Уголовные тайны веков. История. Документы. Свидетельства
Шрифт:
…Уже после затянувшихся рождественских праздников, во второй половине января, когда кончился пост, поздним вечером в придорожную гостиницу в Териоки постучались двое молодых людей с лыжами и рюкзаками. Их занесло снегом, они едва не обморозились. Это были студенты из Петербурга, жених и невеста, которые на каникулы приехали в Финляндию, чтобы покататься с гор, да вот сбились с пути, устали, проголодались и попросились на ночлег. Их впустили, напоили чаем, расспросили. Обоим было чуть за 20, что с них взять. Зильберберг, который лично расспрашивал путников, махнул рукой – пусть остаются.
Жених с невестой остались, переночевали, но наутро не уехали, а попросили разрешения еще немного пожить: хотелось им пару деньков покататься на лыжах, слава богу, погода наладилась. Что с ними делать, пусть катаются. Зильберберг и на этот раз уступил. Почти неделю пробыли молодые люди в закрытой гостинице, беседовали почти
Полученные Герасимовым сведения от «жениха с невестой» дали не только общую картину нахождения базы террористов, методов их подготовки, но и целый список особо одиозных личностей типа Зильберберга и Сулятицкого, готовых жертвовать своей жизнью и жизнью товарищей во имя идеалов революции. Собственно, эти данные можно было считать самым большим уловом петербургской полиции, самой большой продажей боевой организации со стороны ее руководителя Евно Азефа. Бомбистов после пересечения границы теперь узнавали по приметам и вели до самого «дома». На каждого завели досье, в котором было дано подробное описание внешности, одежды и даже особенностей речи. Затем по плану Герасимова, после того как устанавливались явки и пароли, можно было каждого брать под белы рученьки и, ничего не говоря, везти сначала в Медицинский институт показывать заспиртованную голову в банке. Как на нее отреагирует бомбист?
Как ни удивительно, но одним из первых финскую границу пересек сам руководитель подпольной лаборатории Зильберберг. Это был действительно человек невысокого роста, с черной бородой, с черными, глубоко посаженными глазами – все соответствовало описанию. За ним тотчас отправился филер. Он узнал адрес и явки, а потом, как того требовал Герасимов, вместе с напарником напал на взрывателя, связал его и на карете «скорой помощи» отвез в Медицинский институт. Там схваченного провели в специальную выставочную комнату и показали заспиртованную голову в банке: «Кто этот человек? Говорите, иначе и вас ждет подобная участь». Эффект превзошел все ожидания. Зильберберга чуть не стошнило. Такого он не ожидал. Открывал только рот, ловил воздух. Ему давали нюхать нашатырь, он вертел головой, но признаваться не спешил и фамилию убийцы фон Лауница не назвал. Собственно, особой потребности в его признательных показаниях уже и не было. Его самого опознали находившиеся здесь же «жених и невеста» и подкупленные ими привезенные из Териоки финские швейцар и горничная. Они-то и сказали, что заспиртованная голова молодого человека принадлежит бывшему бомбисту, получившему прозвище Адмирал, он же молчаливый семинарист из Тамбова Кудрявцев, который проходил курс обучения в Териоки.
Так цепь замкнулась – сработал план Герасимова. Вслед за Зильбербергом в руки полиции попался и другой известный социалист-революционер – Сулятицкий. С ним проделали точно такую же операцию: привезли в Медицинский институт и показали заспиртованную голову. И хотя этот опытный бомбист ни в чем не признался, не назвал себя, его также опознали «жених с невестой» и финские швейцар с горничной.
Да, план Герасимова сработал вполне успешно. По сути дела, боевая организация социалистов-революционеров была полностью разгромлена. Все ее члены оказались на учете в полиции. Теперь в Петербурге стало заметно тише. Улеглись слухи, перестали страшить публику газетчики. Состоявшийся закрытый военный суд приговорил обоих террористов – Зильберберга и Сулятицкого – к смертной казни. Правда, в целях полицейской конспирации их истинные фамилии не назывались. Теперь о результатах реализованного плана можно было доложить царю.
Герасимов написал в отчете для государя: «Ваше Величество, одобренный Вами план оказался очень результативным, помогла также и заспиртованная голова. Ее опознали террористы, за которыми мы начали следить еще в Финляндии. Все они признались, установлены их подлинные имена и фамилии. Все они осуждены военным судом. Только вот казнить их надо не под своими истинными фамилиями, а под фамилиями вымышленными, не стоит пугать оставшихся на свободе. У нас есть еще один план…»
Прочитав отчет, царь выразил удовольствие и своими задумками поделился с императрицей Александрой Фёдоровной, или, по-домашнему, Аликс, успокоив ее. Он и себя посчитал участником проведенной операции. Собственно, с подачи императрицы и зародилась у Николая II мысль присвоить полковнику Герасимову, начальнику Петербургского охранного отделения, звание генерала. Пусть и
Ограбление Ленина, или конец банды Кошелькова (1918)
Безусловно, столь известная в 1918–1919 годах своими массовыми налетами и дерзкими ограблениями банда Якова Кошелькова, действовавшая в основном в Москве и имевшая вначале в своем составе около ста человек, при всей ее беспримерной наглости и разбойной хитрости никогда не привлекла бы к себе такого пристального внимания историков и специалистов правоохранительных органов, если бы не знаменитое нападение на вождя пролетарской революции Ленина. Лихие парни сумели ограбить самого председателя Совета народных комиссаров в то самое время, когда советской власти не исполнилось еще и двух лет. Происшествие, безусловно, неординарное, а по нынешним меркам просто сенсационное. За всю трехсотлетнюю историю существования самодержавия никто не ограбил ни одного царя, ни одного премьера. Как же могло случиться такое в стране, где уже не было царя, где власть взяли в свои руки рабочие и крестьяне, провозгласившие новую мораль, честь и совесть, свободную от греха, как они могли допустить ограбление вождя мирового пролетариата?
Владимир Ильич Ленин (1891)
В советские годы столь печальное событие, как ограбление Ленина, понятное дело, всячески замалчивалось. Еще бы, можно ли ставить имя вождя мировой революции в один ряд с именем какого-то бандита-насильника Кошелькова? Подобный факт никак не вписывался в чистую биографию великого борца за освобождение рабочего класса от эксплуатации капиталистов. На Ленина могли совершать покушения с целью его убийства, устранения политически. Такое деяние логически вполне объяснимо и понятно. Но попытка ограбить?.. Больших ценностей он с собой, как известно, никогда не носил. Человек был по натуре вообще непритязательный, хотя и одевался по тогдашним понятиям вполне как сытый и зажиточный буржуа. Носил усы и короткую бородку, котелок. И все же один господин – масштаб не для солидной банды головорезов. А вот его мощный автомобиль – другое дело. Кто мог разъезжать по городу в ухоженной самодвижущейся коляске? По мнению бандитов, только состоятельный делец, фабрикант, недорезанный буржуй, у которого все пальцы в кольцах с бриллиантами, а карманы наверняка набиты золотыми царскими монетами. Не личность сидевших в машине пассажиров, а она сама привлекла внимание налетчиков. Короче, нападение на Ленина, собственно, и породило к самой банде и, особенно, к ее главе Якову Кошелькову неослабеваемый интерес, сохраняющийся и в наши дни.
Все произошло поздним холодным снежным вечером 19 января 1919 года. Заместитель председателя ВЧК Яков Петерс в своем кабинете находился один и уже убирал деловые бумаги со стола. Собирался отбыть домой на отдых. Позади был напряженный трудовой день, как две капли воды похожий на предыдущий: сплошные заседания, обсуждение проблем текущего дня и, главное, поиск мер по усилению борьбы с контр-революционными элементами, террористами и всякими бандитами, которых в последнее время развелось видимо-невидимо. ВЧК не хватало квалифицированных кадров, испытывалась нехватка в вооружении. А всю вину за расплодившиеся уголовные элементы взяли на себя бывшие министры Временного правительства. Именно они в 1917 году в эйфории всеобъемлющей свободы выпустили постановление о полной амнистии для всех заключенных, осужденных до Февральской революции, в том числе и для уголовных элементов. Амнистия, по утверждению тогдашнего министра юстиции Керенского, должна была способствовать «напряжению всех творческих сил народа по защите нового государственного порядка, открывающего путь к обновлению и светлой жизни и для тех, которые впали в уголовные преступления».
Рассчитывали на один результат, а получилось все с точностью до наоборот. Временное правительство, осуществляя якобы благое, гуманное намерение, на самом деле выпустило джина из бутылки. Большая часть из числа освобожденных преступников, а это были десятки тысяч человек, принялась за старое ремесло. Начались повальные грабежи, нападения, убийства. Насильники и грабители, бродяги и пьяницы, выпущенные из тюрем Москвы, Петрограда, Киева, других крупных городов, почувствовав слабость новой молодой власти, не найдя себе подходящего занятия, и прежде всего работы, стали наводить в стране свой уголовный порядок. Кроме того, сотни налетчиков перебрались в центральные районы из прибалтийских и польских губерний. Это произошло в результате эвакуаций тюрем из районов боевых действий. Оперативная обстановка в городе, как докладывали Петерсу, становилась угрожающей. Пьяные дебоширы громили магазины, подвергали нападениям винные склады, совершали налеты на квартиры, грабили жителей, не забывали и районные комиссариаты милиции, куда внезапно врывались и, угрожая бомбами и пистолетами, отбирали у милиционеров оружие, а потом безжалостно расстреливали их.