите

десять рублей!

– На что?

– На венок!
– бесстрастно сообщила комендантша, словно не зная, с кем разговаривает.

– Почему там много?
– возмутилась вдова.
– Всегда собирают по два рубля! И потом, - спохватилась оно, - я ведь пострадавшая! Все-таки мой муж умер, а не чей-нибудь!

– Это верно!
– Надежда Дмитриевна не стала оспаривать факты.
– Но вы же здесь работаете. Я думаю, будет справедливо, - пришла она к неожиданному выводу, - сделать вам скидку пятьдесят процентов!

Ячменев только развел руками.

Мария Никитична безропотно внесла пятерку и расписалась в ведомости.

Когда за комендантшей закрылась дверь, Георгий Борисович вернулся к допросу.

– Я подозревала, - начала рассказывать хозяйка Атоса, - что Сергей Иванович находился здесь не один…

– Вы его ревновали?
– стараясь быть деликатным, спросил Георгий Борисович.

– Всю жизнь, - призналась вдова.
– Но я ни разу не имела доказательств его измены. Когда я вчера сюда зашла, и вон в том кресле увидела Сергея Ивановича погибшим, я так огорчилась, что позабыла сумку и вся в слезах побежала к Атосу делиться несчастьем…

– Вы кем работаете?

– Я средний научный сотрудник. Мой профиль - Гоголь, Щедрин и другие. Одним словом, сатира, но ни в коем случае не позже девятнадцатого века.

– Понятно!
– сказал Ячменев.

– Можно, я возьму свою авоську?
– спросила женщина, убитая горем.
– Сергей Иванович привез ее из Новой Зеландии…

– Конечно, - спохватился следователь и с торжеством подумал: «Опять я не промахнулся».

Вдова поднялась, чтобы уйти, но Георгий Борисович задержал ее:

– Какие отношения были у Сергея Ивановича с Антоном Варламовым?

– Он любил его, как младшего брата. Он всех любил. У него было щедрое сердце.

Когда вдова ушла, Фомин сказал из шкафа:

– Она убивала вместе с Антоном! Наверно, у них роман!

– Что вы!
– воскликнул Ячменев, теперь уже без помех, доедая собачью колбасу.
– Вдова старше Антона лет на двадцать.

– Вы отстали от жизни, Георгий Борисович!
– поделился знаниями Зиновий.
– Это теперь очень модно, когда кто-то из двоих, женщина или мужчина, старше на двадцать или на тридцать лет. Кстати, вы заметили, что эта особа не переживает смерть мужа, а говорит исключительно о собаке!

Теперь уже Ячменев поделился с помощником

тонким пониманием человеческой психологии:

– Люди в трауре часто ведут себя не по правилам. Вы, Зиновий, забываете, что такое подтекст. У этой несчастной женщины текст - это собака, а подтекст - потеря мужа. На подобном приеме строится вся современная литература. Люди думают одно, говорят совершенно другое, а читатель должен догадываться.

– Я тут сейчас листаю Тургенева, - сказал Фомин, - так у него говорят то, что думают. Выпустите меня отсюда, Георгий Борисович, я задыхаюсь от недостатка кислорода.

Ячменев вынул ключ из первого попавшегося шкафа и вставил в замочную скважину дверки, за которой томился Фомин. Через мгновение пленник вылез на волю.

Первыми словами свободного гражданина были:

– Разрешите выйти в туалет?

В тот момент, когда Фомин закрыл за собой дверь, фарфоровая ваза сорвалась со шкафа номер шесть, пролетела в трех миллиметрах от головы следователя, ударилась об пол и перестала существовать как произведение искусства первой половины девятнадцатого столетия.

Ячменев не отскочил, не побледнел, не покрылся испариной. Он спокойно взглянул наверх, потом перевел глаза вниз на осколки цветного фарфора и задумался.

Когда вернулся повеселевший Фомин, Ячменев укоризненно сказал:

– Зачем же так хлопать дверью? Видите, от сотрясения упала ваза. Чуть в меня не угодила!

Фомин мгновенно оценил обстановку:

– Я никогда не хлопаю дверьми. Это невоспитанно. Я их закрываю аккуратно. По-моему, на вас, Георгий Борисович, было совершено покушение!

– Но в библиотеке никого не было, - возразил Ячменев.

– Откуда вы это знаете?
– высказал предположение Фомин.
– Может быть, здесь имеется потайной ход? Убийца проник через него, свалил на вас фарфоровую вазу и удрал.

– Может быть, вы и правы… - вдруг согласился Ячменев.
– Они ведь меня предупреждали, чтобы я не совался в это дело!

– Между прочим, - Фомин наклонился к самому уху следователя, - в туалете прячется странный субъект. Он весь дрожит, хотя там очень тепло.

– Не уходите отсюда!
– распорядился следователь.
– Я скоро вернусь. Но будьте осторожны…

Фомин прислонился спиной к двери и достал огнестрельное оружие.

А Георгий Борисович по дороге в туалет встретил комендантшу, которая все еще бродила с ведомостью.

– Извините, что я вас отрываю от общественной работы, но у меня к вам опять интимный вопрос. В библиотеку никогда не существовало потайного хода?

Надежда Дмитриевна отодвинулась от следователя на то максимальное расстояние, которое допускала ширина коридора. Прежде тем ответить, Надежда Дмитриевна выдержала паузу, а затем заговорила со всей серьезностью: